Ещё она слишком реалистично оценивала себя и свои произведения как объект интереса для издателей, потому что была наслышана о том, как не хотят работать с неизвестными авторами, независимо от того, насколько хороши их рукописи. А она была мало того, что неизвестной, но и слишком молодой — на момент окончательного написания первой книги ей исполнился двадцать один год.

После окончания университета, Ксения пошла преподавать русский язык и литературу в ту самую школу, где училась она сама и где трудилась учительницей младших классов вплоть до самой смерти её мама. Но через год Ксюша поняла, что это не для неё — она не сможет смириться с тем, что придётся работать учителем всю жизнь, как мама. Или просиживать штаны на какой ещё неинтересной работе. Потому она таки решилась.

Не став ничего публиковать в интернете, посчитав это бесперспективным путём, она начала свой трёхлетний путь скитания по книжным издательствам. Хотя она и не рассчитывала, что её как автора сразу примут с распростёртыми объятиями и готова была пытаться до последнего, каждая неудачная попытка вселяла в неё очередную свою малую толику неуверенности в себе и уныния.

В свободное от работы время продолжала писать другие книги, надеясь, что все они когда-нибудь увидят свет.

Её первая книга, вышедшая в две тысячи двенадцатом году, когда Ксюше исполнилось двадцать пять, на удивление ей, имела неплохой успех. Хотя она и не была первой задуманной ею книгой, но она была первой написанной — о молодой девушке, потерявшей мать. Ксюша не без горечи осознавала, что вдохновением для неё была собственная потеря — её мама, Елизавета Архипкина, умерла в сорок два года после двух лет болезни, когда дочери исполнилось восемнадцать.

Ксюша до сих пор помнила, как на презентации у неё от невероятности происходящего просто дух захватывало, и кружилась голова. А Гоша, тогда ещё Георгий Андреевич, её издатель, замечая это, старался подбодрить её и успокоить — как находя для неё правильные слова, так и время от времени говоря ей всякие шутки. После они ещё долго разговаривали в тот вечер, и именно тогда Ксюша начала подозревать, что она нравится ему не только как автор.

Ну всё. К чёрту стеснение.

— Пойдём уже досмотрим этот фильм, — прошептала Ксюша, улыбнулась, и, взяв его за руку, потянула за собой на диван. — Вещи потом дособираем.

— Правда? И даже каждые пять минут не будем ставить на паузу? Ну тогда всё успеем, — Георгий в шутку задумался.

— Да. Я схвачу тебя крепко — крепко, и ты от меня никуда не убежишь. Тогда я действительно выдержу. Обещаю! — с этими словами она подошла к компьютеру, включила воспроизведение и метнулась обратно на диван, прижавшись к мужу сбоку.

Экран оживился — на нем замелькали полицейские в форме, разбирающие дело.

— Ну смотри. Тогда у меня может быть встречное условие, — Гоша повернулся к ней, сделав загадочное выражение лица.

— Это какое же? — с деланной надменностью спросила Ксюша, подняв свои брови.

— От меня я сейчас тоже не дам тебе сбежать, — проговорил он, обняв её и склонившись к ней так близко, что почти коснулся её кончика носа своим.

Нежно погладив её по щеке (от этого Ксюша вздрогнула, почувствовав пробежавшую у неё по всему телу сладкую дрожь), он поцеловал её в приоткрытые губы. Она тут же ответила с горячностью, положив одну руку ему на спину, а другую на затылок и притянув его ближе к себе.

Закрыв глаза, она жадно вбирала все ощущения, которые она сейчас испытывала. Вкус его мягких, чувственных губ на её собственных. Его волосы и его тело под своими руками. Его прикосновения — одной рукой он обнимал её за спину, а другой уже гладил шею. Его тепло, через свою голубую рубашку. Его запах. Его дыхание, которое было совсем близко.

Глава 2

Ефим Алексеевич Архипкин, дядя Ксюши, уже много лет являлся сотрудником отдела культурных программ в городской детской библиотеке. Сколько точно, она не помнила, но могла сказать, что благодаря этому большую часть детства она провела в большом, устланном мягкими бордовыми коврами зале, в воздухе которого витал непередаваемый запах старых книжных изданий. Вдоль стен тянулись стеклянные витрины с мелькающими в них разноцветными обложками с весёлыми изображениями зверят, детей, куколок и мудреных тракторов, автомобилей и строительных кранов. Все эти книги можно было взять для чтения в соседнем зале — таком же большом, как и этот, уставленный столами и стульями, только там вместо них чёткими ровными рядами высились стеллажи с книгами.

Ксюша даже помнила, как она, маленькая четырёхлетняя девочка в белом платьице и косичками с вплетёнными в них розовыми бантиками, пришла туда с мамой взять книгу про Красную шапочку. Одна такая была выставлена на витрине. Яркая иллюстрация девочки с красивом платьице и красном берете на обложке так впечатлила её, неугомонного ребёнка, что Ксюша, не дожидаясь маму, побежала в зал со стеллажами, чтобы поскорее достать книгу с полки. Для этого она встала на нижнюю полку и, придерживаясь ручками за одну из верхних, попыталась переступить на следующую. Она уже начала падать, но мама вовремя успела подбежать и схватить дочку. Но то, что ей так и не дали другой попытки добраться до полки, было настолько обидно, что Ксюшенька даже расплакалась.

Поскольку, помимо дяди-библиотекаря, мать у неё была учительницей начальной школы, в мир детской литературы Ксюшу привели, едва она научилась понимать. А может, даже до этого — тут она не могла помнить. По мере того, как она росла, от традиционных сказок про Репку, Золушку, Белоснежку, Спящую красавицу, Русалочку она переходила к более содержательным историям. Пеппи Длинныйчулок, Незнайка, Алиса, серия книг Волкова, детективы серии Чёрный котёнок… Наверное, Ксюша перечитала весь репертуар детских книг. Это стало её основным увлечением. Невероятные далекие, волшебные миры с лёгкостью захватывали и поражали богатое воображение девочки. После чтения книг она могла днями говорить о понравившихся ей героях, их поступках, событиях, рисовать персонажей и места действия, как она представляла. Именно Ксюша принимала активное участие в рисовании и составлении плакатов для украшения зала, творческих выставок. С воодушевлением, орудуя кистью, акварелью и насыщенной гуашью она изображала на плакатах Винни-Пуха, Пятачка либо Элли Смит с Тотошкой. Карандашами, фломастерами и цветными ручками она делала небольшие зарисовки.

А ещё она очень любила творческие вечера, когда детей собирали обсуждать какую книгу, журнал либо творчество одного конкретного писателя. Иногда на эти встречи приходили даже настоящие авторы! Тогда можно было обсудить прочитанное не только с ребятами, но и с тем, кто создал сей удивительный мир посредством чернил, бумаги и безграничной фантазии.

В совсем маленьком возрасте Ксюшу приводили мама или бабушка. Иногда брали с собой внука дяди — её двоюродного племянника Сашу, с которым они были одногодками. Тот послушно ходил, но сам не проявлял большого интереса и после окончания начальной школы у деда больше не появлялся. А Ксюшенька любила библиотеку с её тихими, но широкими, коридорами, запахом старой бумаги, колоннами, подпирающими сводчатые арки потолка, залы, стеллажи, полные манящих неизведанными историями и тайнами произведений, витрины с книжками и журналами. Что касалось творческих вечеров, то Ксюша аж за месяц до очередного начинала доставать дядю — что они будут обсуждать, когда придёт очередной автор и какой, чтобы уже прочитать его книгу и подготовить вопросы. Показать рисунки к ней (если книга очень её впечатлила).

Необъяснимый, захватывающий интерес к вымышленным реальностям и их созданию перешёл в её собственные рассказы. Вот только романы Ксении Архипкиной и близко нельзя было причислить к детской литературе. Сюжеты, возникающие у неё в голове, несли, мягко говоря, непростую подоплёку. Потому в литературных разделах социальная драма и триллер стали её жанрами. Она отшучивалась, что не всё было так плохо — детективные и любовные линии в её книгах тоже в разной степени присутствовали, и даже юмору место находилось (если верить критикам и читателям).

Дядя нет-нет да сокрушался, что любимая племянница так и не появится в его отделе как автор, потому что пишет «одни ужасы». Впрочем, делал это он скорее в шутку. Правда, иногда намекал подумать о написании чего-нибудь для детской аудитории, полушутливо-полусерьёзно говоря, что её таланта хватит для написания в любом жанре. Ксюша так и не понимала, насколько всерьёз он ей это предлагает, и отшучивалась в духе «ну тогда я напишу про зайчика-маньяка и кролика-полицейского… или наоборот, кто там быстрее бегает» и не забывала добавить, что писатели Гоши, работающие в жанре детской литературы, у него и так часто бывают.

В этом году дяде Ефиму исполнилось семьдесят пять лет. За прошедшие годы седины и морщин у него прибавилось, а энергии наоборот — он стал более медлительный, спокойный и задумчивый. Наверное, как и все пожилые люди, он всё больше начинал тяготеть к домашнему уюту с внуками, телевизором и креслом-качалкой. Однако, к счастью, творческого энтузиазма не потерял, и его голубые глаза, пусть и уже поблекшие цветом, по-прежнему искрились от приходивших на ум идей организаций весёлых культурных мероприятий. Дядя всегда предпочитал стиль, как называла его Ксюша, джентльменский — костюм, пальто, и берет вместо обычной шапки. Да и в общении был соответствующим — галантным, вежливым, обходительным. А сердился он крайне редко. Она и не помнила случаев, чтобы он выходил из себя.