Глава 7

Лия

Дом Гюнтеров.
Германия, г. Штарнберг

Ночью я плохо сплю. На новом месте неудобно, жестко и неуютно. Ближе к двум часам возвращаются наши родители. Мама и Вольфганг хихикают, стараясь тихо дойти до своей спальни. Но я почему-то все слышу, каждый их шаг и смешок. Ветки деревьев царапают фасад дома, будто пытаются вывести меня из себя. Уснуть удается только ближе к утру, но вскоре я снова просыпаюсь.

Сегодня последний день моей адаптации, потому что с завтрашнего дня начинается мой учебный год в Мюнхенском университете. И от мысли, что мне придется заново со всеми знакомиться, становится не по себе.

Уяснив, что уснуть я больше не смогу, нехотя поднимаюсь с кровати. За окном слышится щебетание птиц. Открываю шторы и щурюсь от солнца. Синоптики обещают жаркую погоду, даже несмотря на то что на носу последний день лета. Говорят, в Германии погода изменчива, как и в Питере, — то проливные дожди покрывают землю, то неудержимые ветра сносят деревья, то солнце раскидывает свои лучи так рьяно, что с трудом получается укрыться от них.

Иду в ванную. Закрываю дверь изнутри на щеколду со стороны Теодора и со своей. Ну, мало ли что… Быстро принимаю душ, чищу зубы и привожу себя в порядок.

Никак не могу найти фен. Его попросту нет… Стоя в одном полотенце посреди ванной, размышляю о том, как же Теодор укладывает свои волосы. Я же понимаю, что он пользуется феном, в этом не может быть сомнений! Такие кудрявые и непослушные волосы можно уложить только с помощью фена! Мне ничего не остается, как смириться с мыслью, что теперь мои волосы станут похожими на веник, поэтому открываю ванную с двух сторон и иду к себе в комнату.

Надеваю футболку и шорты. Мама сказала, что все остальное мы купим, но… Когда? Форму университета мне выдадут завтра, спору нет, а с остальными вещами что делать?

Заправив кровать, тихонько спускаюсь на первый этаж. Взяв с собой телефон и наушники, чтобы не мешать никому, включаю музыку, воткнув телефон, как старый плеер, за пояс шорт. Прекрасные Imagine Dragons успокаивают меня, и я принимаюсь готовить завтрак.

Нахожу в холодильнике все необходимое — яйца, молоко, сыр, помидоры, авокадо. На упаковке молока читаю: «Hafermilch» (овсяное молоко). Интересно, это Теодор любит овсяное молоко или его отец? Или они оба? Ну, делать нечего, из данного раздела продуктов есть только оно, поэтому беру миску и взбиваю его вилкой вместе с яйцами.

В доме Тео — индукционная плита. Счет за электричество, конечно, выходит очень большим, но в их районе запрещены газовые плиты. Я вспоминаю, что слышала об этом из рассказов мамы. Беру сковороду, смазываю ее маслом. Пока она разогревается, нарезаю сыр и помидоры, последние сразу же бросаю на сковородку.

Одна песня сменяется другой, и вот я уже заливаю жареные помидоры яичной смесью. Немного пританцовывая, напеваю свою любимую песню из сериала «Акрейн»:

— «Tell you you're the greatest…»

Переворачиваю яичницу, потому что мне так больше нравится. Беру лопаточку и делаю вид, что пою в нее.

— «But once you turn, they hate us…»

Чуть не вскрикиваю от неожиданности. Передо мной откуда ни возьмись появляется Теодор. Он настолько меня пугает, что я едва ли не роняю лопатку, но кое-как удерживаю ее в руках. Тео смотрит на меня таким холодным взглядом, что мне становится не по себе. На нем майка-алкоголичка темного цвета, в ушах эйр-подс. Тео взмок, это видно по капелькам пота на его загорелой коже.

Сводный демонстративно отводит рукой меня в сторону, будто ему не хватает места, чтобы пройти. Доходит до холодильника, наливает из графина воду, делает три больших глотка. Все это время я стою как вкопанная, потому что до сих пор не успела отойти от испуга, сердце норовит пробить ребра.

Тео ставит обратно графин с водой и, закрыв холодильник, приподнимает край своей майки, оголяя накачанный ряд кубиков пресса. Я сразу же прячу взгляд в пол. Но женское любопытство — вещь дурная. Делаю вид, что мне неинтересно, что будет дальше, а у самой интерес уже к горлу подступает. Тео вытирает лицо, пристально посмотрев в мою сторону, демонстративно берет с разделочной доски ломтик сыра, закидывает его в рот и, что-то пробубнив, удаляется прочь из кухни.

— Есть же говнюк, — ворчу, почти не открывая рот.

Перед глазами до сих пор стоят его накачанный пресс и этот прожигающий до самых костей взгляд.

Позавтракав в гордом одиночестве, я принимаюсь за мытье посуды. Слышу веселый голос мамы. Она хихикает, и следом доносится шепот Вольфганга. Они оба входят в кухню и замирают в проеме.

— Доброе утро, — удивленно произносит мама. — Я не думала, что ты так рано встанешь!

Они выглядят влюбленными. И довольными. У меня перед глазами сразу же всплывает картина, где мой бывший жених трахает какую-то девчонку. Сердце сжимается в тугой узел, и мне становится трудно дышать…

— Доброе, — чуть ли не заикаясь, произношу я и, отвернувшись, продолжаю мыть посуду.

— Как спалось на новом месте? — спрашивает Вольфганг, одетый в облегающую белую футболку и синие шорты.

Он проходит к холодильнику и берет оттуда молоко, а мама усаживается за барную стойку.

— Плохо, — без зазрения совести отвечаю я.

Мужчина отпивает прямо из пакета.

— Первая ночь на новом месте всегда странная и неуютная.

Слышу нотку досады в его голосе.

— Ничего, привыкнешь.

— Угу, как же, — бубню под нос, продолжая мыть тарелки.

— Как вчера погуляли? — спрашивает мама таким голосом, что мне хочется провалиться сквозь землю.

— Неплохо.

Вспоминаю вчерашний вечер и то, каким Тео был грубым, а после — его неловкое извинение.

— Мы погуляли по набережной. Тео пригласил своего друга Финна.

— Финн хороший малый, — вмешивается в разговор Вольфганг. — Надеюсь, вы подружитесь.

— Несомненно…

Мой безразличный тон, кажется, все пропускают мимо ушей.

Закончив с посудой, я вытираю руки полотенцем. Вольфганг смотрит на меня так, словно я девочка с луны.

— В следующий раз воспользуйся посудомойкой.

Это звучит так, будто ему не нравится, что я помыла его посуду.

— Мне не сложно.

— Сэкономишь время, которое в нашем мире бесценно.

Просто молчу, потому что не хочу себе портить настроение.

— Кстати, — говорит мама, — а где Тео?

— Скорее всего или на пробежке, или в своей комнате досыпает.

— Я утром его видела, — тихо бубню. — Он как раз пришел с пробежки.

— Ну, значит, скоро спустится, — улыбается Вольфганг, подойдя к маме и поцеловав ее в макушку. — Вам что-то для института нужно?

Я пожимаю плечами, ловя на себе внимательный взгляд Вольфганга.

— Да нет. Завтра все узнаем. Там же форма, ведь так?

— Да, — отвечает мужчина.

Он подходит к кофеварке и включает ее.

— Тем лучше, — с облегчением выдыхает мама.

Я ничего не говорю, лишь поджимаю губы и иду на задний двор, чтобы подышать свежим воздухом.

Тишина. Я не помню, когда в последний раз укрывалась утренней тишиной, как теплым пуховым одеялом по осени. С ближнего дерева доносится щебетание птиц, на середине его ствола красуется старый разваленный домик. Все это придает этому утру что-то невообразимое. Что-то умиротворенное. Волшебное.

Усаживаюсь на ступеньки и закрываю глаза. Интересно, что ждет меня завтра в институте? Наверное, я буду выглядеть белой вороной, не такой, как все. Ловить косые взгляды, сленговые шуточки студентов. И от осознания этого мне становится неуютно.

Достаю смартфон и открываю социальную сеть. Пока у меня нет нового номера, и я сижу с домашнего вай-фая. Даже не представляю, как буду завтра весь день без интернета. Мне даже не удастся посмотреть нормально дорогу до института, уже не говоря о том, как я вернусь обратно. Тяжело вздыхаю, блокируя телефон. Подпираю голову руками, локтями упираюсь в коленки…

— Ты что тут делаешь?

От неожиданности вздрагиваю. Верчу головой из стороны в сторону, и только спустя несколько секунд до меня доходит, что голос Тео доносится откуда-то сверху. Резко поднимаю голову. Сводный смотрит на меня из своего окна. На нем белая майка, оголяющая накачанные руки, на шее цепочка.

— Сижу, — отвечаю ему и сжимаю губы в плотную ниточку.

— Громко сидишь, — фыркает сводный, опираясь на локти.

— Тебе-то что?

— Мешаешь, — с язвительной улыбкой произносит тот.

Мне резко хочется врезать ему.

— С чего вдруг я тебе мешаю? — спрашиваю я.

И лишь спустя мгновение понимаю, что не хотела этого спрашивать. Я хотела вообще промолчать, но почему-то с недавних пор мой язык — мой враг.

Тео пожимает плечами и говорит с такой недовольной интонацией, что у меня скрипят зубы от злости:

— Я тут смотрю в окошко, наслаждаюсь утром, а тут ты сидишь, мешаешь.

— Привыкай.

Скривив недовольную рожицу напоследок, я опускаю голову и продолжаю всматриваться в лиственное дерево, похожее на дуб.

— Come on, nicht wütend (Ну же, не сердись), — раздосадовано говорит Тео. — Я просто пошутил.

— Твои шутки очень странные.

— Daran werdet ihr euch noch gewöhnen! (Так будет частенько, привыкай!)

Закатываю глаза и радуюсь тому, что Тео хотя бы в своей комнате на втором этаже, а не рядом. Эта мысль приятна. Но мне кажется, что надо мной кто-то нависает. Резко поднимаю голову и вижу Тео, который как ни в чем не бывало смотрит на меня.