— Стоп! А права почему на другое имя? — сверяет мою карточку с данными паспорта Кириной макаки. — Чья машина?

— Моя. И права мои. Паспорт чужой, — тараторю, наблюдая за беременной через зеркало заднего вида. Она ложится на сиденья, мостится поудобнее. Не сводя с нее глаз, заторможено произношу: — Мой где-то… Тут… Должен быть… — лихорадочно роюсь в карманах. Ныряю в бардачок.

— Что-то тут нечисто, — парень потирает подборок и напрягает все извилины, даже ту, которая от фуражки. — Выходите из машины, будем оформлять. И я напарника вызову, — выуживает рацию.

Вскидываю подбородок и простреливаю гайца убийственным взглядом. Ему острых ощущений захотелось? Я пас!

— Подождите, я же правду говорю. Времени совсем нет, — уговариваю его, а у самого сердце заходится.

По хрен на штраф, но Киру я одну в машине не брошу.

— А-а-а! — истошный вопль заполняет салон, врезается мне в виски и парализует с головы до ног. Даже обернуться не могу. Ударная волна заставляет молодого гаишника отшатнуться от машины и выронить документы в снег. — Все-о! Я рожа-а-аю! А-а-а!

Бодрит! Нас обоих. Как мордой в сугроб! Святые ежики, за что?

— Можете ехать, — гаишник резко наклоняется, как сломанная пополам кукла, поднимает документы, запускает их в меня вперемешку со снегом. — Доброго пути! — отдав честь, пятится назад. Поскальзывается, падая на задницу у края проезжей части.

— Стоять! — ору что есть мочи, пытаясь перекричать Киру. Она, в свою очередь, снижает громкость, будто позволяет нам пообщаться. Странно, но анализировать некогда. — Вернись! Или сниму на камеру твой позорный побег! А дальше все, чего ты так боялся: слава в сети и пинком под зад со службы, — выставляю телефон, но даже не включаю его. На понт паренька беру, хотя у самого руки трясутся, как у алкаша. — Быстро сюда! Мне нужна твоя помощь.

— Ка-ка… К-ка-акая? — еле выговаривает, с трудом поднимаясь. Плетется к машине, путаясь в собственных ногах. Глупый, зато послушный.

— Знаешь, как сюда доехать? — показываю ему дисплей, на котором горит только поступившее от Кости сообщение с адресом роддома.

Кира, как по команде, издает протяжный стон, тем самым продолжает крепко держать гайца за яйца. И меня заодно.

— К-конеч-шно, знаю. У меня там мама работает, — судорожно и часто кивает он, как болванчик. Многострадальная шапка опять слетает с его пустой головы, катится по заснеженной обочине, а парень от страха с места не двигается. Уши алые, глаза по пять копеек, из раздувающихся ноздрей вырывается пар.

— Вот это удача! — довольно тяну в унисон с оханьем моей проблемной беременной. Мне кажется, или она совсем притихла? Будто нас подслушивает. — Звони матери, пусть готовит родзал. А сам заводи патрульную машину, включай мигалку — и поехали. Будешь путь прокладывать и сопровождать нас, чтобы успели без пробок.

Моргает. Еще раз. Хлопает ртом и глотает морозный воздух, как окунь, выловленный из проруби.

— Но я же на дежурстве, — чешет затылок. — Не положено.

— А-а-а! Больно-о-о! — звучит на ультразвуке, и мы оба на секунду зажмуриваемся.

Внутри моего автомобиля словно завывает сирена. Сердце пропускает удар, а потом и вовсе останавливается. Жуткий стон Киры напоминает писк кардиографа. Все, прямая линия.

— Шевелись! — гаркаю на гаишника, пока он не рухнул в обморок. — Или хочешь мне ассистировать, пока я роды у жены буду принимать, а? И пуповину перегрызать, — специально сгущаю краски, а самого трясет в лихорадке. — Выбирай! Считаю до трех! Ра-аз…

Парень огибает капот, виляет зигзагами по обочине, будто заметает следы.

— Два-а, — кричу ему вдогонку и коротко сигналю для устрашения.

Подскакивает на месте — и его заносит вправо, четко в сугроб. Отряхнувшись, парень ускоряется.

— Три, — киваю сам себе, наблюдая, как он залетает в машину. Заводится, глохнет, пробует еще раз. Теперь главное, чтобы в ужасе без нас не уехал.

Внезапно воцарившаяся в салоне тишина давит и настораживает. Никто не ойкает, не визжит, не стонет. Я как в вакууме, лишь в ушах свистит.

Гробовая ти-ши-на.

Что-то с Кирой? Или я оглох?

Не отвлекаясь от патрульного автомобиля, на котором все никак не включаются проблесковые маячки, я завожу руку назад. Наткнувшись пальцами на живот, накрываю округлость ладонью, зарываюсь в складки платья, чтобы быть ближе к теплому телу, внутри которой копошится маленькая, но очень несносная жизнь. Мысленно прошу ее успокоиться и повременить с появлением на свет. Рано…

— Кирочка, девочка, дыши, — на автомате шепчу. — Сейчас поедем, потерпи.

Мигалка впереди коротит, как китайская гирлянда, и спустя хренову тучу попыток наконец-то загорается вместе с характерным сигналом. Облегченно выдохнув, на эмоциях ласково провожу вверх по животику дрожащей рукой, упираюсь в декоративный поясок, отделяющий юбку свадебного платья от лифа, случайно дотрагиваюсь до края груди. Не придаю этому значения — ситуация совсем не располагает к романтике. Не тот случай, чтобы видеть в Кире женщину. Тем не менее, продолжаю ее бережно гладить. С каким-то ненормальным удовлетворением, словно и сам от этого успокаиваюсь.

— Эй, малышка, слышишь меня? — обращаюсь то ли к Кире, то ли к ее ребенку. — Терпи, едем уже, — нервно постукиваю носком ботинка по педали газа, мысленно подгоняя нерасторопного гаишника, который все никак не решается вырулить на трассу.

— Вы меня не лапайте! — внезапно фыркает она и отбивает мою руку. Выпрямляется, схватившись за спинку кресла. — Я вам не малышка. Лучше трогайтесь, а то полицейская машина без нас уедет, — приказывает на удивление бодро и строго.

Вздернув брови, оглядываюсь и шокировано сканирую без пяти минут роженицу. Сидит как ни в чем не бываю, поправляет сбившуюся ткань на высокой груди, равняет помятые юбки, при этом мрачно зыркает на меня исподлобья, как на латентного Джека Потрошителя. Губы дует, дышит возмущенно и часто, но… даже и намека нет на схватки.

— Ты… — хриплю сорванным голосом. — А ты что… — прочищаю горло и чувствую, как у меня начинает дергаться глаз. — Ты не рожаешь еще?

Замирает, несколько раз взмахивает длинными влажными ресницами, убирает каштановую прядь со лба.

— Так я же вам сказала, что меня отпустило, — невозмутимо пожимает плечами, в то время как я чуть инфаркт не получил. — Еще когда гаишник нас остановил. Вы забыли? — добивает невинной улыбкой.

— Ты же так вопила, — открываю рот и не могу захлопнуть. Помогаю себе рукой, подперев отвалившийся подбородок.

— А что мне оставалось делать, если вы даже с парнем-«новобранцем» договориться не могли? — ехидно хмыкает. — Из вас дипломат никакой! Я начинаю сомневаться в вашем юридическом мастерстве. Надеюсь, хоть с ролью извозчика справитесь, — откровенно хамит. Мстит мне, видимо, за все слова, что я ей сказал в панике.

— Издеваешься? — зарываюсь пятерней в волосы. — Я тут чуть не поседел из-за тебя!

— Волновались? — ошеломленно распахивает губы.

— Обос… кхм… растерялся, — отворачиваюсь от нее.

Вот заноза! Еще не родила, а уже все нервы вытрепала.

— Вы не отвлекайтесь от дороги, — подзуживает позади. — А то ассистент ваш без нас уедет.

— Не командуй, — огрызаюсь, но оперативно пристраиваюсь за машиной ДПС, стараясь не отрываться.

— Кстати, перегрызать пуповину негигиенично. Вы вообще в своем уме? Такое предлагать непонятно кому, пусть даже несерьезно, — бурчит обиженно.

— Да я бы этого олуха к тебе вообще не подпустил, — цежу недовольно. Звучит ревниво, будто я и правда ее муж. — Приляг, Кира, и постарайся не родить по дороге.

— Окей, — подозрительно быстро сдается и устраивается на боку так, чтобы видеть мой профиль. Одну руку подкладывает под голову, а второй придерживает живот. — О-ой, — то ли стонет, то ли хихикает.

— Что опять? — дергаю голову в ее сторону так резко, что чуть шею не сворачиваю. Оцениваю беременную пристальным, беспокойным взглядом. Лежит себе, отдыхает и даже бровью не ведет.

— Ой, нет, ничего, — блаженно улыбается. Ненормальная. — Просто малышка так сильно ударила в самый низ, что я испугалась. Все хорошо, — опускает ресницы и дальше говорит уже не со мной. — Тише, все будет хорошо.

Да уж, наверное. Если меня кондрашка не хватит по пути в роддом.

Рука на руле подрагивает, тремор не отступает, дыхание как сбилось после крика Киры, так до сих пор не может восстановиться. Перед глазами — спасительная мигалка, на которую я ориентируюсь, как на свет в конце тоннеля.

Чтобы не чокнуться, включаю радио, и по салону разливается незамысловатая современная песня.

Спокойно! Сейчас доставлю Киру в пункт назначения, сдам врачам, а сам с чистой совестью — в клуб. Впервые в жизни напьюсь до бессознательного состояния. Впритык до наступления Нового года успею. Отличный план.