Пока Алексей крутил головой, вездесущий старший оказался рядом и, взяв его за предплечье, потянул в сторонку от мучающегося с запором кровати, бубнящего под нос проклятия здоровяка.

— Меня зовут Этлих, прежде тоже носил звание майора. Как тебя?

— Алексей.

— Странное имя, откуда родом?

— Неважно.

— Неважно так неважно, — согласился Этлих, — ну так вот, — продолжил он. — Случилось так, что моя рота, бравые остатки которой ты видишь перед собой, — Этлих демонстративно обвёл взглядом добрую сотню бойцов, собравшуюся против кубрика, — оказались здесь из-за конфликта, связанного с одним из твоих сослуживцев. Ты его, наверно, знал, но это не суть важно. Тебе с твоим званием и должностью просто не повезло. Попав сюда, ты оказался среди людей, которые враждебно относятся к штабным штанытёрам, и поэтому мой тебе совет. Удаль свою ты показывай перед связистками штабными, а здесь народ бывалый, обстрелянный, громких звуков не любящий и на расправу скорый, в этом один из твоих сослуживцев убедился лично. Поэтому, Алексей, сиди тихо, не груби и будешь жить долго и счастливо. Понял? — улыбнулся он на последнем слове.

— Понял, — так же нарочито громко ответил Алексей, — грубить не буду, но если вот это тело, — кивнул он в сторону вновь завалившегося на койку здоровяка, — ещё хоть раз посмотрит в мою сторону, то я сделаю из него ту самую девочку, которой он меня тут недавно называл. Надеюсь, ты, бывший майор, тоже меня понял?

В коридоре послышались сдавленные смешки.

— Командир, — донеслось из коридора, — позволь Краусу хоть пару минут с ним побеседовать. Похоже, этот прыщ до сих пор не понял, где очутился.

— Позволь, майор. — Выслушав обещания штабного майора, здоровяк вновь вскочил с койки и теперь, стоя в центре кубрика, с вызовом смотрел на Алексея. — Я даже ничего ему не сломаю, обещаю.

— Давай, — взбеленился Алексей.

Действие порядком затянулось, и Алексей начал по-настоящему выходить из себя. Копившееся последние недели раздражение требовало выхода, и сейчас, выжигая взглядом глаза лейтенанта, Алексей всё явственней понимал, в какой форме оно выйдет на улицу.

— Давай ты, псинятина, — уже не сдерживая ни слов, ни эмоций, шипел Алексей. — Ты и я, вдвоём. Предупреждаю сразу, — повысил он голос и обвёл взглядом набившихся в кубрик сослуживцев лейтенанта, — если кто-то влезет, буду убивать.

Здравый разум пытался подать голос, но сдавать назад было поздно. Он прекрасно понимал: бросая вызов разжалованному лейтенанту, он, по сути, бросает вызов всей сотне. Воинам, которых лишили наград и званий, тем самым превратив воинское подразделение в сборище не связанных ни долгом, ни присягой мужиков. Единственное, что сдерживало этих ополчившихся на штабников солдат, являлся их бывший командир, которому бойцы формально уже не подчинялись, но на деле беспрекословно его слушались.

На скулах лейтенанта играли желваки, кулаки сжимались и разжимались, взгляд буравил Алексея. Казалось, ничто не сможет предотвратить побоище, но майор придерживался иного мнения.

— Лейтенант, — не терпящим возражений тоном произнёс он, — сядь на место.

На глазах Алексея пышущее ненавистью лицо Крауса изменилось, и он, бросив на Алексея колючий взгляд, покорно отправился к злополучной койке.

— И ты, майор, меру знай. Ну а вы, что собрались, — обратился он к набившимся в кубрик пехотинцам, — разбежались быстренько.

Кубрик опустел, а майор всего парой слов разбавил собравшуюся в коридоре толпу. Спустя минуты четверо обитателей кубрика как ни в чём не бывало сражались в прерванную игру, а остальные либо спали, либо делали вид.

Осенние сумерки, быстро вытесняя дневной свет, запустили световые реле, и погруженная в полумрак территория комплекса озарилась электрическими огнями. Ворвавшись в окно, яркий искусственный свет озарил полутёмный кубрик и разбудил Алексея.

— Прикрой, прикрой, лучше здесь добавим, — расслышал хрипловатый голос майора.

Повинуясь повороту регулятора, закачанный в оконные стеклопакеты газ начал терял прозрачность, погружая кубрик в сумрак. Под потолком набрали яркость световые панели.

Проснувшись, продолжал неподвижно лежать. В памяти всплыл инцидент, и Алексей принялся размышлять по поводу дальнейших действий. Ситуация сложилась дрянная, но, вспомнив всё до мельчайших подробностей, Алексей вновь пришел к выводу, что ссоры было не избежать и действовал он правильно. Огорчало предвзятое к себе отношение роты Этлиха, однако рассудив, что в блоке четыреста человек и вакуум общения ему не грозит, Алексей выкинул всю эту грусть из головы.

Отбросив мысли, прислушался к текущей в кубрике неторопливой беседе. Сидящих за столом он не видел. Лёжа лицом к коридору, мог видеть лишь пустую кровать справа, а вертеть головой, обнаруживая своё присутствие, пока не хотелось. Да и не требовалось. Сокамерники соблюдением тишины особо не озадачивались.

— Почти полмесяца вахны их не трогали, зато потом так надавили, что к концу второй недели под ружьё встали даже полотёры, — вещал рассказчик. — Прикинь войско, — усмехнулся он. — Тысяча пехотинцев, пара тысяч матросов, уцелевших после уничтожения оборонявшего Глупую флота, и тысячи учёных, которые, кроме столовых и лабораторных приборов, в руках ничего не держали.

— Говорят, погибло их немало, — перебил кто-то рассказчика.

— Да, — равнодушно отозвался рассказчик, — чтим их память. Но суть не в этом, — вернулся он к прежней истории. — Продолжительные бои уже к исходу третьей недели опустошили арсеналы. Вот умники и задумались, как жить дальше. Додумались до того, что начали в экспериментальный образец телепорта сгружать грунт, взрывчатку, мусор всякий и отправлять на висящие над башкой вахновские корабли. Взрывчатка быстро кончилась, но из строя вывели не один десяток посудин, а заодно отвадили вахнов поблизости шляться. Но главное не это, был там среди них один вообще гениальный, вот он и придумал вместо камней отправить вахнам содержимое очистных ёмкостей. Сказано — сделано, быстро соорудили канал подачи нечистот в камеру телепорта и стали ждать. Когда датчики засекли идущий к Глупой флот, быстренько отгрузили им всё, что накопилось за годы эксплуатации.

— Во умылись.

— И нанюхались, — послышались довольные возгласы.

— Тихо, — оборвал весельчаков рассказчик, — когда корабли подошли, оказалось, что это прибывший на выручку республиканский флот. Просто на Глупой действовали устаревшие коды распознания, а командующий не соизволил предупредить планетоид о своём подходе. За что и поплатился. Первые несколько тонн нечистот сгрузили аккурат на флагманский мостик, где командующий в тот момент и находился.

На какое-то время в кубрике повисла тишина.

— А ты откуда это знаешь? — с долей подозрения спросил ротный.

— Дружок рассказал, он оборонял Глупую.

— Твой дружок врёт.

Население кубрика как по команде обернулось. Алексей поднялся, оправил одежду и, повернувшись к сокамерникам, продолжил:

— На Глупой, он, может быть, и был, но того, о чём ты сказал, никогда не было. К третьей неделе штурма вахны определили и выбили почти все питающие станции. Энергии не хватало даже на регенерацию воздуха. К подходу первых республиканских флотов всё, что дышало и могло сопротивляться, обороняло сеть лабораторий, находящихся на глубине трёх километров. Поверхность планетоида контролировали вахны, так что о подходе флота остатки гарнизона узнали, когда наверху начался бой, а оба телепорта, находящиеся в то время на Глупой, были уничтожены, как только стало известно, куда именно забросило планетоид. Уж ты мне поверь.

* * *

Стоило кромке, греющей систему звезды, лениво выползти из-за горизонта, как промозглая ночная мгла нехотя отступила под натиском нового дня. Рассыпавшись яркими брызгами, миллионы солнечных лучей, играя бликами на окнах сонных квартир и ряби водоёмов, стряхнули с вновь отвоёванных у тьмы территорий сонную оторопь. В лазурном утреннем небе появились стайки непоседливых птиц, которые в погоне за мошкарой озорно дрались друг с другом, издавая громкие щёлкающие звуки.

Словно вторя их трелям, защёлкали реле, отключая освещение городских улиц. Яркий, кроваво-огненный шар оторвался от горизонта и окончательно вымел ночную тьму и прохладу. В то самое время, когда утренние лучи озарили ущелья городских улиц, жители республиканского мира по имени Аркана, пробуждаясь ото сна, зевая и потягиваясь, шли в ванные комнаты, готовили завтраки, строили планы.

Среди населения двухмиллиардного мегаполиса, проснувшегося этим утром, проживал и Димка, шестилетний сорванец, который, глядя, как мать греет завтрак, тоже строил планы. Они зародились давно, но приступить к исполнению решил именно сегодня. Димка незаметно сунул руку под майку и погладил нагретый телом пластиковый прямоугольник, с помощью которого двое верных друзей надеялись осуществить задуманное.

— Малыш, что там у тебя? — заметив копошение за пазухой, спросила мама. — Покажи.

Димка обомлел. Зная, что если мамка увидит с таким трудом стащенную у неё же отцовскую карту, то мечты о побеге так и останутся мечтами. Пришлось импровизировать.