— Я здесь с вечера, — ответил Шелест. — Последним, с кем общался, был майор Веселов, но это было в пять утра.
— Вот в шесть ты и убыл на задание! Согласен? Похоже, это единственное решение. Через пару дней здесь всё подуспокоится, и ты вернёшься. А там посмотрим. У тебя должен быть безопасный канал перехода.
Шелест сжал зубы, переживая холодок в груди. Канал у него был, но бежать не хотелось, хотя сидеть в СИЗО не хотелось больше.
— Через Белоруссию…
— Баглай должен был вернуться по этому каналу?
— Ну… да…
— Задействуй запасной.
— Запасной — через линию фронта.
— Это хуже, но решаемо.
Пришла мысль о Снежане, пропавшей вместе с мстителями из ЧВК «Бах». Где они? Куда девались, как привидения? Ведь не погибли же, раз не оставили никаких следов…
— Я готов! — выговорил Олег твёрдо.
— Собирайся! Кому из своих спецов ты доверяешь больше? Из тех, кто близко?
Шелест перебрал в уме помощников.
— Лейтенанту Савельеву.
— Звони, подбери экип, доки, всё, что надо, и дуй на фронт в распоряжение командира бригады «Ахмат». Я его предупрежу. Чеченцы помогут вам с переходом.
Шелест встал, помедлил, пожал протянутые руки.
Чащин выбрался из-за стола, подал свою.
— Ни пуха, полковник!
— К чёрту! — Шелест повернулся и вышел, высокий, широкоплечий, ощутимо сильный, уверенный в себе.
— А он не сбежит к немцам? — криво улыбнулся Смирницкий.
Утолин покачал головой.
— Олег человек РОКа! А эти ребята не сдаются и не предают.
Луганск‑23
12 июля, 16 часов пополудни
День. Жарко, душно. Солнце за облаками. Пахнет сеном, землёй, горелым деревом… и трупами.
Холмы, надоевшие лесопосадки, тоже сгоревшие до основания, обугленные стволы деревьев, ржавые и чёрные остовы сгоревших боевых машин, воронки одна на другой и трупы, трупы, трупы…
— Безумство! — выдохнул Ларин, обшаривая поле округлившимися глазами. — Это Луганск?! Не верю! Где мы, командир?!
Тарас, не отвечая, прогуливался по коричневой, с чёрными полосами копоти, траве.
Снежана споткнулась о труп, отскочила.
— Пречистая Дева!
— Позвони кому-нибудь, — нервно посоветовал лейтенант, также чувствовавший себя не в своей тарелке.
Тарас включил рацию, попытался вызвать Шелеста, но ответа не получил.
— Снежа, твой брат не отвечает, попробуй ты.
Девушка дотронулась до пуговки на воротнике «барсика», начала повторять имя Шелеста, но вскоре замолчала.
— Тихо, как в…
— Морге, — договорил Михаил.
Никто на его мрачную шутку не отреагировал.
— Может быть, это не наш Луганск? — с надеждой проговорил лейтенант. — Иннокентий говорил, что мы переходим в ту же точку пространства на Земле, откуда стартовали. Реалы все нанизаны на одну линию координат. Ты ведь мог ошибиться? Пробовал ведь в первый раз.
— Я абсолютно уверен… — Тарас переборол мысль осадить Кота, — но мог и ошибиться.
— Тогда этот пейзаж всё объясняет. Тут пару дней назад происходило мамаево побоище. Непонятно, почему не убрали трупы. Кстати, судя по голубым повязкам на рукавах, это лежат укропы.
Тарас и сам уже сообразил, что убитые на поле принадлежат к украинским формированиям, и слегка расслабился. Российские солдаты всегда уносили раненых и павших товарищей с собой.
— Кстати, вам не надоело таскать на себе комбезы? — спросил Ларин. — Может, сменим на цивильные шмотки?
— Носить «барсы» в наших условиях нормально, — возразил Тарас, стараясь подальше держаться от трупов. — К тому же это защита. А в‑третьих, переодеваться негде и не время.
— Надо уходить отсюда! — сморщила носик Снежана. — Запахи просто непереносимые!
— Амбре знатное! — согласился Михаил, сплюнув. — А вообще странно, что «двухсотые» лежат так долго. Обычно за нациков убирали трупы мы. Может, это серая зона?
— И артиллерия молчит…
— Вот-вот.
Тарас нашёл с краю лесополосы упавшее дерево, присел, шлёпнул ладонью по стволу.
— Присядьте.
Снежана поколебалась, но последовала совету.
Ларин остался стоять, бдительно держа руку на рукояти автомата.
— Давайте рассуждать здраво, — продолжил Тарас. — Первое: я целился в наш двадцать третий реал, и, хотя очевидно промахнулся, мы вышли где-то в соседних реалах, то ли в двадцать втором, то ли в двадцать четвёртом. Второе: все реалы рождены матричным, поэтому запутаны меж собой и во многом идентичны. А это, в свою очередь, означает, что в них должны быть все мы, а также наши знакомые и родственники, а главное — должны сохраниться номера телефонов и коды раций. В таком случае мы можем связаться…
— С самими собой! — хохотнул Ларин.
— С собой вряд ли, хотя чёрт его знает, какие сюрпризы ожидают нас от этой запутанности. Предлагаю следующее: попытаться через спутник установить контакты со всеми, у кого могут быть рации, поскольку мобил у нас нет.
— Я покличу своих! — загорелся Ларин. — Штопора, Соло, капитана Дербенёва.
— Но радиус раций ограничен, — напомнила Снежана. — Если над нами не висит спутник, никому ты не дозвонишься.
— Тогда и мы тоже.
— И мы.
Постояли в тишине, пытаясь оживить шлемные рации.
— Олег не отвечает, — сказала Снежана, размышляя. — Я могу связаться с дежурным по Управлению разведки или со своими ребятами, с Костей Савиным.
— Хорошо, попробуй, я же позову Рогожина или дежурного в ЧВК.
— Если твой ЧВК существует.
Снова включили рации, разошлись по леску, просматриваемому насквозь из-за оголённых пожаром деревьев.
Тарас вызвал начальника ЧВК, но Рогожин не ответил ни через минуту, ни через три. Тогда, вспомнив ряд цифр и букв кодовой связи, он набрал номер штаба ЧВК. К немалой радости капитана (номера не изменились!), дежурный ответил быстро, назвав себя:
— Ротмистр Пигунов, кто на заборе?
— Капитан Лобов, — сказал Тарас, пытаясь вспомнить личность ответившего. — Пигунов? Новенький?
— Д-да, — почему-то споткнулся на слове дежурный. — Лобов? Прошу прощения, товарищ капитан… какой Лобов?
— А разве у нас два Лобовых?
— Н-нет… но вы… погибли!
Сердце дало сбой. Такого Тарас не только не ожидал услышать, представить не мог, что в других реальностях может случиться всё, что угодно. Пауза затянулась, он опомнился:
— Была оперативная необходимость… в моей гибели. Я жив. Рогожин у себя?
— Н-нет, в Белоруссии…
— Доложите обстановку.
— Где вы?
Тарас невольно огляделся по сторонам.
— Похоже, серая зона, сотни трупов по всем буеракам.
— А-а… высохшая купянская пойма… укропы попытались атаковать «Абрамсами» и пехотой, их встретили.
— Но фронта не слышно…
— Наши отошли к Курдюмовке, взяли паузу для сбора «двухсотых» и «трёхсотых». Поэтому арта молчит.
— Зачем босс полетел в Белоруссию?
В голосе Пигунова прозвучало сожаление:
— Нас расформировывают. Часть штурмовиков уходит в Белоруссию, из-за чего босс и поехал туда, остальные вливаются в армию под крыло командующего.
— А ты?
— Я остаюсь.
— Ясно. Не удивляйся, если вопрос покажется странным: какой сейчас год?
— Э-э… что?! Год?! Двадцать четвёртый… Вы серьёзно?!
— Месяц?
— Э-э… август… двенадцатое.
— Спасибо, ротмистр, желаю уцелеть.
— Чем я могу помочь? Вас эвакуировать?
— Я сам, будь! — Тарас выключил рацию и несколько секунд неподвижно стоял на чёрно-красной дернине, переваривая новости.
Подошёл растерянный и удивлённый Ларин.
— Знаешь, какой сейчас год?
— Две тысячи двадцать четвёртый. Дежурный сообщил. С кем ты общался?
Михаил страдальчески почесал заросший щетиной подбородок, отвёл глаза.
— С местным Штопором… он под Луганском, но воюет не с «композиторами», а в десантной бригаде. Удивился, когда я позвонил. Не бери в голову, командир… он сказал…
— Что я убит?
Ларин утвердительно мотнул головой:
— Да.
— Дежурный ротмистр Пигунов сказал то же самое и удивился не меньше, когда я представился.
— Ещё бы, тут вообще с глузду съехать можно!
Подошла задумчивая и расстроенная Снежана. В глазах девушки плавились недоумение и печаль.
— Олег погиб!
— Не расстраивайся… — начал Михаил.
Тарас жестом остановил лейтенанта, привлёк её к себе. Она не противилась.
— Это не наш реал, здесь идёт две тысячи двадцать четвёртый год. А значит, погиб не наш, а местный Олег.
— Я понимаю, но всё равно жаль.
— Я тоже погиб.
Снежана отстранилась, заглянула в глаза, криво улыбнулась:
— Поздравляю, похоже, мы тут все «двухсотые».
— Не все, Шалва жив, — сказал Ларин. — А ты как попала в «двухсотые»?
— Меня захватили… то есть эту Снежану, в Харькове, Олег взял двух разведчиков и попытался освободить… так и погибли вместе со мной.
— Какой-то адский реал попался! — помрачнел Ларин. — С кем ты разговаривала?
— С дежурным по Управлению капитан-поручиком Губиным.
— Ты его знала? Я имею в виду там, в нашем реале?
— Нет.
— Ладно, не переживай, я думаю, все мы мертвы в том или ином варианте. Но ведь наверняка в других живы?
Снежана бледно улыбнулась, благодарно сжала плечо лейтенанта:
— Будем искать родственников?
— Не вижу смысла, — покачал головой Тарас. — Они не скажут ничего нового. Год мы знаем, то есть этот реал практически следующий за нашим. Хотя я не понимаю, почему здесь идёт двадцать четвёртый год, а не двадцать третий. Шагнули всего на одну ступеньку — и прошёл год?