— Нет, никто не сказал… — бесчувственными губами пролепетала Таня. — Я ж в Озерках больше не была.

— И мать Сережина не сказала? Хотя да — не до тебя ей было. Еще и бабушка Серегина в Озерках померла… А у матери и родственников никаких больше нет, помощи ждать неоткуда. Говорят, ей несладко пришлось тогда — один на один с горем. И с калекой-сыном, за которым надо ухаживать. А на все ж деньги нужны, сама понимаешь! Нынче любое лечение в копеечку выливается, а если больной лежачий — тем более. Дом в Озерках продала, конечно, но много ли с той развалюхи выручишь? Но вроде поставила-таки Серегу на ноги, я краем уха слышала. Вроде ей помогли, нашлись добрые люди…

— А где сейчас живет Сергей? В Озерках?

— Да нет, что ты. Где ему там жить? Здесь где-то, в городе.

— То есть… Вот в этом самом городе?!

— Ну да…

— А где? Адрес знаешь?

— Да откуда, Тань… — пожала сдобными плечами Настя. — Мне и без надобности его адрес. Тебе лучше знать, где его мать живет.

— Нет, я не знаю, — призналась Таня. — Я у нее никогда не была. Не успела… Мы с ней только в Озерках виделись.

— Ну, не знаю, чем тебе даже и помочь. Да ты чего так разволновалась-то, господи! Гляди, побледнела как! Столько лет прошло, а ты так близко к сердцу приняла… Ты что, Серегу так сильно любила, да? Но вроде мы совсем соплюхами тогда были. Да, странно как-то… Не понимаю…

— Да я и сама себя не понимаю, Насть… — проговорила Таня. — Вдруг накатило чего-то, и впрямь нехорошо стало…

— У меня водичка с собой есть, будешь?

— Да… Давай…

Настя полезла пухлыми суетливыми руками в сумку, достала бутылку воды, сунула Татьяне в руки. Со стороны проезжей части донесся требовательный автомобильный гудок, и Настя обернулась на него торопливо:

— Ой, Тань, это за мной! Мой приехал! Ну, я побежала, да? Рада была увидеть… Да ты пей водичку-то, пей! Я тебе ее оставлю! А лучше всего поди-ка, сядь на скамеечку, посиди. Надо же, а я думала, ты знаешь. Поди, и не надо было говорить-то… Ну все, Тань, я побежала! Пока! Может, еще свидимся как-нибудь!

Настя неуклюже заторопилась к призывающему ее мужу, на ходу обернулась, махнула рукой. Таня тоже вяло махнула, потом поискала глазами скамью — и впрямь надо было сесть. Чтобы не грохнуться в обморок. Чтобы как-то принять и переварить неожиданную информацию. Ага, вон там, в тенечке, под кустом сирени, есть свободная скамья…

Села, нацепила темные очки, будто спряталась от посторонних глаз. Будто они, посторонние, могли разглядеть ее смятение. Или увидеть, как она снова ныряет в прошлое, практически поневоле, и слышит голос Сергея, обращенный к ней с ласковой надеждой:

— Ты ведь дождешься меня, Тань? Это же всего два года…

— Дождусь, конечно! Даже не думай!

— Правда?

— А что же еще, по-твоему… Конечно, правда…

Господи, конечно же, тогда это было чистой правдой! Конечно же, она готова была ждать его сколько угодно, хоть всю жизнь… Если бы знала… Но она не знала, не знала!

И вдруг ожгло запоздалое понимание — а что же, в сущности, произошло тогда? Значит, пока она принимала ухаживания Валентина, Сережа был жив? Более того — нуждался в ее помощи? Был болен, беспомощен, лежал в госпитале один, звал ее мысленно, наверное… Или не звал? Настя ведь сказала, что у него была долговременная потеря памяти. Была, но потом он выздоровел. И не стал ее искать. Не захотел? А может, узнал, что она замужем? Интересно, помнит ли он ее вообще?

Да, помнит. Почему-то Таня в этом была уверена. Не зря же время от времени наплывает это счастливое ощущение — она в кольце его рук, и счастье внутри невозможное, непереносимое до озноба… А может, это Сережина месть — навязчивая память о той непереносимости и невозможности счастья? Память, которая мешает жить, которая вторгается беспардонно в самый неподходящий момент? Ведь ничего не бывает просто так. Метафизика любви — штука необъяснимая.

Но ведь можно попытаться объяснить Просто объяснить. Просто встретиться и объясниться. И расставить все по местам. И окажется, что она всю эту «непереносимость и невозможность» просто нафантазировала, и сразу легче будет!

Да, надо найти Сережу и объясниться… Но как его найти? Вот глупая, даже телефона Настиного не спросила! Хотя зачем нужен Настин телефон, она ведь сказала, что не знает Сережиного адреса. Вот задача…

Может, в соцсетях поискать? Наверняка у Сережи есть своя страничка. Найти, письмо отправить. Хотя нет, глупо как-то. Что она в том письме напишет? Нет, надо его живьем увидеть, в глаза ему посмотреть. Просто посмотреть, и все! Имеет право! Может, глянет на него живьем, и…

И лучше ничего дальше не загадывать. На сегодня задача стоит просто — найти.

Может, через адресное бюро попробовать? Интересно, нынче есть такая услуга — поиск человека через адресное бюро? И где оно располагается вообще? Да и что она о Сереже знает? Что он Сергей Рощин, родом из Озерков? Но даже не факт, что он в Озерках родился, он же в Озерки к бабушке приезжал. Да и бабушка давно умерла…

А может, просто махнуть в Озерки, там наверняка кто-то да что-то о нем знает. Может, и адрес городской знают…

Боже, совсем она с ума сошла — одно решение круче другого. Уже и в Озерки ехать собралась. Зачем, зачем все эти хлопоты? Надо остановиться, надо дать себе отчет — больше двадцати лет прошло! Эй, слышишь, дурная голова? Остановись…

Но внутренние призывы на голову не подействовали, рука уже потянулась в кармашек сумки, где лежал телефон. Кликнула номер офисного секретаря Алины, и та ответила сразу, протянув нараспев:

— Да, Татьяна, я слушаю…

— Привет, Алина. Слушай, тут такое дело… Даже не знаю, как сказать…

— Ой, да можешь не говорить, и без того все понятно!

— Что тебе понятно, Алин?

— А то и понятно… Головушка с похмелья болит, да? Вчера ведь все хорошо набрались, я одна была хорошей девочкой, трезвой как стеклышко. И потому вовремя на работу пришла. Твой звонок уже третий, между прочим… И можешь дальше не продолжать, я все понимаю — прийти не можешь, завтра оформишь отгул задним числом… Я права, Тань? Ведь права, я знаю.

— Ну… В общем…

— Понятно. Скажи мне спасибо, что избавила от ненужных и натужных объяснений.

— Спасибо, Алина.

— Да на здоровье.

— Слушай, а Михаил Романыч… Он же меня потеряет…

— Не потеряет. У него тоже голова болит. Сегодня в нашем государстве объявлен экстренный выходной по причине всеобщей головной боли. Так что можешь отлеживаться со спокойной совестью. Да и мне хорошо. Если уж пошел такой праздник, и я тоже от всех отдохну. Отлеживайся, Тань! Пользуйся моим добрым характером!

— Да. Буду отлеживаться. Еще раз тебе спасибо.

— Спасибо мне много… Шоколадку завтра неси. Я молочный люблю, с орехами.

— Принесу, Алиночка, принесу, — пообещала поспешно Татьяна. — Две шоколадки принесу. Все, пока…

Таня нажала на кнопку отбоя, резво подскочила со скамьи. Значит, все-таки Озерки! Сама судьба голосом доброй Алины подсказывает. Теперь главная задача — пройти к зданию офиса незамеченной. Надо же как-то на стоянку прокрасться, машину забрать и — вперед…

* * *

Утренних городских пробок к этому часу почти не было, так что удалось быстро выехать на окраину и помчаться в сторону Озерков. По шоссе километров сто, потом по проселочной дороге еще пятьдесят. Часа два уйдет на дорогу — и это в лучшем случае. Помнится, проселочная дорога была в те далекие времена неважнецкой. Или сейчас уже новую проложили? Поглядим, поглядим. Главное, вопросов самой себе лишних не задавать, если уж поехала. Не надо анализировать — зачем поехала, для чего. Будем считать, что эмоция всем движет, безрассудная и дурная. Хотя и ее тоже в приличную форму можно облечь — к примеру, совесть заела, и Таня решила бабушкину могилу в Озерках навестить… А что! Вполне даже уважительная цель поездки! Ни разу ведь на могилу к бабушке вместе с родителями не собралась, все боялась чего-то, отнекивалась…

Оно и понятно, чего боялась. Казалось — только приедет, и память из каждого переулка накинется, начнет сердце грызть… Вон там с Сережей гуляли, а вон там просто стояли, прощаясь…

Нет, все-таки правильно она решила — надо Сережу найти. Положить конец этой сердечной незавершенности, пусть больше не мучает. Потому что это глупо, в конце концов, очень глупо мучиться памятью родом из юности. Потому что мешает жить полноценно. Мужа любить мешает, в конце концов! А он ведь ни в чем не виноват, он такой хороший! Он не заслужил. Он самый лучший муж на свете, лучше не бывает. И потому, как ни поверни… Все-таки правильное она приняла решение — Сережу найти.

Интересно, какой он сейчас? Изменился сильно, наверное. Тогда был красивым парнем, а сейчас красивым мужиком стал? Сорокапятилетним! Боже, и подумать страшно! Сереже — сорок пять! Возраст для мужика самый матерый. А она? Как он на нее посмотрит, какими глазами? Была нежной девчонкой, стала сорокалетней теткой…

Теткой?! Ну нет уж, фигушки! Теткой ее никак назвать нельзя. И фигуру хорошо сохранила, в достойной худобе и стройности, и за лицом всегда ухаживала, и массажи, и маски, и все, что лицу можно и нужно, и ботокса в него вкачано ровно столько, чтобы не видеть в зеркале ту самую «тетку». Нет, это уж фигушки…