Василий Горъ
Альфа-один
Глава 1
Ярослав Колпин
— Заключенный номер а-эр-эс — семьдесят три — четырнадцать — тридцать восемь, встаньте на красную линию и приложите руки к сканерам! Повторяю, заключенный номер а-эр-эс — семьдесят три — четырнадцать — тридцать восемь, встаньте на красную линию и приложите руки к сканерам! — Услышав гнусавый голос искина, раздавшийся из эффекторов системы контроля и наблюдения, я прекратил отжиматься, торопливо вскочил на ноги и, подбежав к двери, занял предписанную позицию. Пара секунд ожидания — и дверь, еле слышно зашипев, сдвинулась в сторону, а на полу перед моими ногами замигала алая стрелка.
— Заключенный номер а-эр-эс — семьдесят три — четырнадцать — тридцать восемь, следуйте в направлении, указанном красным световым указателем! — приказал искин и, удостоверившись, что я послушно вышел в коридор, заткнулся.
«Интересно, зачем проверять мою личность, перед тем как выпустить меня из камеры? Ведь это одиночка, а я и так под круглосуточным контролем?» — в который раз за неделю, проведенную в блоке «А», подумал я и, увидев, что стрелки под ногами слегка пожелтели, прибавил шагу. Дабы не нарушить еще одно идиотское требование правил поведения в ИУЗТ [ИУЗТ — исправительное учреждение закрытого типа.], предписывающее передвигаться по коридорам со скоростью от шести целых ровно до шести целых и двух десятых километра в час.
Вписался в скоростной режим, дошел до аквариума [Аквариум (жарг.) — лифт, служащий для перемещения между блоками ИУЗТ.], раскорячился перед очередным сканером, дождался, пока за мной закроется переборка, и радостно хмыкнул — вместо того, чтобы провалиться вниз, к зоне для прогулок, пол ощутимо ударил в стопы и повлек меня вверх.
Минус двадцать третий… Минус двадцать второй… Минус двадцать первый… — цифры, сменяющиеся на контрольном табло, мелькали все быстрее и быстрее, а вместе с ними повышалось и мое настроение: «Ну наконец-то выпускают!»
Повысилось. До отметки «почти отлично». И рухнуло в ту же яму, в которой пребывало последние дни: кабинка аквариума внезапно замедлилась и замерла в одном шаге от долгожданной свободы — на минус первом ярусе! Выбросив меня в помещение, чем-то напоминающее грузовой отсек «Муравья» [«Муравей» — армейский грузовой флаер, используемый для перевозки боеприпасов.].
— Заключенный номер а-эр-эс — семьдесят три — четырнадцать — тридцать восемь, подойдите к окну системы выдачи и приложите руки к сканерам! — ожил искин. — Повторяю…
«Окно системы выдачи?» — вслед за ним повторил я и сорвался с места: раз мне собирались вернуть личные вещи, значит, мое заключение действительно закончилось!
Очередное сканирование, пара минут ожидания — и бронепластовая заслонка, закрывающая окно выдачи, медленно опустившись вниз, превратилась в широченный стол, а через мгновение на него выскользнул здоровенный прямоугольный контейнер. Что делать дальше, я знал без всяких подсказок: прикоснулся ладонью к сенсору, и крышка, скользнув в сторону, открыла моему взгляду жалкую кучку того, что было изъято у меня во время ареста: армейский комм, армейскую же «подкову» [«Подкова» (жарг.) — универсальное электронное устройство, представляющее собой нечто вроде очков, на которые транслируется информация с комма. Армейские экземпляры позволяют получать тактическую информацию с коммов непосредственных командиров, могут использоваться как система наведения, прибор ночного видения и т. п. Как правило, используется вне тренировочного процесса и боевых выходов, поскольку там боец пользуется возможностями шлема своего штурмового скафандра.] и нагрудный идентификатор.
Нацепив комм на левое запястье, а «подкову» — на лоб, я шустренько ввел код активации и ошалело хмыкнул: вместо привычного многоцветья тактического экрана перед глазами возникло всего два жалких окна. Серый прямоугольник почтового сервера с мигающим «конвертом» и алый круг с вписанным в него треугольником. Последняя пиктограмма меня порядком удивила, так как сигнализировала об отсутствии связи с серверами ВКС. Чего не могло быть по определению: ИУЗТ «Белые скалы», в котором меня содержали, находилось менее чем в двадцати километрах от базы четырнадцатого полка мобильной планетарной пехоты.
Пока я проверял, не пытался ли кто-либо хакнуть мой комм, левая рука вцепилась в идентификатор, отработанным движением воткнула его в разъем комбеза и замерла, не успев опуститься: вибрации, которую я должен был почувствовать во время включения «краба» [«Краб» (жарг.) — армейское название системы защиты личных идентификаторов.], не было!
В это время снова подал голос тюремный искин — сообщил, что я, оказывается, уже получил все личные вещи, и потребовал, чтобы я вернулся в аквариум.
Естественно, я подчинился и через минуту оказался на шестом этаже — на открытой всем ветрам стоянке общественных флаеров. Где чуть было не оглох от рыка Медведя:
— Яр-р-р!!!
Повернулся, привычно качнулся вправо, нырнул под левую ручищу, скользнул за широченную спину ближайшего друга и сослуживца и легонечко ткнул пальцем в основание черепа:
— Все, здоровья тебе желать бесполезно…
Не знаю почему, но этот тычок словно выдернул из Игната позвоночник — здоровяк, не успевший меня облапить, сгорбил плечи, потерянно махнул ручищей и глухо буркнул:
— Эти суки тебя слили…
— Что?
— Уволили тебя, вот что!
— Кто? — не поверив своим ушам, выдохнул я. — Бардин?
— Нет, та падла из штаба ВКС… Ну, которая впряглась за Слизняка… — прошипел Медведь и смачно сплюнул себе под ноги.
Он не шутил. Совершенно точно — уж кого-кого, а его я знал как облупленного. И чувствовал, когда он серьезен, чуть ли не лучше, чем он сам. Поэтому я поскреб скулу и криво усмехнулся:
— М-да-а-а…
— Это еще не все… — приобняв меня за плечи и подтолкнув к флаеру, буркнул Игнат. — Адвокат Слизняка представил суду счет на лечение его подопечного. Хочешь, озвучу сумму?
Само собой, я хотел, поэтому кивнул.
Он ответил. Но только после того, как мы влезли в салон и задвинули за собой дверь:
— Шестьсот семнадцать тысяч сто девяносто восемь кредитов!
Я не поверил своим ушам:
— Сколько-сколько?!
— Шестьсот семнадцать тысяч сто девяносто восемь…
— Так, постой, я сломал ему челюсть, несколько ребер, ногу в колене, четыре пальца на правой руке и выбил пару зубов! Все это лечится за трое суток даже в капсуле стандартного армейского регенератора и кредитов за восемьсот!!!
— Судя по тому, что написано в счете, одно ребро проткнуло легкое, второе — почку, третье — селезенку; осколки зубов почти оторвали язык, а удар в челюсть привел к серьезнейшему кровоизлиянию в мозг, которое чуть было не повлекло за собой летальный исход…
— Бред!!! — возмутился я. — Я им что, «шланг»? [«Шланг» (жарг.) — первокурсник Академии планетарного десанта.]? Если бы я хотел проткнуть ему легкое или порвать селезенку, сделал бы это качественно! Так, надо поднять записи УСК, провести экспертизу…
— Записей нет, — перебил меня Игнат. — И не будет: говорят, какой-то сбой на сервере… А насчет экспертиз — эти твари их УЖЕ провели! Причем не одну, а сразу две. Одну из которых подписал не кто-нибудь, а ведущий хирург «BNT-Vita»…
У меня пересохло во рту: оспаривать заключение такого авторитета было бессмысленно.
— Яр, счет неверный, но «опустить» того, кто его состряпал, скорее всего, не получится: сетевой безопасностью клиники занимается компания «FRTP»…
— Ты уверен?
— Червь пытался. И еле унес ноги… — вздохнул Игнат. — Второй раз пробовать отказался…
Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и вспомнил перекошенное лицо Слизняка и его слова: «Завянь, Шило, или проклянешь миг, когда родился!» Услышав скрип зубов, Игнат шлепнул ладонью по моему колену и успокаивающе пробасил:
— Не зависай, прорвемся! Алька твоя под постоянным присмотром…
— А она-то тут при чем? — не понял я.
Он помрачнел, но все-таки раскололся:
— В ночь со среды на четверг кто-то пытался вскрыть дверь в вашу квартиру, предварительно закольцевав информацию, поступающую на сервера УСК [УСК — универсальная система контроля.] всего квартала…
— И? — сжав кулаки и подавшись вперед, спросил я.
— Я был в смене, а у нее дежурил Кот… — виновато опустив взгляд, вздохнул Медведь. — Утверждает, что кого-то зацепил, но покидать квартиру не стал, побоялся оставлять ее одну…
— С-суки… — прошипел я. — Поймаю — вырву позвоночник…
— Ты. Никого. Ловить. Не будешь. Понял?! — выделяя каждое слово, прорычал Игнат. — С твоей нынешней категорией — это самоубийство!!!
— Н-не понял? — ошеломленно выдохнул я и, не дожидаясь ответа, надвинул на глаза «подкову».
Уведомление департамента социальной справедливости, как обычно, поблескивало золотом. А вот его содержимое смердело: оказывается, по ходатайству гарнизонного суда меня понизили с С-1 [С-1 — привилегированный средний класс.] до D-6! Причем не как-нибудь, а с гнусненьким таким дополнением «Без права апелляции»…
Кое-как переварив эту новость, я зацепился взглядом за десяток уведомлений из банка, открыл самое последнее и онемел: искин «Bank of Ledvar» сообщал, что с моего счета списано шестьсот тридцать семь тысяч сто девяносто восемь кредитов, а остаток средств составляет одну тысячу шестнадцать монет!
Перечитав уведомление раза три, но так и не поняв, откуда у меня вдруг появились такие деньжищи, я наконец догадался заглянуть в предыдущие. И, увидев фамилию отправителя первых же двадцати пяти тысяч, мысленно застонал: недостающие четыре с лишним сотни, необходимые для моего освобождения, собирали всем подразделением!
Минуты через три я знал точную сумму, которую мне подарили, — четыреста пятьдесят тысяч кредитов. Эквивалент сорока пяти удачных боевых выходов или двадцати двух с половиной «упокойных» [«Упокойные» — жаргонное название пособия, получаемого семьей офицера ВКС в случае его гибели во время боевого выхода.]. Безумные деньги для отставника, только что получившего D-6…
Следующие пару минут я невидящим взглядом пялился в боковой экран и пытался понять, что делать дальше. Категорию «D-6» можно было считать приговором. Нет, де-юре ее «счастливый» обладатель имел те же права, что и владелец категорий от «A-1» до «C-6», но де-факто был обречен влачить жалкое существование где-нибудь в трущобах. И, все глубже и глубже насаживаясь на крючок социального пособия для малоимущих, мечтать о чуде…
Мысль о том, что у меня, отставного офицера, есть неплохой шанс завербоваться в армию рядовым, а через пять лет беспорочной службы получить D-2, умерла, толком не родившись. Для этого потребовалось всего-навсего открыть файл с заключением гарнизонного суда и внимательно перечитать последнюю строчку приговора: «Без права службы в вооруженных силах КНС».
Настроение, и без того никуда не годное, стало еще хуже, а память услужливо напомнила некогда слышанное изречение: «D-6 — не дно, а потолок, выше которого не прыгнешь…»
Выбросить его из головы оказалось на удивление сложно, и я, морально устав его повторять, попробовал отвлечься — внес в «напоминалку» комма имена всех тех сослуживцев, кто поспособствовал моему освобождению, от первой и до последней строчки изучил уведомление ДCC [ДСС — Департамент социальной справедливости.], а затем догадался заглянуть в приаттаченный файл. И на некоторое время завис — легонькое, в один мегабайт, дополнение сообщало, что в течение двух дней мне надлежит освободить занимаемую жилплощадь и переселиться в квартиру, соответствующую моему новому социальному статусу. Адрес квартиры прилагался — семнадцатый округ Арджвиля в просторечии называли Клоакой…
Минут через двадцать, уронив флаер на крышу моей башни, Медведь мрачно вздохнул, шваркнул кулаком по сенсору открывания ящика для аксессуаров, вытащил из него пару коробок и кинул мне:
— Держи, пригодится…
Потом скрипнул зубами и добавил:
— А эти — сдай…
То, что это не его блажь, а требование командира подразделения, было понятно без всяких объяснений. Так же как и то, что Игнату пора на боевое дежурство. Поэтому я, не тратя времени зря, кивнул, сорвал с себя комм, «подкову» и идентификатор, аккуратно положил их на пассажирское сиденье и, пожав протянутую руку, выскочил наружу.
— Шило, стой! Не тупи!!! — взвыл Игнат. — Куда ты без связи?!
— Задумался и забыл… — виновато улыбнулся я, влез обратно в флаер и сгреб с сиденья обе коробки. — Все, теперь лети!
— Фу-у-у… — облегченно выдохнул Медведь и заулыбался: — А я уж подумал, что тебя контузило [Контузило — аналог нашего «сорвало крышу».]…
— Не дождетесь… — фыркнул я и неожиданно для себя самого ткнул его кулаком в плечо: — Спасибо… И тебе, и парням, и командиру.
— Да ну тебя, Яр! — виновато вздохнул Игнат и сорвал флаер с места, а я, проводив взглядом стремительно удаляющуюся точку, неторопливо добрался до лифта, ткнул пальцем в сенсор вызова кабинки, дождался ее прибытия и вошел внутрь.
За время моего отсутствия антивандальное покрытие украсилось двумя новыми творениями — флуоресцирующим изображением сказочного дракона, кажется, из вирт-сериала о Баги-молотобойце и крайне информативной надписью «Муха — овца».
Задумчиво оглядев разукрашенную стенку, я вдруг пожалел о том, что авторы не работают в творческом тандеме: изображений дракона я видел предостаточно, а вот загадочное создание, которое можно было нарисовать по мотивам второго изречения…
«Может, написать, что народ ждет плодов их соавторства?» — подумал я и тут же выбросил из головы мухоовцу: лифт остановился, и мне надо было выходить.
Вышел. Добрался до двери в нашу квартиру и задумчиво уставился на механический замок, невесть откуда взявшийся на месте стандартного сканера, украшавшего нашу дверь с момента вселения.
«М-да… Эту железяку код-граббером не вскроешь…» — мелькнуло в голове. В этот момент дверь дрогнула и убралась в стену, а до меня донесся заунывный вой солиста «Nan-Yoy», исполняющего балладу с душещипательным названием «Alone».
«Алька дома…» — подумал я, дотронулся до сенсора закрывания двери, дождался, пока створка встанет на место, и, почувствовав едва заметное дуновение со стороны кухни, усмехнулся:
— Спрут, ты?
— Угу… — односложно отозвался снайпер, бесшумно выскользнул в коридор и вопросительно уставился мне в глаза: — Ну как ты, Яр?
— У меня есть три желания…
— Первые два я знаю: поймать Слизня и убить Слизня… — ухмыльнулся он. — Их, как ты понимаешь, выполним мы. А третье?
— Поваляться в ванне. Эдак с часик…
— Что, прямо в комбезе?
— Нет, его я, пожалуй, сниму. Но сначала поздороваюсь с сестрой…
Удостоверившись, что я в полном порядке и не собираюсь делать глупостей, снайпер слегка расслабился и ушел на кухню. Судя по запахам, которые до меня доносились, заниматься любимым делом — есть. Я стряхнул с ног осточертевшие ботинки и поплелся на голос Нормана Миррора.
Дверь в Алькину спальню оказалась закрыта. Впрочем, это меня не остановило — раз за ней играла музыка, значит, моя сестрица была в реале: либо с кем-то болтала, либо лазила по игровому форуму.
Когда створка, чуть слышно зашипев, ушла в стену, я ненадолго завис: игровая капсула, занимавшая добрую треть комнаты, куда-то исчезла, а моя сестричка, последние года четыре вылезавшая из нее только для того, чтобы поесть и выкупаться, лежала на диване, надвинув на глаза «подкову», и что-то вдумчиво изучала.
— А-а-аль… — присев рядом с ней, выдохнул я. А через миг утонул в глазах, мгновенно наполнившихся слезами.
— Ну чего ты… Не плачь… Вот увидишь — все будет хорошо… — бормотал я, прижимая к себе содрогающееся тело и пытаясь понять, как остановить приближающуюся истерику.
— Я скучал… Очень…
К дрожи и слезам добавились всхлипывания.
— И… все будет хорошо…
Последняя фраза оказалась не в тему: Алька накрылась подушкой и застонала. Пришлось пользоваться запрещенным приемом: я взял ее на руки и, укачивая, как ребенка, попытался пройтись по комнате.
Как обычно, такого издевательства над собой, взрослой, она вытерпеть не смогла, поэтому уже через пару секунд принялась стучать кулачками по моей груди и требовать вернуть ее на кровать.
Вернул. Начал что-то объяснять, но довольно быстро понял, что в этом нет необходимости: Аля была в курсе решения ДСС. И даже успела ощутить часть изменений, которые принес нам обоим мой переход в D-6:
— «Home-Service» изменили условия договора, и теперь за все, что мы заказываем у них, придется платить вперед… — сообщила она. — Да и не только они — мне пришлось погасить задолженность и внести аванс за энергию, связь, услуги банка, аренду мест для флаеров, использование лифтов и тэ дэ. Жаль, что квартира не в собственности, — они бы на такое не решились…
— Так, постой-ка! — сообразив, что она только что сказала, воскликнул я. — Где ты взяла деньги на все то, что перечислила? У Медведя?
Алька шмыгнула носом и отрицательно помотала головой:
— Я продала капсулу…
— А как же работа и учеба?!
— Какая работа, Яр? — посмотрев на меня, как на умалишенного, фыркнула она. — Квартира записана на тебя, а максимальный канал, который предоставляется гражданам категории «D-6», не тянет даже обычный серфинг [Серфинг — перемещение между сайтами глобальной сети.]!
— Так ты что, уволилась?
— А что мне оставалось делать? Каждый день летать в Варттаун? Или играть на доисторических деревянных счетах?
Я сполз на пол, прислонился спиной к ее кровати и невидящим взглядом уставился в потолок.
Увы, поразмышлять мне не дали — уже через мгновение вокруг моей шеи обвилась рука сестры, а возле уха раздался ее успокаивающий шепот:
— Не расстраивайся: подумаешь, уволилась! Руки-ноги есть? Есть! Значит, работу как-нибудь найду…
