Оставив самострел в кустах, выскочил на дорогу перехватывать коней, чтобы с перепугу далеко не ускакали. Перехватив передних четырех коней, подождал, пока Иван с Сулимом кинут на них пару тел и связанного «языка», и увел их в лес искать подходящее место для обстоятельного разговора. По дороге подобрал свой самострел, маскхалат и прицепил их за луку свободного седла.

— Сулим, перехватывай у меня коней и иди за Богданом. Давид, давай мне тех, что держишь, а сам с Дмитром — осмотритесь тут, чтобы, не дай боже, ничего на земле не осталось. Потом помалу гоните табун вперед, пока полянку или просеку возле дороги не забачите. Там на роздых становитесь и нас дожидайтесь. — Отдав короткие распоряжения, Иван потянул четверку коней за собой в лес. — Дмитро, сбегай сумки пустые и мешки наготовленные мне принеси — и возвращайся к Давиду. — Видя, что Дмитро не понимает, чем ему следует заняться, Иван нашел ему задачу по силам, не стараясь объяснять прежнего поручения. Этим опытный командир отличается от молодого. Не перегружает мозги подчиненным.

Через минуту дорога опустела, из-за поворота появился наш табун лошадей, лениво, шагом продолжающий свой путь в стольный город Чернигов. На полянке мы с Сулимом быстро обыскали мертвых и живых на предмет бумаг с гербовыми печатями, затем начали сортировать добычу. Сперва раздели пленного и привязали к дереву. В один из снятых кошелей ссыпали монеты и драгоценные украшения; доспехи, оружие и верхнюю одежду складывали в мешки.

Пока Иван по экспресс-методике выбивал сведения из пленного, мы продолжали нашу работу. Когда все было разложено и погружено на коней, Сулим подключился к допросу. Обнаружив в лесу неподалеку от нашей поляны поваленное с корнем дерево, перетащил покойников в яму и подошел поближе послушать, что получается у старших товарищей.

У живого гонца обнаружилось два письма от князя новгород-северского и черниговского Дмитрия-Корибута — одно польскому королю, второе князю киевскому Владимиру Ольгердовичу. Все страннее и страннее становится. Вроде помнилось мне, Дмитрий-Корибут был только князем новгород-северским, в Чернигове брат его младший сидел. Никакой самостоятельной роли не играл, полностью был под влиянием Корибута, фактически выполняя функции его наместника. Впрочем, это для нас никакого значения не имело.

О содержании и цели переговоров гонец отвечать отказывался, аргументируя это своей полной неосведомленностью. Но было заметно, что это не совсем так. Он этого особенно и не скрывал, видимо, стараясь разозлить нас, чтобы мы его поскорее прикончили. При взгляде на Ивана с Сулимом создавалось впечатление, что лях недалек от цели. Да и торчать нам тут особого смысла не было: нужно к табуну подтягиваться.

Не дай бог прицепится разъезд княжеский к Давиду с Дмитром — мол, кто такие, что везете, — да и погонят за собой до выяснения всех обстоятельств. Два молодых парня — это не пять, тем более что в разъезде меньше пятерки воинов не будет. Человеческая природа мало поменялась на протяжении веков. Если в наше время таким поведением защитников правопорядка никого не удивишь, то что говорить о прошлых эпохах.

Видя, что скоро ребятам это занятие надоест и они тихо кончат упертого ляха, решил воспользоваться способом, который один раз уже дал положительный результат. Тут главное была неожиданность и выражение лица, которое не дало бы возможности собеседнику понять истинной цели тех вопросов и утверждений, часто взаимоисключающих друг друга, которыми начну его осыпать. С яростным выражением лица, оттолкнув Ивана и Сулима, начал кричать:

— Пустите меня к этому курвому сыну! — С размаху влепил ему левой оплеуху, так чтобы его лицо повернулось ко мне и было видно глаза. — Поход тайный готовите против светлого князя? Думаете, никто не знает, что вы на Гродно идете? Сколько ляхов в поход пойдет? Десять тысяч? Двадцать тысяч? Пятнадцать тысяч? А князья сколько выставят — три тысячи, четыре тысячи? А в поход когда идете — сразу после Рождества? До Рождества? Гарматы огненные будут? Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Ехать пора! Что делать будем? — хмуро спросил нас Иван, молча выслушав эту галиматью. То, как мы с Сулимом татарина допрашивали в свое время, глядя в его ясные глаза, было ему известно. Думаю, и он кое-что понял по выражению лица пленного после этих вопросов. — Кончайте его да и поедем, недосуг тут дальше стоять, — выразил словами мысль, витавшую в воздухе.

С видимым облегчением Иван всадил пленному в горло кинжал, а я накинул веревочную петлю на ногу, оттащил в яму и присыпал их всех толстым слоем палой листвы. Лес был глухой, от города расстояние приличное, натоптанных тропинок не наблюдалось, и представить себе, что кто-то, окромя хищников, отыщет эту яму, было невозможно.

Вскочив на добытых коней и взяв лишних в повод, мы, выехав на дорогу, галопом понеслись догонять свой табун. Через десять минут хода мы выскочили на просеку, пересекающую дорогу, на которой стояли наши кони, а также Дмитро и Давид в окружении пятерки вооруженных всадников. По выражению их лиц было видно, что беседа особой радости им не приносит.

Двое стражников как раз пытались начать шарить по многочисленным переметным сумкам с целью выяснить их содержимое, а по возможности экспроприировать то, что плохо лежит. После того как мы подскакали и взяли стражу во внешнее кольцо, тактически их положение сразу стало проигрышным, чего опытные воины не могли не заметить. Куда ни повернись, за спиной у тебя потенциальный противник.

— Что случилось, хлопцы? Чего хотят от вас эти воины?

Последняя фраза была сказана уважительно, но по оттенку интонации можно было догадаться, что серьезно к этому слову Иван не относится. По индивидуальной подготовке княжьи воины существенно уступали татарам, а из казаков выживали в постоянных стычках с татарами только бойцы, обладающие отменной подготовкой. Да и доспехи наши были намного лучше. Так что никаких шансов в вооруженном противостоянии у стражников не было. А в эту эпоху, да и не только в эту, решающим фактором в удачном для тебя завершении разговора с представителями властей была отнюдь не твоя законопослушность.

— Не знаем, атаман, стояли, вас поджидали, никого не трогали, а разговор с нами ведут как с татями лесными.

— Вы сказали им, кто вы и откуда?

— Сказали, батьку. Сказали, что казаки мы, подданные князя Мамая, едем в славный город Чернигов на базар воинскую добычу продавать.

Формально землями от Черкасс до Черного моря, так же как и всем Левобережьем, вплоть до Крыма, владел могущественный прежде, а ныне уже ослабленный, но достаточно уверенно себя чувствующий татарский клан Мамаев. Формально казаки, жившие на его землях, могли считаться его подданными, чем они и пользовались. Между Литовским княжеством и левобережными татарами были длительные мирные отношения, которыми обе стороны дорожили и попусту друг друга старались не задевать.

— Кто старший у вас будет? Чем тебе мои казаки не сподобились? Аль не слыхал, что подданным князя нашего свободный проезд по Литовскому княжеству и торговать не возбраняется в городах и в других местах торговых?

— Так у твоих казаков на лбу не писано, кто они, служба наша такая — проверять, кто к нам едет, нет ли среди них лихих людей.

— То ты правильно толкуешь. За то, служивые, награда вам от нас за службу вашу справную. — Иван, не стесняясь присутствующих, достал из кошеля серебряную монету и вручил их начальнику. Тот с кислым видом покрутил ее в руках и засунул себе в пояс.

— За такую награду у нас не разгуляешься…

— Так за наградой дело не станет, только помоги нам место хорошее на базаре занять, чтобы мы не в самом краю тулились, как сироты безродные.

— Хорошему человеку помочь можно, сам Бог велел помогать, — неспешно, с задумчивым выражением лица начал рассуждать старший дозора, пока еще две серебряные монеты не перекочевали в его пояс. — Как приедете на базар, найдете десятника охраны Данило Михайловича, скажете ему, что старший разъезда Иван Толока просил место вам справное выделить, — он вам подсобит.

— А как благодарить его, подскажи.

— За каждое место по серебряку, больше не давайте. Если все пятеро торговать будете, значит, пять серебряков готовьте.

— Спасибо, служивый, приходи завтра на базар, расторгуемся — вина попьем, как-никак воскресенье завтра. У вас в воскресенье торгуют?

— А как не торговать, у нас каждый день торгуют.

Как мне было знакомо это общение со слугами народа, и как слабо оно изменилось с течением времени. Единственное отличие — в наше время патрульно-постовая служба и подойти бы побоялась к вооруженным людям, а обирала бы безоружных холопов, которых в эпоху развитой демократии называют «граждане», но относятся к ним так же, как в эпоху разнузданного феодализма.

Переправились на пароме через Десну перед самым городом. Сразу за переправой, возле дороги, в небольшом лесочке стояли, притулившись друг к другу, несколько постоялых дворов. Иван с Дмитром и Давидом, заехав в первый попавшийся, сняли комнату на пятерых, оставили там новую добычу и десяток новых лошадей. Затем догнали нас, пока мы гнали табун на базар.

Базар проходил на главной торговой площади города, рядом с развалинами знаменитой Пятницкой церкви. Небольшая деревянная церквушка, отстроенная на месте развалин, скорее подчеркивала, чем скрывала те разрушения, которым подвергся город сто пятьдесят лет назад и от которых он пока так и не оправился.

Черниговский княжий детинец, стоящий, как положено, на высоком холме над рекой, был обнесен высоким земляным валом и деревянным частоколом с деревянными башнями по углам. Видно было, что сооружение относительно свежее. Из каменных строений домонгольской эпохи относительно сохранившимся выглядел Спасо-Преображенский собор, построенный в двенадцатом веке Мстиславом Владимировичем Удалым, князем Тмутараканским, на территории княжеского детинца и выглядывающий своими куполами из-за частокола.

Город выглядел не намного крупнее, чем Киев, не больше десяти тысяч населения, но базар смотрелся намного бойчее, и купцов и народу толкалось очень много. Но сравнение было, безусловно, некорректно: как выглядел киевский базар в субботу, я не видел. Как и в Киеве, в ремесленных кварталах в основном были деревянные одноэтажные постройки различного назначения, но кое-где возвышались и массивные двухэтажные срубы, выглядевшие как небоскребы в море одноэтажных строений.

Найдя среди торговых рядов Данилу Михайловича, начали объяснять ему, что мы хотим место не только в конном ряду, но и там, где торгуют оружием и доспехами. Поцокав языком и содрав с нас семь монет, он расположил нас в хороших торговых местах и торжественно пообещал, что мы будем тут стоять за эту цену, пока не расторгуемся.

Сулим с Дмитром остались продавать лошадей с седлами и без, а мы, отобрав пятерку основных, по одной оседланной от каждого, тех, что продавать не станем, перегрузили на них все наши сумки с мешками и перешли в оружейные ряды. Там перед нами остро стал вопрос, как демонстрировать свой товар при отсутствии телег, которые торговый люд повсеместно использует в качестве торговой поверхности.

Хорошо, что моим товарищам, как опытным в торговых делах людям, этот вопрос пришел в голову еще по пути, и мы по дороге нарубили кучу жердей. Из этих жердей теперь легко, забив в землю вертикальные столбы, положив сверху горизонтальные, соорудили каркас, на который начали развешивать наш товар.

Сабли, кинжалы, боевые пояса, сагайдаки с луками и стрелами мы развешивали на сучки. В кольчуги и доспехи просовывали палки в рукава и подвязывали на двух веревках, чтобы висели, как на вешалке. Вывесив образцы товара, сложили остальное добро внутри периметра каркаса, а коней вернули под присмотр Сулима. Они с Дмитром за это время соорудили из жердей что-то типа коновязи и уже вовсю нахваливали заинтересованному покупателю лошадей.

Коней на базаре было немного, так что появившийся товар сразу заинтересовал народ. На наше оружие тоже смотрели и щупали заинтересованно — ничего другого подержанного на базаре не было, лишь оружейники выставляли немногочисленные новые поделки. Оно и понятно — оружейники привыкли под заказ работать. От нечего делать только самое распространенное оружие куют, а доспехи, кольчуги делались, как правило, только под заказ и подгонялись под конкретную фигуру: никто дорогостоящее изделие просто так клепать не станет.

Для военных трофеев был не сезон, так что, как нынче модно говорить, в этом сегменте рынка нам конкуренции не было. А поскольку во все времена подержанная вещь стоит дешевле, чем новая, хоть может не только не уступать последней по качеству, а даже наоборот, интерес к нашей выставке был нешуточный.

В этот день заняться какими-то другими делами, кроме рекламы и демонстрации своего товара, не получилось — народ толкался до самых сумерек, но торговлей мы были довольны. Сулим с Дмитром могли всех коней продать, но, продав около половины, слегка подняли цены, чем отпугнули покупателей; мы продали две кольчуги, все пять кожаных доспехов с металлическими пластинами, один пластинчатый доспех, но за три уже получили задаток: завтра покупатели должны были донести остальные деньги. Оружия тоже продали немало, но, увидев, что оно идет быстрее доспехов, слегка подняли на него цену, одежка и обувка особо не шла, но кое-что тоже купили, после того как мы цену скинули. Поступило оптовое предложение от одного из оружейников купить все, что продаем из оружия и доспехов, но он давал цену, которая никого не устроила. Завтра базар похуже, чем в субботу, но тоже, говорят, очень людный.

Поскольку мы целый день питались лишь пирогами, которые носили по базару, назад, на постоялый двор возвращались голодные, но довольные. В Чернигове уже чувствовалось влияние северной культуры, поскольку рядом с постоялым двором нас ждала натопленная баня. Тут у нас вышел принципиальный спор: некоторые товарищи, привыкшие мыться перед сном, хотели сперва ужинать, а я поддержал Ивана, который настаивал, что сперва баня, а потом уже можно ужинать хоть до ночи. Поскольку он был походный атаман, народ нехотя согласился. Иван — единственный среди нас, кто бывал в русской бане. Богдану негде было, а я — кто я такой, чтобы открывать рот по этому поводу? Иван живописал процесс и обещал всем райское наслаждение. Народ недоверчиво слушал, но возражать не пытался.

Поскольку на улице уже стемнело, парились мы при масляном светильнике, с удовольствием растирая себя и товарищей суконками. Мы оказались последними из постояльцев, кто занял баню, поэтому могли напариться вволю, никто не торопил. Вениками нас хозяин выручил — запас у него имелся, — откуда у подорожных веники? Я окончательно утвердился в мысли, что первым строением, которое возведу в нашем селе, будет баня.

Потом мы долго ужинали, запивая холодным пивом горячие блюда, а в конце хором исполнили думу про Керима Вырвыноги. Остальные жильцы и посетители постоялого двора требовали повторить, что мы и сделали, после того как нам выставили еще один жбан пива. Перезнакомились со всеми присутствующими, а кроме нас здесь остановилось еще трое купцов с помощниками, ну и с окрестных сел и городков народу было достаточно.

Чувствуя, что все дошли до кондиции, продолжил свою нелегкую работу, потащив за собой Сулима. Выяснив, что двое из троих купцов посещают регулярно Волынь и Галицию, а один из них даже часто бывает на моей родине в Холмском уезде, начал просить его передать весточку родичам, в наше село. Расписал яркими красками, как удачно сложилась наша жизнь в казацких землях, и просил передать родичам и всем односельчанам приглашение переезжать к нам и бросать свою каторгу.

Второму тоже рассказал много интересных фактов из биографии беженцев с Волыни, используя самые распространенные фамилии, не называя конкретных сел, а лишь их приблизительное расположение. Сами анекдоты про католических священников не рассказывал, но начал расспрашивать о том, что они слышали, не притесняют ли православных на польских территориях. Посыпались рассказы, кто что знает, — тут уже Сулим не выдержал, тихонько поведав, что он якобы слышал от какого-то купца в Киеве, и пересказал им пару моих баек про поведение католических священников, чем вызвал дружный смех слушателей. Засыпал я с чувством, что день был прожит не зря: информация медленно, но верно будет растекаться по стране.

В воскресенье после заутрени народ повалил на базар. Все это время мы провели за сортировкой и развешиванием товара — тоже штука непростая, особенно при продаже: ведь нужно было учитывать права собственности. Я вел три счета. В одном кошельке деньги за амуницию трех черкасцев, которые нужно было разделить между мной, Сулимом и Дмитром, во втором — деньги за мои собственные товары, в третьем — за товары Сулима, которые он оставил на меня. Хорошо, хоть у Дмитра ничего своего не было.

Иван торговал нашей с ним добычей с четырех черкасцев, своими товарами и нашей новой киевской добычей на всю компанию. Одному Давиду была лафа — он продавал только свою и батину добычу, так что у него бухгалтерия была попроще. Как там ребята за лошадей будут деньги разбрасывать, я не мог себе представить, поэтому очень подозревал, что там выведем среднюю цену за коня и за седло и разделим по количеству лошадей и седел, что кому причитается. Тем более что коней особо породистых не было — два полных доспеха с оружием стоили как все наши кони.

Еще вчера мы решили, что в понедельник с утра уносим отсюда ноги от греха подальше. Расчет простой: если гонцов сильно ждали и договор был, что в субботу вечером они будут в Киеве, то в воскресенье вечером прибудет следующая партия гонцов, а в понедельник могут начаться оперативно-следственные мероприятия.

Торчать тут с их лошадьми и доспехами в мешках — это, конечно, круто, но глупо, поэтому решили двигать дальше в сторону Гродно: по расспросам, за три дня рысью мы должны были добраться. Гродно — город не больше, чем Чернигов, но богаче, на севере денег у людей намного больше, чем на юге, поэтому и дрались там не переставая. Но это не мешало оживленной торговле по Балтийскому морю, а где торговля — там и деньги.

Первым удалось расторговаться мне. Распродав все оружие, которое у меня было, доспехи черкасских казаков и один из своих, оставил Давиду продавать один мой оставшийся доспех и один Сулима. Сам, отпросившись у Ивана, побежал искать нашу подводу с остатками киевской добычи и решать кое-какие дела перед отъездом.

Еще в походе выяснил у купца Марьяна, которого мы сопровождали, что у него есть приятель, киевский купец, который часто ездит к казакам в Черкассы на базар. И тогда же договорился с ним, что он передаст через него кое-какие вещи на мое имя и оставит у черкасского атамана. Пересмотрев все, что осталось в панском возу из товара, решил, что это мне сгодится: часть на подарки матери и сестрам, да и другим знакомым женщинам, часть — на производственные дела. Поэтому решил внести за этот товар и воз с лошадьми монеты Ивану в соответствующий кошель, а сам поехал по базару скупать остальные необходимые вещи.

Первым делом искал крицу [Крица — болванки из не очень богатой болотной железной руды.]: под Черниговом в болотах народ издавна руду добывал и крицу варил, — скупил всю, что нашел, вышло килограммов триста. На первых порах хватит, а там свою варить начнем. Чай, крицу варить ума особого не надо, только до руды добраться нужно. Заодно расспрашивал мастеров, нет ли у них учеников толковых, которые домницы строить умеют и крицу варить, чтобы к нам работать пошли, обещал и им, и мастеру хорошие деньги.