— Что-то срочное есть?

— Только письмо графа Валмона.

Это не «только», это очень много. Бертрам писал и прежде, но матери, ведь мать на то и мать, чтобы забрасывать сыновей письмами. Это не ущемляло регентского достоинства, а недельная задержка ничего не решала. И вот доверенный курьер от Проэмперадора Юга к Проэмперадору Северо-Запада и Надора. Скверно.

— Ойген, — предложил Лионель, уводя готовую раскудахтаться троицу подальше от адъютантских ушей, — раз уж ты взялся меня замещать, оставайся на завтрак. Арно, где твой рапорт?

— Ка… кой?

— О том, что тебе надоело болтаться в Аконе при братьях-маршалах.

— Я…

— Несомненно, ты. «Вороные» или «спруты»?

— Господин Проэмперадор, я с радостью несу службу при штабе Южной армии!

— «Вороные», «спруты» или Старая Придда?

Паршивец хлопал глазами — мыслил. В ушах шумело, было зябко и страшно хотелось сесть. Просто сесть… А Эмиль сегодня — вылитый Арно, или это Арно — вылитый Эмиль? Забавно… Их трое, и все воюют, а ближе других к смерти подходила мать. Малыш со своим ураганом оказался вторым, а они с Эмилем идут голова в голову. В Гаунау было горячей, чем в Фельпе, зато по Фельпу шлялись убийцы.

— «Спруты», — решил наконец братец. Он собирался болтаться в Аконе и спасать, он был предсказуем.

— Предписание получишь завтра после обеда. Все, господа.

Все. Повернуться, затворить дверь, рухнуть наконец в кресло, прикрыть глаза. Ненадолго, чтобы просчитать до четырехсот и взяться за дело! Валмон не склонен зря бить тревогу, и он пока еще всерьез не ошибался. Единственный из всех — старых, молодых, военных, штатских, южных, северных… Не ошибался и не волновался, а может, и волновался, только виду не подавал. Стукнуло, заскрипело… Отсидишься тут, как же!

— Ли!.. Ли, ты в порядке?

— Я-то в порядке, а вот у тебя отрастают крылья. Куриные.

— Обморок — это, по-твоему, порядок?

— Будь я в обмороке, я не мешал бы тебе квохтать, и вообще, господин командующий, шел бы ты командовать. Станет невмоготу, заходи убедиться, что я жив, только, пожалуйста, не раньше вечера.

3

Маменька со тщанием собирала и хранила все обиды, нанесенные ей папенькой — неправильный подарок на третью годовщину свадьбы и еще более неправильный — на восьмую, непохваленный десерт, незамеченные следы слез или замеченный покрасневший нос…

— Я пошел в мать, — твердо сказал Марсель, — я не забываю ничего, и я обижен. Крайне. Там была каменюка с бронзовыми кольцами, а у меня в сапоге — гвоздь.

— Про гвоздь я уже затвердил, — уверил Алва. — Навеки. Что со мной случилось дальше?

— Дальше ты выскочил в Хандаве, — издокладывавшийся Марсель успел охрипнуть и потому тяготел к краткости. — Из спальни Этери.

— Из гостиной, — поправил Ворон. — Занятно, что Матильда приняла меня за жеребца, о чем и сообщила Этери. К счастью, дамы выпили достаточно, чтобы не удивляться.

— А с чего им удивляться? — Валме осчастливил Котика куском холодной баранины. — Дыру видел только я, зато Матильда видела Зою, а Бонифаций о ней слышал. У тебя хороший аппетит — лучше, чем прежде.

— Предпоследний раз я, судя по всему, ел четырнадцатого Летних Волн. Вечером.

— Потом мы еще завтракали. Я оказался прав: мясо, несмотря на Зою, не протухло… Должен тебе сказать, что выходцы ходят особенными дорогами, когда смотришь с них, все кажется шиворот-навыворот.

— В любом случае я успел проголодаться. — Ворон вытер руки и быстро снял, почти сорвал сперва куртку, а затем и рубашку, после чего повернулся к виконту спиной. Марсель по-коннеровски присвистнул. Вызвавшие у пантерок визг и стоны шрамы пропали, будто Котик слизал. Предъявленная спина была гладкой, разве что ниже плеча и под лопаткой темнела пара родинок.

— Нету, — объявил все еще краткий Марсель. Шрамы были жуткими, но их мало кто видел, а если и видел, то почти наверняка выпив, так что не слишком уж они и мешали. Вот без них стало как-то неправильно, почти как без тени.

— Значит, я переоценил тактичность Этери, — сделал вывод Ворон и принялся одеваться. За подобное спокойствие хочется врезать, а маменька однажды швырнула в папеньку вазочкой. Тот увернулся и выписал из Ургота первую рассаду, это были еще не астры и уже не семья.

— Если ты предоставил Этери возможность быть тактичной, то мог заметить, что она успела родить.

— Вначале я как-то упустил из виду, что даме следует быть в деликатном положении; потом я, само собой, вспомнил, но это был уже второй визит. Вот о чем я забыл спросить, так это о муже; он жив, надеюсь?

— Намекаешь на то, что жениться на вдове не собираешься?

— Посмотрим. Так где Барха, или его опять переназвали?

— До рождения второго сына его высочество останется Бархой, — Валме по-посольски развел руками. — В настоящее время он со своей гвардией патрулирует пока еще гайифскую границу, а Бакна их инспектирует. Его величеству это дело очень нравится. Как ты думаешь, для бакрана рога — позор или наоборот?

— Все зависит от рогов. Кто знает про дыру?

— Папенька и Зоя с Арамоной. То есть выходцы знают, что ты там, где хотел быть.

— Забавно, — Рокэ знакомо посмотрел сквозь бокал. Нет, это положительно был он, пусть и без шрамов! — Стоит мне оказаться там, где я хочу, как приходится возвращаться. Если знает Бертрам, знает и графиня Савиньяк.

— Графиня на севере. О несвоевременных вещах папенька никогда не напишет, а ты провалился очень некстати.

— Главное, о том, что я умирал, известно только вам с отцом.

— Ничего нам не известно! Трупа я не видел, только дыру. — Марсель поднял бокал. — Твое здоровье!

Бокалы столкнулись, раздался мелодичный, не желающий стихать звон. Алва провел ладонью по лицу.

— Надеюсь, хоть эта голова болеть какое-то время не будет, — заметил он с некоторой рассеянностью. — Докладывай.

— Опять?!

— Ты еще и не начинал, — Рокэ подцепил последний кусок мяса и отдал только этого и ждавшему Котику. — Моя смерть к делу не относится, к тому же Валмоны решили, что ее не было, я склонен с этим согласиться.

4

...

«…Не возьмусь сказать, когда тебя стало поздно учить, — хмыкал из своего далека Проэмперадор Юга, — так что получай наши новости и распоряжайся ими по своему нетривиальному усмотрению…»

Пожелание было достойно Бертрама, известия… Ничего сопоставимого с Мельниковым лугом или Олларией не случилось. Пока.

В Гайифе по-прежнему странно и непривлекательно, корсары продолжают трепать побережье, новоявленный «Сервиллий» собирает силы, мориски тоже. В Алате некоторые горячие и при этом корыстные головы желают округлить владения за счет Агарии и Гайифы. Просто горячие головы, кто не попал в корпус Карои, рвутся подраться хоть где-то, к тому же им почему-то не нравится новый павлин. Альберт выжидает, но к Талигу лоялен, в этом нет ни малейших сомнений.

Ургот, Фельп и Бордон тихи и спокойны, вскипевшая было Агария угомонилась, однако есть сведения, что часть разогнанных «львами» крыс прошмыгнула в Талиг, и среди этих крыс затесался красивый фельпский генерал, о котором хорошо бы расспросить Эмиля.

Во вверенной Бертраму провинции все идет как положено, даже война, хотя господа данарии и пытались прорвать блокаду сразу по трем направлениям. Дрались яростно и где-то даже умело: надо думать, разжились толковыми офицерами. Мерзавцев подвела нехватка кавалерии, слабая выучка добровольцев и то, что пытались атаковать сразу в нескольких местах. Кэналлийцы при помощи ополченцев и людей Эпинэ успешно отбились, причем сам Эпинэ показал себя очень прилично. Графиня Савиньяк может быть довольна: в сыне старой приятельницы она не ошиблась — новобранцев готовит с умом, с кэналлийцами ладит, бывшим мятежникам мозги вправляет. Думать самому бывшему Проэмперадору Олларии сейчас некогда, но зимой он наверняка попробует и это.

Сам Бертрам думает уже сейчас. О том, нет ли связи между агарийскими гостями и одной, уже талигойской, странностью, пока же полагает правильным сообщить, что

...

«в четырнадцатый день Осенних Ветров Кадельская армия покинула свой лагерь на агарийской границе и двинулась на север. В качестве объяснения, которого никто не требовал, услужливый Заль прислал собственноручно снятую им копию секретного регентского приказа: мол, на севере тяжело, поспешите на помощь. При этом армия отчего-то двинулась в обход защитников Кольца. Подобное плохо согласуется со спешкой, но, главное, я не могу представить, чтобы ты, пусть даже от имени находящегося на весьма своевременном лечении регента, не поставил меня в известность о подобном решении. К тому же складывается впечатление, что составитель приказа либо не знает о заключенном перемирии, тогда это не ты и не больной Ноймаринен, либо свое знание скрывает. Последнее абсурдно, поскольку новости неминуемо настигнут армию на марше и вызовут законное удивление хотя бы у высших офицеров. В этом году абсурдно слишком многое, однако свешивающийся с дикой сикоморы пояс от бархатного халата тоже абсурден. Если только он не является хвостом леопарда…»

Будь Проэмперадором Юга кто попроще, он бы упирал на то, что Кадельская армия нужна в Эпинэ. Бертрам не упирал, а сомневался, Лионелю же и сомневаться было не в чем — он собирался не отзывать Заля, а менять. На Фажетти. Начатое письмо Рудольфу лежало в бюро, самым простым было бы его закончить и, не дожидаясь ответа — отстранение Заля возражений не вызовет, — погнать нового командующего навстречу кадельцам. С должным эскортом, ну и с рэем Кальперадо, поскольку девица Арамона нужна в Аконе.