Разумеется, «Маршалесса» не могла допустить полного разгрома российской армии, да и украинско-натовской тоже. В её программе осиновым колом торчал азимовский запрет роботам причинять хозяевам зло. И всё же запрет можно было обойти созданием ложных целей и преград, что «Маршалесса» и делала. К примеру, появление утечки информации о тайной сдаче Крыма, добытой хакером Минобороны Лавинией Ивановой-Дотык, которую начал защищать айтишник-надзорик Итан Лобов, помогло Старухе обвести вокруг пальца штатных компсихологов (нового вида психологов, занимающихся изучением психики машин), разрабатывающих программы защиты от внешних и внутренних воздействий, а вслед за ними и командиров соответствующих служб надзора и контрразведки. Для них Лобов и Лавиния стали шпионами и предателями, несмотря на осторожные возражения некоторых общественных деятелей и руководителей Русского офицерского корпуса, имеющих доступ к теме. Но пока что у «Маршалессы» были, образно говоря, развязаны руки, и она задействовала все подвластные ей институты.

Для начала Лобов и хакерша были во всеуслышание — ТиВи, интернет, СМИ — объявлены предателями Родины, и всем, кто их обнаружит, следовало немедленно доложить в соответствующие инстанции.

Во-вторых, «Маршалесса» связалась с главами ФСБ, ГРУ, Министерства обороны и командующим северным донбасским фронтом и потребовала усилить контрразведывательные меры. Особенно предлагалось обратить внимание контрразведчиков и надзориков на моменты внезапных выступлений по Сети защитников беглецов, которые могли быть причастными к утечке информации.

И ещё один аспект создавшейся на ровном месте проблемы беспокоил «Маршалессу»: собственно таинственные исчезновения обоих подозреваемых, зафиксированные спецслужбами. Очевидно, они владели неким техническим секретом, дающим им возможность бежать в нужный момент. Именно так выразился эксперт группы надзора, в которой до поднятой шумихи работал Итан Лобов, занимавшийся проблемой борьбы с дипфейками. Ничего особенного эксперт добавить не смог, однако и его замечания хватило, чтобы Старуха вписала в реестр своих насущных задач пункт найти объяснение феномена исчезновения подследственных.

В начале девятого утра она выяснила местонахождение ведущего специалиста Института нестандартных физических проблем кандидата физико-математических наук Сторожевского и связалась с его обиталищем.

Сторожевский ещё находился дома в это время. Жил он в Москве, на улице маршала Бирюзова, в новом двенадцатиэтажном доме комфорт-класса, недалеко от метро «Октябрьское поле», и только-только собирался вставать.

«Маршалесса» его не знала, зато имела дело с отцом Сторожевского. Шестидесятилетний отец физика служил в Главштабе в системе особых поручений и выполнял деликатные распоряжения начальника штаба. Он уже был в курсе происходящего с Лобовым и его пассией.

Представ перед Сторожевским-младшим в виде седой супермодели (из-за чего «Маршалессу» и прозвали Старухой), она выдержала двухсекундную паузу и сказала:

— Доброе утро, Леонид Романович. Надеюсь, я вас не потревожила?

В памяти «Маршалессы» всплыло досье на учёного: завсегдатаем клубов он не был, но с детства отличался сидячим образом жизни, предпочитал работать на удалёнке, просиживая в кресле перед компьютером сутками, семью затевать не хотел, предпочитая ментасекс, и лишь хорошие мыслительные возможности этого человека удерживали его в институте. Ошеломлённый физик, толстяк весом в сто с лишним килограммов, с мясистым лицом и мощным пивоналивным пузом, накинул халат на голый волосатый торс. С экрана компьютера на него смотрела Старуха.

— Прошу прощения, мамми… нет, всё нормально, я уже собираюсь на…

— Что за гаджет, — перебила его носительница ИИ, — имеет гражданин Лобов, который способствует его бегству? Уже насчитывается шесть случаев. В вашем институте не занимались такими разработками?

— Н-нет, — выговорил Сторожевский. — Э-э… какими, простите?

— Лобов явно имеет устройство, переносящее его с помощью телекинетического процессинга с места на место.

— Я не слышал… то есть в нашем комплексе такую задачу никто не ставил.

— Что это может быть?

— Первый раз слышу… — Сторожевский вспотел. — Извините, сразу не сообразишь… Мне бы описать эти случаи.

— Получите все записи и сообщения.

— Ну, возможно, где-то нашли способ воплощения в металле мгновенного перемещения в пространстве. Китайцы хвастались, я читал доклады в «Нойче ньюс». Они и в самом деле передавали информацию и даже какие-то атомы на спутник. Но вообще-то всерьёз с телекинезом никто не занимался.

— Займитесь!

— Что?!

— Получите распоряжение найти способ, поскольку он существует реально. Вы занимались экспериментами с запутанностью, это очень близко к теме. Вопросы?

— Но я не могу так сразу! — вскричал Сторожевский.

— Вам дадут лабораторию и всё необходимое для решения задачи. — Старуха помолчала. — Или хотя бы для объяснения феномена. Начальство института будет предупреждено.

Сторожевский стал бледным, и будь «Маршалесса» человеком, она в какой-то степени пожалела бы учёного. Впрочем, в её планы входило подключение к решению проблемы по крайней мере ещё полутора десятков физических институтов России. Один учёный и даже крупный институт вряд ли смогли бы справиться с задачей, а десять-пятнадцать имели такую возможность. Тем более что проблема была уже кем-то решена, раз Лобов пользовался машинкой.

Подумав об этом, «Маршалесса» снова связалась с директором ФСБ и мягко попросила (что было равносильно приказу) отыскать все контакты и связи Лобова. Была надежда, что он получил гаджет от кого-то, кто сделал машинку для перемещения.

Россия-41. Луганск

18 июля, полдень

Подруга Лавинии по имени Кристина оказалась смышлёной и доброй девушкой: пухленькая, улыбчивая блондинка с ямочками на щеках и детским любопытством в глазах, — и беглецы смогли остановиться у неё на несколько дней. Благо она ни о чём подругу не расспрашивала и удовлетворилась заявлением Лавинии, что их подставили и теперь пытаются осудить.

Жила она в пригороде Луганска, в лесной зоне, не раз простреленной в начале СВО; родители девушки два года назад переехали к родственникам в Краснодар, но Кристина осталась, продолжая работать в системе тылового обеспечения фронта. Поэтому знала обстановку в тылу и на фронте она хорошо и с удовольствием отвечала на вопросы поселенцев.

Дом Кристины нельзя было назвать коттеджем, это была старинная деревенская хата на четыре комнаты со светлицей, построенная ещё полстолетия назад, и пара беглецов разместилась в ней без притеснения хозяйки. Поначалу Кристина хотела поселить их в одной комнате. Однако Лавиния смущённо попросила отдельную, хотя бы чулан, по её словам, и Кристина постелила им кровати в разных комнатах, одной — родителей, второй — брата, погибшего на фронте. Сама она расположилась в третьей, в которой жила всё это время с момента рождения. Она была не замужем, хотя молодой человек у неё был, работал курьером по линии снабжения больниц и аптек.

Итан попросил хозяйку никому не рассказывать о визите гостей, Кристина легко согласилась, и спасавшаяся от преследования Старухи пара почувствовала себя почти в безопасности.

Первые два дня они вообще отсыпались, разговаривая лишь по необходимости. Потом начались бытовые и персональные проблемы, заставившие Лавинию конфузливо напомнить надзорику о том, что она взрослая девушка и что ей необходимо иметь смену белья, одежды и обуви. Если Кристина на первое время смогла снабдить её интимными вещами и халатом, то в дальнейшем это превращалось в неуютное положение заключённого в СИЗО. «Хамелеон», как военные люди называли боевой спецкомбинезон, в котором беглянка провела почти полторы недели, надевать не хотелось категорически.

Итану тоже надоело носить свой защитный бронированный костюм, тем более что аккумулятор «хамелеона» разрядился, лишив костюм некоторого функционала, и молодой айтишник, спец по борьбе с дипфейками, с удовольствием переоделся в предложенный хозяйкой домашний пижамный комплект отца. Он был как минимум на размер меньше, чем нужно, однако приходилось довольствоваться тем, что есть.

На третий день своей отсидки «на воле, но в тюрьме» они начали соображать, что делать дальше.

— Мне нужны личные вещи, — ещё раз потребовала Лавиния, сидя за столом на кухне, когда они позавтракали и пили кофе.

Итан с вожделением посмотрел на подругу.

Фигура у хакерши была хоть на подиум, и невольно в памяти появлялись образы Снежаны, любимой женщины Тараса из двадцать третьего реала, и Стефании, подруги Иннокентия, обитавшего в восемьдесят восьмой ветви. Вкусы у «близнецов» были практически одинаковыми, все Лобовы, по сути, являлись одним человеком, появившимся в утробе матери в матричной реальности и лишь потом при разветвлении Вселенной обретшим самостоятельный путь развития и роста. И всё же каждый из них в своём родном реале нашёл подругу, удивительно похожую на других. Нельзя было сказать, что Лавиния, Снежана и Стефания сёстры, но их отличия лишь подчёркивали основные параметры совпадений.