Вероника Мелан
День Нордейла
Пролог
— Дрейк?
Место на постели справа от меня пустовало — уже остывшее место, холодная простынь.
Я приподнялась и почти сразу же увидела его, стоящего у окна. Нордейл едва окутался в предрассветную дымку; по саду растекся туман.
— Почему ты не спишь?
Он стоял спиной ко мне — в штанах и без рубашки, — смотрел прямо перед собой, и я была готова биться об заклад, что в эту самую минуту Дрейк Дамиен-Ферно не видел ни стекла, ни застывших в безветрии кустов, ни далекого, едва начавшего окрашиваться розовым неба. В комнате уютная темнота — в такую нужно смотреть самые последние, ускользающие из воображения с пробуждением сны.
— Аарона нет, — донеслось глухо.
Мой вялый спросонья мозг новую информацию переварить не смог, однако уверился в том, что Великий и Ужасный однозначно смотрит не сквозь стекло на улицу, а на очередную невидимую энергетическую карту.
— Нет где? Дома? В городе?
Разве это повод для бессонницы?
Странный и неподвижный, будто застывший, Начальник чуть повернул голову:
— Нет в этом мире.
Мои веки дрогнули одновременно с мозгом — сон слетел.
— Как он мог исчезнуть? Давно?
Умер?
Туман за стеклом напоминал сигаретный дым, выдохнутый великаном. От Дрейка веяло не замешательством, но странным недобрым спокойствием. А еще легкой изморозью и работающими на полную мощь инерционными полями. И это в неполные пять утра.
— Судя по временным метрикам, — пояснили мне от окна, — Аарон Канн никогда не появлялся в Мире Уровней.
Глава 1
Нордейл. Уровень 14.
За неделю до того.
(Mars Lasar — Fear and Tenderness)
Кафе именовалось загадочно и немного пафосно — «Карта судеб», — но чай, судя по аромату, здесь подавали хороший. Немного земляники, мяты, нотка лимонника и нечто неуловимое, мне не знакомое. В чайной карте напиток значился под названием «фирменный». Кофе в меню не нашлось.
— Кофе не ищите, не подаю, — пояснила полная, задрапированная в синий платок поверх легкой блузы дама — очевидно, хозяйка. — Кофе — напиток агрессивный, слишком прямолинейный. То ли дело чай — столько граней, такое смешение слоев. Вы сумеете оценить, я думаю.
Она, похожая плавными движениями на степенную самку тюленя, уплыла обратно к стойке. Я же осталась с чаем и совершенным непониманием того, каким образом, гуляя по Нордейлу так много и так часто, я никогда раньше не натыкалась на это место. Всегда шла к проспекту Тильтер через уютный бульвар Лавьяни, затем сворачивала на Тинтон-драйв, обратно возвращалась по Рин-авеню. И никогда, ни разу в жизни не прошлась по лежащей между ними тихой и безлюдной мощеной улочке.
«Карта Судеб». В нашем мире такое заведение держала бы гадалка. Здесь им владела женщина, отдающая предпочтение тяжелой керамике ручной работы, деревянной мебели, столикам на двоих и накинутым на скамьи со спинками вязанным пледам. Женщина в тюрбане и без единого кольца на пальцах. Женщина, ценящая хороший чай.
Кружка мне досталась темно-зеленая, без узоров, с гладкими когда-то застывшими в печи потеками декоративной глазури. Чай расцветал на языке розовыми бутонами и сладкими ягодами.
Конец июля, заволоченное далекими облаками небо, псевдосолнечный день. Последнюю неделю вечерами шел дождь, и переполненная влагой земля не просыхала. Щедро напоенные бесконечными ливнями и обогретые теплыми солнечными лучами, буйно цвели на клумбах маргаритки и бархатцы. Парила почва.
Хозяйка вернулась несколько минут спустя и с такой непосредственностью, которой можно только позавидовать, скользнула на лавку напротив меня. Сложила полные руки на стол и постучала пальцами. Задумчиво спросила:
— Началось, да?
— О чем Вы?
Я оторопела. Эта женщина выглядела так, будто последние десять лет я каждое утро захаживала сюда, чтобы перекинуться с ней словечком-другим и обменяться новостями. Но я однозначно ее никогда не встречала раньше, потому что такое лицо — лицо с носом-кнопкой, круглыми глазами и русыми бровями-полукружьями — я обязательно запомнила бы.
— Изменения в Вашей жизни. Они уже начались.
Очень прозорливо. До странного.
Я молчала, а все потому, что странностей этим утром действительно хватало. Начать хотя бы с того, что проснулась я в полной, если не сказать оглушающей, тишине и с отсутствием запахов съестного, долетающих с кухни — странность номер раз.
С тех пор как в доме появилась Клэр — моя подруга и по совместительству личный шеф-повар (язык не поворачивался назвать ее «кухаркой»), — в доме всегда присутствовал запах готовящейся еды — жарящейся, варящейся, пекущейся и так далее. Клэр попросту не умела не готовить — она этим жила. И если к завтраку на стол не выставлялись булочки, сырники, ватрушки, гора оладий или чего-то подобного, моя подруга считала, что день начался зазря и спешно это исправляла.
Нет, мы не жили вместе постоянно — дом перешел в ее полное распоряжение давно, — но изредка, в те моменты, когда Дрейк работал сутками, я навещала подругу (а заодно фурий и котов) и частенько оставалась ночевать. И всегда просыпалась от того, что ноздри щекотал один из миллиона фирменных запахов Клэр Мэтьюз — ванили, корицы, лимонной цедры и Вирранской сахарной пудры.
А этим утром Клэр на кухне не обнаружилось. Как и во всем доме. Только тишина, чистая кухня, аккуратно расставленные по полкам кастрюли и сковородки и полный, нетронутый со вчерашнего дня холодильник.
— Просто утро. Не совсем такое, как другие. Бывает, — ответила я уклончиво, так как женщина напротив смотрела по-доброму, но довольно пытливо.
— Совсем не такое, как другие. Совсем.
Она была права. Наверное, все-таки гадалка из моего или схожего с моим мира.
Подруге я звонила раз восемь, но всякий раз она сбрасывала мои звонки, и это явилось странностью номер два, выбившей меня из колеи. Не хотела разговаривать? Не могла? Ушла, забрав из дома все свои личные вещи, и не оставила даже записки? Но почему тогда телефон брать отказывался также и Антонио — друг и кавалер Клэр?
Мое пробуждение случилось всего час назад, а жизнь уже расставила столько неожиданных препятствий, что мне, кажется, требовался именно кофе, а вовсе не многослойно-ароматный земляничный чай.
— Сюда не заходят просто так, милочка, — «гадалка» в тюрбане улыбалась, но странно, без веселья. — Здесь все сделано для того, чтобы путники заглядывали именно в тот момент, когда им требуется помощь. Так уж я настроила пространство. И потому заглядывайте, когда Вам потребуется подумать — здесь часто приходят хорошие мысли.
И она ушла, оставив меня допивать чай в немом изумлении.
На улице шумел июль. Сотовый в очередной раз ответил странное: «Абонент недоступен».
«Куда же ты подевалась?»
Все дело в том, что если бы из моей жизни исчез кто-то другой — Мак Аллертон, Баал Регносцирос, Халк Конрад или другой из ребят спецотряла, — я бы не напряглась. Они то и дело куда-то девались: работа, тренировки, задания. Если бы временно исчез Дрейк, я бы даже не удивилась — тот столетиями был занят постижениями тайн и загадок Вселенной. Испарись Тайра, я бы подумала, что она отправилась через один из специально установленных для нее порталов на Архан. Растворись Сиблинг, я бы даже не заметила.
Но Клэр?
Клэр являлась частью этого мира — стабильной и незыблемой его частью. Без непредсказуемости, без неадекватных поступков, без «волн». Клэр была одним из трех китов, на которых, как выяснилось, зиждилось мое спокойствие.
А теперь она пропала.
Предварительно забрав из дома все свои вещи.
Дрейк на работе — статус: не отвлекать. Способный обладать какой-то информацией Антонио не желал брать трубку — занят? Обратиться к Чейзеру — мол, определи местоположение «потеряшки»? Я и сама могла бы прыгнуть к ней, чтобы прямо спросить о том, что произошло, однако какое-то время назад перестала бездумно этим заниматься, столкнувшись с конфузными ситуациями (люди в спальне, в душевой, в туалетах, люди, занимающиеся любовью).
А что, если она попросту купила горящую путевку на какой-нибудь дальний остров, а позвонить и сообщить мне об этом решила позже?
Всякое случается. Дрейк учил не паниковать, и я не паниковала.
Раскачивались от ветерка ветви лип, выглядывали из декоративных «капустных» листьев на аккуратных палисадниках бутоны троцинии; шуршал под ногами на ведущей к дому дорожке песок — он всегда оставался на ней после дождя. Слишком быстро менялся рисунок неба — ветер гнал в далекие дали стада облаков.
Дверь я открыла своим ключом.
Тихо. Через несколько секунд выбежал навстречу белоснежный Михайло, потерся боком о мою штанину, громко замурчал.
Ни фурий. Ни Ганьки.
Фурии-то ладно — их попросил для очередной «беседы» в Реактор Сиблинг — мохнатые существа и представители Комиссии нередко обменивались полезной друг для друга информацией, — но Огонек? Рыжая кошка — любимица Клэр — никогда не покидала этот особняк. Ни разу с тех пор, как поселилась в нем.
На душе, несмотря на безмятежный с виду день, копилась тяжесть.