Виктор Дубровский

Кочевые дороги

Глава I

Моя первая жена была блондинкой. От всех прочих блондинок её отличали терминальная стадия эгоцентризма [Недуг, которого причину давно бы отыскать пора… (А. С. Пушкин).] и легкая картавость. По утрам её голос, отягощенный нижегородским грассированием, вспахивал первую борозду на моём мозге: «Ну где же моё кофе, Вольдемар?» За полгода совместной жизни борозда превратилась в незаживающую язву, и вот сегодня, сквозь сон, я услышал знакомые интонации. От неожиданности я подскочил слишком резко и ударился головой о потолок. Потом сумел выбраться из своего узилища и пару раз присел, чтобы размять затёкшие мышцы. Какая мерзость. На ветвях берёзы ворона, склонив голову, сказала: «Кр-рак». Мастерская имитация незабываемого голоса. Напугала, гадина.

Правду говорят умные люди: «Не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра». Нет, умные — это не про меня. Воспрял, расправил крылья, полетел сломя голову. Короче, склихасофский, главный вопрос один: «Где я?»

* * *

Крышу у меня окончательно снесло пару дней назад. Я подошёл к большому окну в своём кабинете, сквозь тонированное стекло с тоской посмотрел на город. Потёр виски. У людей — всё как у людей. Люди радуются солнечным дням, а у меня, как только наступает ясная погода, начинается сумасшедшая мигрень. Никакие микстуры доктора Курпатова не помогают. Не помогает коньяк. Водка и портвейн тоже. Изредка облегчают страдания лошадиные дозы анальгетиков, но сажать печень химией я не хочу. Лучше уж настойка пустырника с коньяком, в пропорции 1:1. И кофе.

Хотелось взять в руки шестиструйный плазмоган и покрошить всё это гадово скопище к чертям, мебель порубить в мелкую щепу, облить напалмом, поджечь и уехать «в глушь — в Саратов». Гадово скопище — это офис, точнее, персонал этого офиса, где я имею неосторожность работать.

В кабинет вкатился Паша Большой. Генеральный директор и один из собственников нашей богоспасаемой компании. Индюк, блин. Толстый багроволицый колобок на коротких кривых ногах. Явился, не запылился. С ходу начался наезд:

— Вольдемар Абызович, скажите, пожалуйста, почему наша прибыль во втором квартале уменьшилась на семнадцать процентов?

Вот козлина. Это что-то новенькое. Раньше его руководство фирмой обычно укладывалось в полтора часа: собрать планёрку, на всех наорать, что всё плохо и никто не работает, и уехать в кабак или сауну. И с чего это вдруг изменение репертуара?

— А потому, уважаемый Павел Игнатич, что согласно приказу директора по экономике и персоналу было проведено сокращение водителей на семь единиц, слесарей на пять. Для уменьшения издержек, в соответствии с решением правления. — «Уменьшили, ага», — злорадно подумал я. — В итоге мы сорвали сроки доставки оборудования трем компаниям. Двум заплатили неустойку, а третья расторгла договор.

— Вы, как исполнительный директор, несёте всю полноту ответственности за итоговые показатели предприятия!

Козлина, однозначно. Приказ, кстати, состряпала его сестра. Спирохета бледная. Теперь Паша ищет, на кого стрелки перевести.

— Я не могу нести ответственность за решения правления. Тем более, приказы, а их было три, со мной не согласовывались. И ещё. Договор с компанией ALmaf на поставку комплектующих подписан вами, и тоже без согласования. На этом мы потеряли почти семь миллионов, — сказал я и подумал: «Не хрен договор в сауне подписывать».

— Вы, Вольдемар Абызович, обязаны были перепроверить подписанные договоры и при необходимости блокировать их!

Гонит, реально гонит. Голова болит всё сильнее. Когда я звонил Паше по поводу этого договора, он матерно обязал меня его исполнять. Сучий потрох. Я достал чистый лист бумаги и написал заявление об увольнении. Надо мне валить отсюда, пока не сыграл в ящик.

Пока Паша многословно и эмоционально гундосил про то, как надо работать, голова взорвалась новым приступом боли. Я посмотрел на Пашу и подумал с ненавистью: «Чтоб ты сдох!» Паша внезапно заткнулся, дернулся и помассировал грудь возле сердца.

— Нам пора расстаться, — сказал я, поморщившись от пульсирующей боли в голове. Пододвинул к нему заявление.

Пашино лицо приобрело сизый оттенок. Он подписал заявление и деревянной походкой вышел из кабинета. Как интересно. Раньше у нас ни один разговор не заканчивался так быстро.

Однако надо поторапливаться. Назавтра господин генеральный директор остынут и начнутся нудные разговоры о том, что мы оба погорячились. Всё надоело. Смог, жара, сотрудники, контракты. Надо радикально отдохнуть. Во-первых, свинтить из города и подальше. Свежий деревенский воздух — страшная сила, как говорит мой сосед доктор Курпатов, и лекарство от всех болезней.

Все дела решились как бы сами собой. Зашел в кадры, поворковал с кадровиней, сказал, что всё ужасно, какой монстр Кузнецов и как он разбрасывается персоналом, получил свою трудовую. Зашел к тёткам в бухгалтерию, поворковал как следует, узнал, какой же Кузнецов неблагодарный монстр, уговорил девочек сегодня же перечислить мне расчёт на карточку. Раздал всем по шоколадке и помахал ручкой.

Этот день весь прошел на нервах. Развод с Кузнецовым я спрыснул успокаивающей настоечкой на пустырнике, сам делал. В случае стрессовых обстоятельств пустырник — незаменимая вещь. Мне его Курпатов посоветовал, мой сосед. Он спец в этих вещах, доктор всё-таки. Хоть и патологоанатом. Сверху ещё коньячку накатил, для расширения сосудов. Завод закончился, я немного расслабился. Пульсирующая боль в голове утихомирилась.

Все остальные сборы много времени не заняли. Заплатил за три года вперед за квартиру, отдал дочери ключи, сказал, что я уезжаю отдыхать. Пообещал ей чупа-чупс и просил присмотреть за домом. Выбросил в мусорный ящик корпоративную симку. На следующее утро зашёл в банк, снял деньги с карточки и тут же закрыл счет. Заехал домой, побросал в сумку полотенца, бельё, пару рубашек и прочее, что необходимо путешественнику в неизведанное. Ноутбук, фотоаппарат и всю сопутствующую электронику. Пробежался по кое-каким знакомым — надо обеспечить себе финансовое благополучие на период отдыха. Пришлось навестить нотариуса и совершить пару-тройку действий юридического свойства.

Всё, кажется. Свобода, это сладкое слово — свобода! [Мосфильм, 1972.] Мелькнула мысль про Мартина Лютера К. [Надпись на могилке: «Свободен, свободен, слава богу, наконец-то свободен!»], но такая свобода мне не нужна. Дальнейшие мои планы не имели никакой конкретики, их проще было бы назвать мечтами.

Мечты включали себя необходимый минимум: домик возле озера, утренние пробежки, посиделки с удочкой на берегу, костёр, ушица, чистый воздух и никакого алкоголя! Даже можно бросить курить. Нет, бросить курить — это слишком смело. Как-то слишком революционно. Надо постепенно идти к здоровому образу жизни, чтоб случайно не свернуть шею. И алкоголь тоже надо постепенно бросать. Так резко нельзя. Это даже доктор Курпатов, мой сосед, авторитетно заявляет. Он всегда авторитетно заявляет, особенно после третьей. Так и говорит: «Я тебе авторитетно заявляю, алкоголь — это яд!» и наливает четвертую. Надо будет доктора пригласить в деревню, на берег озера, с удочкой встретить зорьку, чистый воздух опять же.

И никаких чтобы женщин рядом! Всё зло — от женщин, теперь это я вам авторитетно заявляю. Мой последний, третий развод был кровавой битвой, я его запомню на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, как и первых два. Ошибки молодости, с кем не бывает. Хотя, по правде сказать, моя молодость несколько затянулась, так, что хватило аж на два брака. Третья ошибка была уже в зрелом возрасте, но не будем о грустном. Кому хочется выглядеть дураком, пусть даже и в собственных глазах? Никому. Да я и не дурак вовсе, это она дура. Ну и ладно. Проехали. Рыбалка, утренняя зорька не терпят рядом суеты, этого квохтанья, мелочных придирок. Только чистое и светлое рядом с собой.

Так это о чем я? Рыбалка. Угу. Ещё походы в лес, по грибы. Набрать крепеньких боровичков, пожарить дома на сале, с картошечкой. Под водочку самое то. Или, к примеру, рыжиков посолить, груздей, прям полную бочку, и долгими зимними вечерами… Не обязательно под водку, можно наливочек сообразить, настоечек. И в погреб. Очень хорошо наливочки получаются на смородиновом листу. Или это настоечки? Ну, неважно. Главное, чтоб дом был полная чаша. Полный чтоб погреб. Кадушки с груздями, бочонки с наливочками, соленья там разные, чтоб не стыдно было на стол поставить. Варенья, капустка квашеная, огурчики. Такие аккуратненькие хрустящие огурчики. М-м-м-м… объедение.

А ещё в чисто поле выйти, вздохнуть полной грудью! Почувствовать необъятную ширь нашей Родины! А сенокос? Это же сказка! Раззудись плечо, размахнись рука! Парни на гармонях играют, в рубахах петухами. Девки хороводы водят, песни поют, венки на голову накладывают. Глазками стреляют. Нет, глазки это лишнее, ну разве что в деревне найдется вдовушка, чтоб без претензий потом. Можно пару раз заглянуть на огонёк. Чаю там попить, поговорить о видах на урожай, обсудить творчество импрессионистов, позднего Мане, к примеру… И ни-ни. Никаких там. А то не успеешь оглянуться, как тут же с претензиями. Обойдемся как-нибудь. Не баре, чай.