— Нет. Огонь не горел.

— Прекрасно. Можете идти.

Он неуклюже проковылял к двери и с шумом захлопнул ее за собой.

— Я должен извиниться за него, — сказал Лал. — Он человек непростой.

Персис покосилась на Блэкфинча. Тот был занят сбором отпечатков пальцев с помощью флуоресцирующего порошка. Весь остальной мир для него как будто перестал существовать. Персис заметила, что он также вынул из сумки фотоаппарат и установил на штатив — вероятно, чтобы сделать снимок места преступления. Поразмыслив немного, не вызвать ли ей команду экспертов-криминалистов, она в конце концов решила, что англичанин лучше разберется во всем, что ему нужно, и гораздо легче сумеет этим распорядиться.

Персис снова повернулась к Лалу.

— Сейчас я хочу поговорить с персоналом и гостями.

Лал кивнул.

— Идемте.

Гости Хэрриота — состоятельные пары и несколько холостяков — разбрелись по залам и гостиным. Все они дымили, как паровозы, опустошали один за другим бокалы и неуверенно жались по углам, одновременно подавленные и зараженные общим нервным возбуждением. Персис поняла, что шило в мешке утаить не получилось: они узнали о кончине Хэрриота. Вакханалия завершилась ужасно, но незабываемо.

Персис собрала их всех в бальном зале и коротко подтвердила: хозяин действительно мертв. Все это время гости хранили молчание и начали что-то мямлить, только когда Персис сообщила, что намерена допросить их всех по очереди. Многие расценили это как обвинение и отреагировали так, как и следовало ожидать от богатых и влиятельных особ. Раскрасневшаяся Персис молча выслушала все клятвы, угрозы, проклятия и протесты, а затем вновь озвучила свои намерения, подчеркнув, что просто пытается собрать информацию по горячим следам. Следующие несколько часов она обстоятельно допрашивала юристов, банкиров, сотрудников разных управляющих агентств, бизнесменов, политиков среднего ранга и их похожих на кукол жен. Каждого из гостей также подвергли обыску, что вызвало еще одну волну яростного протеста.

Но Персис была непреклонна. Орудие убийства наверняка было где-то в доме.

На середине допроса Лал отозвал ее в сторону.

— Боюсь, это займет слишком много времени. Оставшиеся гости взбунтуются, если им не позволят уйти.

— Им нельзя уходить, — возразила Персис. — Идет полицейское расследование.

— Но как же вы их остановите? Многие из них на «ты» с комиссаром.

Персис сдержала свой гнев. Лал был прав. Ей нечем было надавить, чтобы заставить их остаться.

— Хорошо. Они могут уйти, но при соблюдении двух условий. Во-первых, их сейчас обыщут. Во-вторых, они должны согласиться встретиться и поговорить в ближайшие дни.

Лал кивнул и ушел передать это известие оставшимся.

В конечном счете Персис смогла взять показания только у двадцати двух гостей из сорока восьми. Довольно быстро стало очевидно: ничего особенно ценного ей выяснить не удастся.

Хэрриота все как один называли «чертовски славным малым». Никто о нем и слова плохого не сказал. Что же касается вечера — все помнили, как болтали с хозяином и в какой он был отличной форме. Но ни у кого не отложился в памяти момент, когда Хэрриот скрылся наверху.

Разобравшись с гостями, Персис перешла к слугам и музыкантам.

И снова ничего особенного не вскрылось. Эти люди — не считая, разумеется, тех, кто работал тут постоянно, — мало знали Хэрриота и не могли сообщить ничего важного о его передвижениях той ночью.

Одной из тех, кого больше всего взволновала — и даже ошеломила — внезапная кончина хозяина, была экономка, вдова по имени Лалита Гупта, элегантная и сдержанная женщина, одетая в темно-бордовое сари. Ей было лет тридцать, но в ее волосах уже начала пробиваться седина. Голос у Гупты был нежным, а произношение — безукоризненным. Она работала у Хэрриота последние четыре года и занимала комнату на первом этаже особняка. От нее Персис узнала, что сэр Джеймс большую часть утра провел вне дома и вернулся ближе к вечеру — проверить, как идут приготовления к празднику. Но ничего необычного в его поведении в тот день Гупта не заметила.

Наконец Персис вызвала охранников, стерегущих главные ворота.

Один признался, что выпил пару кружек пива; другой, набожный мусульманин, весь день оставался трезвым как стеклышко. И оба они готовы были поклясться всеми святыми, что в ту ночь мимо них не проскользнул ни один незваный гость.

Попутно Персис принялась за обыск помещения. Чтобы упростить себе задачу, она позвонила в ближайший полицейский участок и после препирательств с дежурным идиотом добилась того, чтобы ей прислали отряд хавильдаров. С ними тоже пришлось повозиться: большинство этих клоунов даже представить себе не могли женщину-следователя, что уж говорить о подчинении ее приказам. То, что они всякий раз, как она давала им указания, начинали коситься в сторону Блэкфинча, ситуацию только усугубляло.

В шкафу в спальне Хэрриота Персис нашла корешок билета, завалявшийся в кармане габардиновой дорожной куртки. На корешке стоял номер 77183 и серийный код 12, а также подпись: «Сохраните эту часть билета». Персис поняла, что это билет на междугородний поезд, но верхняя его часть, к сожалению, отсутствовала. Очевидно, ее забрал контролер. А ведь именно на верхней части обычно проставляют дату и пункты отправления и прибытия. В другом кармане обнаружился рваный листок бумаги, явно выдранный из блокнота. Прямо под надорванным краем было напечатано: «Шестьдесят восьмая святыня, что стоит у водоема с нектаром».

Дальше было небрежно нацарапано имя «Бакши», а ниже — какой-то несуразный набор букв и цифр: УЧК41/85АКРЖ11.

Персис пристально рассмотрела бумажку, но все равно не смогла ничего понять.

Завершив обыск и так и не обнаружив ни орудия убийства, ни пропавших штанов Хэрриота, она отвела Лала в сторону и спросила у него про найденную записку. Но Лалу записка тоже ни о чем не говорила, и ни о каком Бакши он и слыхом не слыхивал.

— Мне понадобится список встреч сэра Джеймса за последние несколько недель. Нужно отследить его передвижения вплоть до дня смерти.

— Хорошо, я предоставлю вам список.

— И еще кое-что. Как вы думаете, почему его убили?

— О чем это вы?

— О мотивах, — пояснила Персис. — Какой мотив мог быть у убийцы?

Лал вздохнул.

— Я задаюсь тем же самым вопросом. Сэр Джеймс был человек общительный, все его любили и уважали. Да, он мог быть резким, если надо, но он также был искусным дипломатом и умел выходить сухим из мутных вод как британской, так и индийской политики. Помню, несколько лет назад мы с ним встречались с Ганди — естественно, задолго до его смерти, за год до того, как британцы окончательно сдались. Сэр Джеймс отвел его в сторону и сказал, что тот победил и что британское правительство утратило всякое рвение к борьбе. «Вас чертовски много, — заявил он. — И каждый из вас доставляет столько же хлопот, сколько залетевшая на пикник оса». Ганди это очень развеселило, — Лал улыбнулся своим воспоминаниям.

— А вас, похоже, не слишком-то расстроила его смерть.

Лал застыл как вкопанный.

Тактичность никогда не была сильной стороной Персис, и тетя Нусси все время отчитывала ее за прямоту. Женщина, твердила она, должна быть скромной, очаровательной, изящной и милой. Все эти качества Персис проявляла крайне редко.

— Он был не просто моим работодателем, инспектор. Сэр Джеймс был мне другом. Впервые мы встретились много лет назад, в Университетском колледже Лондона. Родители отправили меня за границу продолжать учебу. Хэрриот был в этом колледже попечителем. В тот год он прочел лекцию о Дизраэли и подробно проанализировал положение дел в Индии. На тот момент он уже провел в этой стране большую часть десятилетия. Он был одним из немногих англичан, которые верили в автономию Индии и имели достаточно смелости сообщить об этом широкой публике. Это была одна из причин, по которой мы попросили его остаться после Раздела, — он снова вздохнул. — Я повидал немало смертей на войне. Не сказать, что я к ним привык, но какой-никакой иммунитет выработал. Так что я скорблю по Джеймсу как умею.

Последнее, что сделала Персис этой ночью, — доставила тело в морг.

Дождавшись приезда скорой помощи, она проследила, как труп Хэрриота подняли на носилки и накрыли белой простыней. Затем санитары спустились по лестнице и скрылись в ночи — словно пигмеи, несущие хоронить умершего вождя.

Домой она отправилась, когда оставался всего час до рассвета. В голове ее вертелась одна-единственная мысль: почему из всех полицейских участков Лал решил позвонить именно в Малабар-хаус? В конце концов, пускай даже власть имущие никогда этого не признают вслух, их подразделение составляли сплошь неудачники, которых сочли непригодными для более достойного назначения и только поэтому собрали вместе.

Эта мысль продолжила преследовать Персис даже во сне.