Виктор Бурцев
Алмазная реальность
ОТ АВТОРА
ПРИВЕТСТВУЮ ТЕБЯ, ЧИТАТЕЛЬ!
Суть моего маленького вступления сводится к следующему. Я хочу, чтобы ты сразу понял, что держишь в руках не прямое продолжение первых «Алмазных НЕРвов». История с ними завершилась. Они появятся в этой книге только как намек на то прошлое, которое уже не воротишь.
Книга, которую ты держишь в руках, не о НЕРвах, а о людях. А писать о них (и, я надеюсь, читать) гораздо интереснее, чем о проблемах виртуальных войн (которые, конечно, тоже будут освещены).
Недавно меня упрекнули в «апелляции к реальности». Да, эта книга привязана к реальности, к нашей с вами современности. И это сделано для того, чтобы стало ясно: в нашем мире возможно все. Не завтра, не послезавтра, а прямо сейчас. И все, что происходит сейчас с нами, завтра может стать Историей.
Краткий словарь используемых в тексте терминов
Лоа Легба — древнее африканское божество (лоа) племени фон. К этому божеству наиболее часто обращаются те, кто связан с колдовской системой ВУДУ.
Барон Суббота — лоа смерти в мифологии племени фон. Входит в пантеон основных божеств колдовской системы ВУДУ.
ИскИн — общепринятое сокращение, обозначающее Искусственный Интеллект.
Служба Тьюринга — специальная международная организация, занимающаяся вопросами безопасности систем искусственного интеллекта (выдумана, если не ошибаюсь, У. Гибсоном).
Тест Тьюринга — тест на «разумность». Используется в работе с системами искусственного интеллекта.
КИ — Коэффициент Искусственности.
ОСААз — Орбитальная Система АнтиАстероидной защиты. Система управления антиастероидным щитом Земли. В прямом подчинении Службе Тьюринга.
СНУКЗИ — Спутник Непосредственного Управления Космической Защитной Инициативой. Исполнительная часть АнтиАстероидного щита. В прямом подчинении Службе Тьюринга.
ИНТРОДУКЦИЯ
Двадцатый век не знает, что такое война.
Дэн Симмонс. «Дети ночи»
И лесоруб никогда не уловит мгновение смерти
В стоне деревьев, которые он убивает.
Федерико Гарсия Лорка. «Ода королю Гарчема»
Курорт курорту рознь.
Как можно назвать курортом Кипр, например, где вода нафарширована мельчайшими частицами ржавчины, а у берега торчат развороченные взрывами ракетные крейсера и миноносцы?
Как можно назвать курортом Крым, где на пляжах больше долговременных огневых точек и капониров, чем зонтиков от солнца?
Поэтому я и выбрал Реюньон. Когда-то он был частью Франции, а теперь стал маленьким уютным гнездышком для отдыха убежденных холостяков типа меня, с прохладной выпивкой под каждым кустом, симпатичными домиками с необходимым минимумом удобств и классными негритянками. Я вбухал в этот отдых дикие деньги, но, знаете, он того стоил. Да и после всей этой истории с НЕРвами мне ничего другого не оставалось.
На острове тоже чувствовалось дыхание войны. Ночами бороздили небо звенья стратосферных перехватчиков, а во многих километрах отсюда, в Мозамбике, в джунглях, гибли тысячи людей. Слава богу, до применения тактического ядерного они еще не дошли, но рано или поздно чей-то черный или белый палец нажмет на кнопку. Скорее черный — белые наемники азартно палят друг в друга среди джунглей, а командуют черные. Маршал Нкелеле, маршал Ауи, генерал-адмирал Кеньята-Джуниор…
Я пробыл на Реюньоне восемь дней из оплаченных пятнадцати, после чего плюнул, собрал манатки и вернулся в Новую Москву.
И дернул меня черт в первый же день отправиться в Московский городской банк…
Клерк выскочил из-за своей стойки одним прыжком, ловко, словно специально тренировался несколько дней. Только что он перекладывал стопки розовых пластиковых листов, и вот он стоит, обводя зал коротким рыльцем компактного юаровского автомата.
Я понял, что сейчас он будет стрелять. Это не ограбление, просто человек чокнулся. Такое бывает, и, между прочим, все чаще и чаще.
Клерк молчал, словно ожидая сигнала. И сигнал последовал. Метрах в пяти слева от меня, у большой декоративной пальмы, дико завизжала девчонка лет шестнадцати в суперкороткой малиновой юбке и прозрачной футболке. Клерк дернулся, палец нажал на спуск, и автомат плюнул очередью в зал.
Визжавшая девушка смолкла. Прозрачную футболку смяло и вдавило в тело, кровь веером хлестнула вокруг, и тут уже орать начали все. Упали еще человека три, в том числе дежурный милиционер, оказавшийся под той же пальмой, потом на пол посыпались остальные — трудно было понять, раненые или же просто укрывающиеся от пуль.
Клерк стоял, поводя автоматом на уровне бедер, и методично обстреливал зал. Летели куски стекла и пластика, рикошетили от стен и металлических частей фурнитуры пули… Я залег за массивной банкеткой.
Неожиданно стало тихо, лязгнул высвобождаемый магазин. Слышно было, как среди женского всхлипывания и чьих-то безнадежных стонов клерк бормочет:
— Ненавижу… Ненавижу… Цок-цок-цок, мой ослик, в Вифлеем бегом…
Кажется, это была какая-то рождественская песенка, но я сконцентрировался на бритом наголо парне лет двадцати пяти, который лежал за соседней банкеткой. К нему прижималась стриженая девушка в черном: он осторожно оттолкнул ее из недр своей куртки, извлек пистолет — кажется, «илама», но я бы не стал утверждать это под присягой — и аккуратно выкатился из-за своего укрытия.
Клерк инстинктивно вскинул автомат, хотя еще не успел вставить новый магазин, а бритый точно, как на учениях, всадил в него пулю, прямо в грудь, в белый костюм. Потом, когда клерк начал заваливаться назад, он выстрелил еще раз, в пах. Третья пуля подсекла ногу клерка, и тот, повиснув на прозрачном кассовом щите, неуклюже свалился на пол. С бряканьем упал автомат.
— Готов, — громко сказал я, поднимаясь и отряхивая плащ. — Спасибо, приятель.
Бритый искоса посмотрел на меня, но ничего не сказал. Его девушка тут же повисла на нем и принялась целовать. В раскрывшиеся двери повалила милиция, и первый, кого я увидел, был капитан Курицын. Он меня тоже узнал.
— Странная способность — попадать в неприятные ситуации, — заметил он, подходя.
— Так уж вышло. Хотел упразднить счет, и вот тебе…
— Восьмой за двое суток. Кажется, обожрался тензола. Все банковские клерки жрут тензол. Статистика: из последних восьми пятеро — банковские служащие, один — бармен и еще двое — безработная шушера. Счет пока был семь — сорок три в их пользу. Сегодня, кажется, он прикончил еще троих, так что теперь восемь — сорок шесть. Писать будете?
— Вряд ли, — махнул я рукой. — Сами говорите, что это уже не сенсация и даже не новость. Пусть ваши хроникеры пасутся, это не мой уровень. Если бы тут в толпе случился министр какой-нибудь или президент фирмы…
— Все бы вам президентов убивать, — буркнул Курицын. Это был желчный маленький человечек, обремененный, насколько я знал, большой семьей, очень талантливый профессионал. Меня он не любил, да и мне его любить было не за что, но работать с ним было одно удовольствие.
Мимо провели бритого с заломленными за спину руками. Рядом семенила его девушка, по лицу ее была размазана косметика.
— Ненавижу эту страну, — продолжал ворчать Курицын. Я поймал себя на мысли, что только что слышал эти слова от клерка. — Старший, Вовка, вчера обрадовал: записался в наемники. Через три дня отправляют в Намибию. На хрена ему эта Намибия, скажите на милость? Денег захотелось? Так, чтобы с этими деньгами вернуться, еще выжить там надо!
— Он разве служил? — осведомился я. Насколько я знал, африканцы брали только резервистов.
— Какое там! После школы три года в университете на кибернетика учился, а как бросил, на подвиги потянуло! И главное, дери ему теперь уши или не дери, а назад не попрешь — контракт подписан, а выкупить у меня денег сроду не хватит… А черные гребут всех подряд, им пушечное мясо нужно…
Капитан выглядел удрученным и жалким, и я ему искренне сочувствовал, но помочь ничем не мог. Африканцы и впрямь разработали очень действенную систему: подписавший контракт мог его выкупить за сумму, равную трем годовым жалованьям, но вся штука состояла в том, что таких денег у контрактников просто не имелось.
Мы с капитаном вышли из здания банка и уткнулись в огромный рекламный плакат: молодец в камуфляжной форме, с гранатометом в руке, обнимает другой рукой хрупкую негритянку в набедренной повязке. Выше — надпись по-русски: «Вступайте в ряды Национальной Армии Мозамбика!» Такие плакаты — Мозамбик, Ангола, Намибия, Южно-Африканская Империя, Заир — висели по всей Новой Москве. Черт, непривычно — Южно-Африканская Империя… Все равно все зовут по-старому — ЮАР. И столицу Преторию никто не называет Мандела. Этим-то хорошо, они пока не воюют, только подкармливают соседей и стравливают помирившихся.
— И все почему? — продолжал капитан, — Сосед вернулся, тоже Вовка, на пять лет моего старше. После армии служил в Анголе, дослужился до сержанта, привез действительно приличную сумму… Рассказывал, как воевал, про бордели в Луанде, и мой дурак завелся. Не про то слушал, как у них целую роту в джунглях вырезали и съели, а про то, какие у негритянок задницы и чего они делать умеют…
— Ладно, Игорь Иванович… — успокоил его я. — Возвращаются же люди,
— Легко вам говорить. А у меня жена второй день в истерике.
В приплюснутый диск «скорой помощи» внесли накрытые белым носилки с телом убитого клерка. Мигая огнями, «скорая» зависла метрах в трех над дорогой и понеслась по проспекту над вереницей машин.
— Что парню грозит? — спросил я, имея в виду бритоголового.
— Посмотрим, что на нем висит… Пистолет явно не зарегистрирован, но это по нынешним временам ерунда.
Если нет чего посерьезнее, штрафанем да отпустим. Свидетелем не желаете?
— Если парню поможет — желаю. — В случае чего найду. Удачи!
Мы попрощались, и я пошел по тротуару в сторону Ботанического сада. В кармане запищал зуммер.
— Привет!
Артем. Давненько не слышал я его голос, видно, совсем погряз в своих виртуальных заботах… А ведь совсем недавно история с НЕРвами была суперпопулярной. В узких кругах, разумеется.
— Привет, мученик. Как жизнь?
— Течет. Что нового?
— Ничего.
— Кого видел?
— Мартина имеешь в виду? Не видел сто лет. Может, уже капитана дали.
— Вряд ли. Он склочный.
— О делах служебных расспрашивать не буду, знаю, что секретно…
— Да уж для тебя вряд ли.
— Ладно, ладно…
— Ну, пока. Звони, если что…
И вот так все наши немногочисленные беседы. То ли он и впрямь загружен, то ли не хочет общаться, то ли просто не о чем нам говорить…
Признаюсь честно, мне очень надоело в Москве.
Надоело за день.
Надоело, как только я сошел с трапа стратоплана в Шереметьеве-3.
На глаза опять попался плакат, на сей раз камерунский — своего рода экзотика, они только-только начали с кем-то там воевать — и меня как громом поразило. А не поехать ли мне в Мозамбик? Военный корреспондент из меня вроде неплохой, писал как-то репортажи о венесуэло-колумбийском конфликте… Вот только кто бы меня отправил? В первой же редакции, куда меня занесли ноги, мне повезло. Редактор «Красной звезды», жуткого реликта эпохи расцвета Вооруженных сил России, тогда еще СССР, меня знал понаслышке и очень обрадовался. Звали его, кажется, Анатолий Степанович, а может, и не так — он представился скороговоркой и усадил меня в кресло.
— Корреспондент в Мозамбике нам нужен, — сказал он. — Должен вам сообщить, что последнего убили полмесяца назад и замену найти не так-то просто. Оплата хорошая, тем более мы параллельно работаем с «Солдатом удачи», так что будете двойной агент, хе-хе… Не передумали?
— Не передумал, — буркнул я.
Что я буду делать в этой дыре? Подставлять задницу под пули? Национальные парки Горонгоза и Маррумеу давно превратились в истоптанные сапогами и разъезженные гусеницами плацдармы. Памятник Чиссано в Мапуту если и уцелел, явно хранится где-нибудь в подвале…
— Точно не передумали? — продолжал пытать редактор.
— Да нет.
— Тогда вам выпишут сейчас редакционное удостоверение, дадут аванс и — вперед. На любом транспорте с новобранцами, хотите — завтра, хотите — послезавтра.
— Лучше завтра, чем послезавтра, — сказал я. — Знаете, воевать лучше там, где уже идет война… Похоже, он меня так и не понял.
Часть первая
САФАРИ
… И в каждой музыке — Бах,
И в каждом из нас — бог.
Иосиф Бродский
Путин выключил огромный экран стерео — тот бесшумно собрал изображение в яркую точку и погас. Бывший президент в очередной раз смотрел хронику, смотрел, как он, молодой, быстрый, уверенный, встречается с премьер-министром Великобритании.
Я стар.
Я суперстар.
Как в реликтовом анекдоте про Брежнева. Бог мой, кто сейчас помнит, кто такой Брежнев? Это уже что-то из области знаний об Александре Македонском, например, хотя и Македонского никто сейчас не знает…
— Владимир Владимирович, журналисты, — сказал селектор после вкрадчивого звяканья.
Вот еще напасть… Корреспондентов Путин не слишком любил в основном потому, что они спрашивали его о вещах малопонятных и скучных, на его взгляд: кибертехнологнях, спутниковых системах слежения, новых разработках КОРов и НЕКов… Всей этой ерундой Владимир Владимирович не пользовался и пользоваться не собирался, хотя конечно же ходили слухи, что он давно уже напичкан хитроумными приспособлениями, потому и держится молодцом.
Это было правдой.
Нет, не приспособления, а то, что экс-президент держался молодцом. В его годы — а на планете людей подобного возраста имелось не столь и много — Путин плавал, бегал, катался на лыжах и регулярно появлялся на людях, не пропуская ни одного события, которое считал значительным. Он, правда, не любил улетать из Новой Москвы, что журналисты тут же обозвали стратофобией. Какая, к черту, фобия… Просто лень и все, но им-то не скажешь…
— Владимир Владимирович, — с легкой укоризной напомнил селектор. Задумался. Ч-черт…
— Пусть войдут. Принесите что-нибудь прохладительное, — распорядился Путин.
На сей раз он сделал исключение, потому что журналисты были из «Асахи» и «Ю. С. Ньюс энд Уорлд Рипорт» — изданий, которые Владимир Владимирович ценил и регулярно читал. К тому же они клятвенно обещали не спрашивать ничего о кибернетике.
Тяжелая дверь из натурального дуба отворилась, и в кабинет вошли двое журналистов в сопровождении секретаря. Оба оказались японцами в одинаковых белых костюмах, в одинаковых очках.
«Только японцы и носят сейчас очки», — подумал Владимир Владимирович, жестом приглашая сесть. Японцы коротко поклонились, синхронно вынули микродиктофоны и положили на стол. Секретарь поставил поднос с разноцветными баллончиками и удалился.
— Кэйдзо Мураяма, «Асахи», — представился первый японец.
— Масаси Нода, «Ю. С. Ньюс энд Уорлд Рипорт», — представился второй.
— Очень приятно, — кивнул Путин. — Как вам удобнее вести беседу?
— Если вы не возражаете, мы будем задавать вопросы по очереди, — мягко предложил первый. Он говорил по-русски очень хорошо, даже без свойственного японцам «эр» вместо «эл».
— Как вам угодно.
Японец наклонил голову, давая понять коллеге, что теперь его очередь.
— Для начала позвольте передать вам привет и наилучшие пожелания от господина Идзумо, председателя Кунасири томино кай, общества изучения Камчатки, — церемонно сказал представитель «Асахи».
Владимир Владимирович понятия не имел, кто такой господин Идзумо и что их связывает или связывало в прошлом, но сердечно поблагодарил.
— Мой первый вопрос таков: что вы, господин Путин, думаете об африканской войне? — Мураяма сделал едва заметное движение рукой, включив диктофон.
— Предвижу ваш второй вопрос, проистекающий из первого: как я расцениваю участие в конфликтах десятков тысяч российских наемников, — улыбнулся Владимир Владимирович.
Мураяма развел руками: угадали, мол.
— Так вот, я не могу сказать, что мне это нравится. Я неоднократно выступал в наших средствах массовой информации, и вы знаете мою позицию. Однако я не в силах влиять на решения нашего правительства и тем более на желания граждан зарабатывать на жизнь таким образом. К тому же в качестве наемников в Африке воюют не только русские, но и итальянцы, американцы, немцы, поляки, армяне, казахи, испанцы, датчане…
— Но японцы, к примеру, не воюют, — тишайше вставил Нода.
— Согласен с вами. — Владимир Владимирович улыбнулся своими тонкими губами. — Не воюют. Только поставляют оружие и технологии… Но вернемся к наемникам из России. Я полагаю, сегодняшняя политическая и экономическая ситуация в стране толкает определенную часть молодых людей на поиски приключений и дополнительных заработков. Африканские вербовщики работают на очень высоком уровне, достаточно посмотреть рекламные ролики… А какие-либо запреты попросту невозможны. Ситуация, конечно, малоприятная, но ничего сделать нельзя.
— Как вы думаете, правдивы ли слухи об участии в войне так называемых искусственных интеллектов? — осведомился Нода.
— Вопрос из области кибернетики, — шутливо погрозил пальцем Путин. — Пока это только слухи, я никак не могу комментировать. Скажу только, что не хотелось бы в это верить. Иначе мы придем… Страшно даже подумать, к чему мы придем.
Мураяма:
— Владимир Владимирович, вас называют «главным консультантом российских спецслужб». Это соответствует действительности?
— Без лишней скромности скажу, что обладаю большим опытом. И в том, что ко мне иногда обращаются за консультациями наши спецслужбы, ничего необычного не вижу.
— Вы можете привести пример?
— Не могу. — Владимир Владимирович снова улыбнулся. Японцы помолчали, потом Нода спросил:
— Как вы расцениваете последние шаги кабинета министров России?
— Никак, — все так же улыбаясь, сказал Владимир Владимирович. — Это трудно назвать шагами. Это топтание на месте. Я давно уже перестал давать оценки деяниям российского руководства. Обидно, что все построенное нами так быстро разрушили.
— Многие склонны называть это не разрушением, а перестройкой.
— Был такой термин в конце прошлого века. — Теперь Путин не улыбался. — По счастью, он сейчас забылся. Еще лет тридцать назад он считался едва ли не ругательным.
Снова Нода:
— Что вы делаете на посту президента вашего фонда?
— Помогаю ветеранам войн. Для этого, собственно, и был создан фонд.
— Почему вы отказываетесь участвовать в молодежных программах?
— В каких? Виртуальное обучение? Так называемая «Имплантация библиотек»? Или «Новый олимпийский резерв»? Извините, но я не люблю, когда из людей, а тем более из детей, делают роботов.
— Киборгов, — уклончиво поправил Нода.
— Роботов, — жестко повторил Владимир Владимирович. — Я не собираюсь выделять на это средства. Пусть министерство образования подкупают кибернетические корпорации. Я же вижу перед собой и фондом другие цели.
— Следовательно, вас правильно называют консерватором?
— Называйте меня как угодно. В моем возрасте, поверьте, это не так уж важно.
— Во время попытки военного переворота в России вы поддерживали «чистых»? — Мураяма прищурил и без того узкие глаза за стеклами очков.
— Я никого не поддерживал. Я сидел вот здесь, на этом диване, и пил чай. С тортом. Замечательный шоколадный торт. Если честно, мне было все равно, потому что я не верил ни тем ни другим. Кстати, в мое окно стреляли из снайперской винтовки, судя по всему, из соседнего дома. У меня специальные стекла — японские, между прочим, — так что я не пострадал, но сам факт радует: с моим существованием все еще считаются.
— Вы так думаете? — В голосе Ноды смешались сомнение и интерес.