— И чего вы от меня хотите? — спросил я. Сам же подумал: «Если он сейчас скажет, что я должен выполнить для него какое-то задание — я его убью. Схвачу эту кружку, выплесну кофе ему на ширинку, а когда он вскочит и схватится за промежность, вколочу кружку ему в лицо с одного удара. Три секунды — и я выйду отсюда. Возможно, мне даже станет немного веселее, это было бы весьма кстати. Осточертело жить в состоянии какой-то серой давящей тоски».

— Хочу знать, кто ты и чего добиваешься, — отчеканил Пенгфей. — А ещё — хочу знать, кто он.

— Он? — Я приподнял бровь.

Пенгфей расстегнул пальто, сунул руку внутрь. Увидев, как я напрягся, усмехнулся:

— Это было бы нелепо с моей стороны.

— Нелепая смерть всё равно остаётся смертью, — возразил я.

— Справедливо. — Пенгфей достал сложенную вчетверо газетную страницу и положил передо мной, постучал пальцем по фотографии. — Он был моим начальником два года.

Я мельком взглянул на газету. Она была старой, трёхмесячной давности, а статья — знакомой. Именно её я заметил в ювелирном магазине в тот день, когда… Когда всё случилось. В ней говорилось о том, что начальник местного наркоконтроля исчез в неизвестном направлении. А с фотографии смотрел господин Фанг. Может, фото было сделано ещё в те времена, когда он не был Киангом. Когда дух Кузнецова ещё не начал игриво меняться с ним телами.

— А теперь, надо понимать, начальник — вы? — спросил я, глядя в окно с деланым безразличием.

— Это не относится к нашему разговору. Я знаю, что Фанг встречался с тобой как минимум дважды. И знаю, что он следил за тобой с тех самых пор, как ты оказался в Шужуане.

— А как он объяснял свои «каникулы»? — спросил я.

— Что? — Во взгляде Пенгфея мелькнуло удивление.

— Фанг — очень занятой человек. И ему наверняка приходилось часто удаляться, бросая департамент на кого-то ещё. Он ведь не самая большая шишка, и такое поведение наверняка кого-то настораживало. Или вся ваша контора — один большой мыльный пузырь, надутый для отвода глаз, и всем было плевать, что делает начальник, лишь бы не устраивал пьяным стрельбу в супермаркетах?

Пенгфей долго смотрел на меня и молчал. Потом сказал:

— Он никогда не исчезал надолго. Но, возможно, я единственный, кто видел, как он умирал.

Настал мой черёд изумлённо моргать.

— Простите… Что?

Глава 2. На паузе

Вернув Ниу с того света, я как будто пожертвовал частью своей души. Именно души, а не духа — теперь я хорошо понимал разницу. И, как я уже заметил, мне действительно сделалось на многое плевать.

Страшно было признаться самому себе, но мне сделалось плевать даже на Кианга. Гораздо чаще перед мысленным взором возникало зарёванное лицо Наташи Смирновой, покрытое кровавыми разводами. Не Кианг нанёс Ниу все эти удары ножом. Не он оставил её умирать. Кианг, чёрт бы его побрал, жизнь свою положил на то, чтобы таких, как Наташа, не было. Вернее, чтобы они сидели на коротких поводках, подавали лапу и жрали с руки таблетки два раза в день. А я жизнь положил на то, чтобы перечеркнуть его старания.

Что в итоге? Ниу в коме уже три месяца, и шансов на то, что она придёт в себя, нет — что бы там ни трещал тот врач. Конечно, он будет рассказывать про хорошие шансы, он ведь знает, сколько я плачу ежедневно за поддержание жизни в её теле. А я буду платить, потому что это — единственное, что я могу сделать ради неё, единственный способ хоть как-то загладить свою вину. Да, свою…

Я не убил Наташу, я не свалил всё на Кианга. Я не позволил себе превратиться в чудовище, которое однажды загонят в угол и пристрелят охотники. Возможно, впервые я просто жил. Плыл по течению, глядя по сторонам, и ждал.

Нет, я не говорил себе, что прощаю Кианга. Не говорил себе, что сделался его единомышленником. Я вообще ничего себе не говорил, ни о чём не думал. Ждал. Ждал, пока получу письмо. Ждал, пока придёт Пенгфей. Ребята из клана Ченг вели себя тихо. Джиан объяснил ситуацию всем, и больше я не слышал ни о каких недовольствах. Да и чем они могли быть недовольны? От зависимости я их избавил, у них есть крыша над головой, работа. А то, что их перестали гонять на опасные для жизни задания, вряд ли можно превратить в претензию.

Жизнь будто встала на паузу. Она ждала, пока я соображу, чего хочу от неё. А может, не ждала — мне было плевать. До этой самой секунды.

— Что значит, «умирал»? — переспросил я.

— Откровенность за откровенность? — предложил Пенгфей.

— Разумеется. Мне скрывать особо нечего. Всё, за что меня можно привлечь, вы и без моих признаний отлично знаете.

— Уж будь уверен. — Пенгфей отхлебнул кофе. — Хорошо, я начну. О том, что Фанг избран духом, я узнал совершенно случайно. Мы проводили операцию, предполагалось, что будет жарковато, и Фанг, несмотря на предостережения, отправился лично. Надел бронежилет, как полагается. Мне всё казалось, что он хочет остаться один, вырваться вперёд. Такое бывает — люди ищут смерти. В нашей профессии явление нередкое. Насмотришься всякого… А потом сидишь вечером перед телевизором, смотришь в горлышко бутылки в руке, и вдруг будто пелена с глаз падает — ты понимаешь, что смотришь в дуло пистолета.

— Знаю, — вздохнул я. — К психологу с таким не ходят — иначе пнут со службы, и в итоге всё равно нажмёшь на спусковой крючок. И хорошо, если в дуло при этом будешь смотреть ты.

Пенгфей кивнул:

— Некоторые срываются на других — подчинённых, подозреваемых… Не знаю, что хуже. Мне казалось, Фанг идёт умирать, я же шёл, чтобы прикрыть его в случае чего. Только так вышло…

— Что это он прикрыл тебя, да?

Пенгфей поморщился. Ему явно было неприятно вспоминать тот случай.

— Если бы не он — меня бы просто изрешетили. Жилеты в тот день никому не помогли, эти сволочи били бронебойными. Одного парня у меня на глазах буквально в клочья разорвало. А следующим мог быть я. Но Фанг встал между мной и стрелком.

— Зеркало Зла. — Я будто был там и видел. — Когда он отошёл, ты увидел то, что осталось от стрелка, так?

Пенгфей наклонил голову:

— Фанг велел мне убираться. Но я… Многое ещё успел увидеть. Прежде чем он ушёл вглубь здания. Потом я читал его отчёт, там всё было ровно, не придерёшься. Только вот любой, кто хоть раз оказывался в таком аду, знал, что это нереально. Пройти такое без единой царапины и выйти, насвистывая. «Везение», «профессионализм» — чушь собачья, это жизнь, а не грёбаное кино. Я верю глазам и слушаю разум. Глаза и разум сказали мне, что мой начальник — избранный духом. Разумеется, прозрением я ни с кем не делился…

Угу, как и я. Странное чувство — я будто напротив себя самого сидел, даже в глазах защипало.

— Но в тот день я решил с ним поговорить. Вечер… Даже ночь. В здании уже практически никого не было, только дежурные. И я зашёл к Фангу в кабинет. Постучал — он не ответил. Вошёл. Он сидел за столом с открытыми глазами, но меня не видел. Я окликнул его несколько раз, подошёл… Знаешь, обычный человек в такой ситуации потрогал бы за плечо, толкнул. Но я-то понимаю, насколько важно, чтобы, в случае чего, всё осталось как было.

— Сознание как будто раздваивается, — подхватил я. — Держу пари, ты стоял и думал о том, что твои отпечатки остались на дверной ручке. Представлял строчки объяснительной…

— Именно. — Кажется, Пенгфей уже забыл о том, что говорит с пацаном, возглавляющим преступный клан. — Но я не видел ни оружия, ни крови.

— Думал про яд, — вздохнул я.

— Естественно. Я приблизился, как только мог, чтобы ничего не потревожить. Фанг не дышал.

— Уверен? — Переход со старшим на «ты» дался легко, потому что в этот момент Пенгфей не был для меня старшим. Мы с ним были ровесниками, может, он даже младше на два-три года. — Зеркальце подносил?

— Перо.

— Перо?

— Не спрашивай, почему у меня с собой было перо.

— Это ведь был день Большой Операции. Покажи мне несуеверного копа — и я покажу тебе говорящего единорога.

— Да уж… В общем, он не дышал. Первый признак смерти. Я повернулся к выходу, хотел позвать дежурных, вызвать скорую. Инфаркт, инсульт… Хотя лицо у него было спокойное, даже умиротворённое. Но не успел я выйти, как услышал, что он зовёт меня по имени. Я обернулся, ушам не веря… Но глазам пришлось поверить. Фанг сидел за столом, как ни в чём не бывало. Уставший, вымотавшийся, раздражённый. Спросил, какого чёрта я забыл у него в кабинете.

— А потом это повторялось?

— Да. Раз пять за всё время. Я притворился дурачком. Фанг был тяжёлым человеком, знаешь… Не то чтобы с ним было трудно общаться, но ты всегда будто видел черту, за которой тебя превратят в фарш. И я старался эту черту не переступать. В итоге никто ничего так и не узнал. Я подумал — какая разница? Нет закона, запрещающего избранным духом рождаться в Шужуане и служить в полиции. Я даже восхищался Фангом. Ведь он мог дать о себе знать любому клану и взлететь так высоко, как только можно. Для них избранные — товар штучный и бесценный.

Тут у меня в голове что-то щёлкнуло, и я тихонько рассмеялся:

— А. Кажется, понял. Ты и мной восхищаешься? Я ведь тоже мог продаться любому клану, а сам трепыхаюсь тут, веду какой-то бессмысленный крестовый поход.