Глава 7

Тупик

— Ты в курсе, что означает слово «телохранитель»? — отдышавшись, спросил Юн.

Ну, хоть в драку не полез — я, честно говоря, приготовился отбиваться. Технически Юн был на порядок сильнее меня, и теми умениями, которые давала ему избранность, владел виртуозно. Я не удивился, когда узнал, что Юн попросту не помнит, как его обучали владению техниками — теми самыми, которыми сейчас с таким трудом пытался овладеть я.

«Мне кажется, что я всегда это умел», — просто обронил в каком-то разговоре Юн, и я понял, что это не шутка и не попытка выпендриться.

Сам я, например, не помнил, как меня в детстве учили плавать или кататься на велосипеде — но это ведь не означало, что уже родился с этими умениями. Кому-то — ушатанный ржавый велик, доставшийся в наследство от старшего брата, кому-то — техники избранного духом. Как говорится, каждому своё.

Учителям Юна стоило отдать должное — на мастерство их подопечный не жаловался. И физически, для своих шестнадцати лет, развит был неплохо — родительский уход, хорошее питание и здоровый образ жизни давали свои плоды. Однако между Юном и самым хилым, затюканным пацаном из Цюаня зияла громадная пропасть. Юну, в отличие от цюаньцев, никогда не приходилось драться, всерьёз защищая свою жизнь. Все бои, в которых он когда-либо участвовал, были тренировочными. Над Юном с самого детства распростёрла бронированные крылья неприкосновенность наследника клана. Все свои шестнадцать лет этот парень прожил в ощущении полной, абсолютной безопасности — и пошатнулось это ощущение лишь тогда, когда умер его отец.

А я… Я, казалось, боролся за свою жизнь столько, сколько себя помнил — за исключением совсем уж детства, которое вспоминал с трудом. Оно осталось где-то далеко, в прошлой жизни, фрагменты из которой если и всплывали, то вызывали недоумение — а это точно было со мной?.. Не ложная ли это память?..

В последнее время мне казалось, что всю свою сознательную жизнь я только и делал, что нападал и защищался. Терял друзей. Убивал врагов. Падал, сбитый с ног, и поднимался — для того, чтобы повергнуть того, кто меня сбил.

А Юн, похоже, по морде-то впервые в жизни получил — от меня. Тогда, на турнире. Во время тренировочных боёв с ним, должно быть, обращались куда более аккуратно, аристократическое личико не трогали.

Технически — да, Юн был сильнее, чем я. Практически — для меня драки давно стали частью жизни. Продолжением меня самого. Для того, чтобы ударить, мне не нужно было думать — и Юн это хорошо понимал.

— Не поверишь. В курсе, — сказал я.

— И?.. По-твоему, наилучший способ удержать моё тело в сохранности — это его отдубасить?

Спина и задница у Юна, должно быть, здорово горели — палку покойного Вейжа я не пожалел, поработал ею от души.

— По-моему, проще один раз как следует отлупить, чем сотню раз повторять одно и то же, — честно сказал я. — И быстрее, и доходчивее. А времени у нас мало. — И, не позволив Юну саркастически скривиться, продолжил: — Какого дьявола ты полез в это дерьмо один? Почему уехал без меня?

— Ты, возможно, что-то пропустил, Лей. — Юн присел на край стола. На столе мигал экран невыключенного компьютера, рядом со столом валялось опрокинутое кресло — сотрудники отсюда не вышли, а сбежали в дикой панике. — Что ж, для невнимательных повторю: я — глава клана Чжоу. Те, кто напал на завод — враги нашего клана. И разобраться с ними должен был я.

— Хочешь сказать, что моё участие в этих разборках было бы лишним? Я не должен был защищать тебя?

— Нет.

— Интересно. В таком случае для чего же, позволь узнать, ты меня нанял?

— Не притворяйся идиотом, Лей. — Юн встал, прошёлся по кабинету, поднимая опрокинутые стулья. — Те люди, что были здесь, принадлежат к другому клану. Это — внешний враг. Политический, если ты понимаешь, о чём я. Часть большой игры, которую начали задолго до того, как родился дедушка моего дедушки. Суть кланов — противостояние. Кланы воюют веками, делят территорию и ресурсы. Кто-то слабеет, кто-то поднимается. Кто-то крепнет и подминает под себя всё, до чего дотянется — а кто-то навсегда исчезает с лица земли. Это — борьба, понимаешь? Вечная борьба. И я, заняв место главы кланы, стал частью этой борьбы. Я должен быть готов к ней. Постоянно готов! И справляться со своими врагами я должен сам — иначе грош мне цена, как главе. Я не собираюсь прятаться за твою спину. И если ты этого не понял — мне очень жаль. Я думал, что ты понятливее.

Я присмотрелся к Юну. Мальчишка говорил абсолютно серьёзно. Он на самом деле считал, что разгребать это дерьмо самостоятельно — его прямая обязанность. Более того — считал, что сумеет с ней справиться.

Я почувствовал навязчивое желание ещё раз хорошенько ему врезать. Процедил:

— Повторяю вопрос. Для чего, в таком случае, тебе нужен я?

— Чтобы защищать меня от других опасностей, разумеется. Не от тех, что подстерегают на улице — с ними я должен справляться сам. Но помимо врагов, которые нападают открыто, существуют и те, что бьют исподтишка. Те, что притворяются друзьями.

Вот оно что. Маленький принц опасается дворцового переворота. Что ж, резонно — если учесть, с какой неохотой его допустили до власти, и на каких соплях держится его трон. Однако это никак не отменяет того факта, что нестись сюда в одиночку было полным идиотизмом.

Именно это я собирался сказать, когда в кармане пиджака завибрировал телефон. Нехорошим предчувствием меня накрыло ещё до того, как увидел, кто звонит.

— Слушаю.

Я почти не удивился, услышав три коротких слова. Произнесли их жёстко и деловито, но своё изумление говорящему скрыть не удалось. Он был абсолютно ошарашен случившимся. В отличие от меня.

Я, не удержавшись, выматерился по-русски.

— Что? — удивились в трубке.

— Говорю, так и знал, что надо ждать какого-то дерьма. Сейчас еду.

* * *

Мы вернулись в отель — тот, из которого меня сорвали, не дав закончить допрос.

По дороге я упорно молчал, наотрез отказавшись отвечать на вопросы Юна. Я не стал рассказывать, что произошло — частично потому, что это вызвало бы шквал новых вопросов, частично из-за того, что во мне до последнего теплилась надежда: а вдруг это какая-то ошибка? Пока не увижу всё своими глазами, не поверю. И я сказал лишь, что происходящее — моё дело, которое Юна совершенно не касается. Я предупреждал, что в моей жизни есть и другие цели, помимо охраны его драгоценной персоны. И то, ради чего мы сейчас на всех парах несёмся в город, имеет к ним самое прямое отношение. В отличие от Юна. Я предложил отвезти его домой.

Семья Юна проживала на окраине города. Мать, представительница древнего аристократического рода, отличалась крайне слабым здоровьем, так же, как и её младшая дочь, восьмилетняя сестра Юна. Дом они почти не покидали, я видел обеих всего один раз. Строго говоря, это был даже не дом, а скорее крепость — внушительных размеров особняк, окружённый парком. Ажурные беседки, цветущие клумбы, сад камней, пруд с фонтаном и лебедями — всё, как полагается. По периметру — забор едва ли не полуметровой толщины, у бронированных ворот — охрана, в специальных вольерах — служебные собаки, на ночь их выпускали прогуляться по парку. Юн не очень любил бывать дома, предпочитал ночевать в отелях. И я его, в общем-то, понимал — несмотря на благовония, комнаты особняка казались насквозь пропитанными запахом лекарств. Стоит ли говорить, что сейчас Юн упёрся, как бык.

— Это «твоё дело» имеет отношение к тому, кого ты ищешь? К Киангу? — спросил он.

— Да, — пришлось признать мне. Всё равно ведь рано или поздно узнает.

— В таком случае, я еду с тобой, — решительно объявил Юн. — С недавних пор этот человек и мне внушает опасения. И я, как глава клана, обязан быть в курсе происходящего.

Были бы мы вдвоём — я бы, скорее всего, не удержался и двинул этому «главе» по шее. Но в присутствии Делуна и Джиана приходилось делать вид, что решения Юна для меня — закон.

В номер отеля, где несколько часов назад я допрашивал директора, мы вошли вместе с Юном.

— Вот он, — виновато сказал сопровождающий нас Вейшенг.

Директор Ган лежал на полу. Рядом с обломками стола, три часа назад расколотого мною ради устрашения.

— Yob tvoyu mat, — вырвалось у меня.

Опять.

Это уже казалось навязчивым дежавю — труп на полу, убитый ударом меча. С торчащим из груди этим самым мечом.

По телефону Вейшенг сказал мне лишь о том, что директор убит. Каким образом его умертвили, не сказал.

— Ничего не трогали? — спросил я.

— Нет. Ты же просил не трогать.

Я быстро осмотрелся.

Следов борьбы нет. Кем бы ни был человек, убивший директора — оказать ему сопротивление Ган даже не пытался.

— Камера? — спросил у Вейшенга я.

— Я отсмотрел запись — до того момента, как она оборвалась. Ган почти всё время сидел на стуле. Иногда вставал и ходил туда-сюда, потом снова садился. Потом задремал — так же, сидя. Когда тот, кто вошёл сюда, открыл дверь, Ган вздрогнул и проснулся — должно быть оттого, что услышал щелчок замка. Узнал вошедшего или нет, непонятно. Сказать он ничего не успел, просто открыл глаза. И на этом запись оборвалась.