Виктор Кувшинов

Лэя

Пролог

Солнце уже клонилось к горизонту, и Лэя, стараясь не отставать от светила, спешила домой. Несмотря на то что она была уже почти взрослая, ей не хотелось огорчать родителей напрасными переживаниями. Их большой уютный дом встретил бегущую девушку радушно раскрытыми воротами. Однако затем начались странности. Еще ничего не замечая, она миновала пустой двор и вспорхнула по крыльцу в настежь распахнутую дверь.

— Мама, папа, вы где?!

Но никто не ответил, и до Лэи дошло, что ни во дворе, ни в доме не было ни души. Уже немного паникуя, она вихрем пролетела по коридорам лишь для того, чтобы удостовериться в этом странном факте. Тогда она вновь кинулась на улицу в надежде хотя бы там выяснить, что происходит.

Но теперь двор не был пуст — незнакомые мужчины в серых рясах деловито обкладывали стены дома вязанками привезенного на телеге хвороста. Она побежала к ним, чтобы помешать этому странному занятию, но с ужасом поняла, что ее никто не замечает, а она не может даже сдвинуть ни одной веточки на своем пути. Монахи тем временем принялись поливать хворост и стены дома земляным маслом.

Девушка металась вокруг, пытаясь помешать поджигателям, но все было тщетно. Вскоре ее родной дом охватило пламя. Она металась в дымных коридорах, пытаясь защитить место, где прошла вся ее жизнь. Ни дым, ни огонь не причиняли ей вреда, но вскоре пришлось покинуть здание — там было уже нечего спасать. Лэя легко выпорхнула на уже темную вечернюю улицу и увидела отъезжающий обоз монахов.

Сознание обожгла паническая мысль: «Где же мама с папой?» — и ее тут же странным образом повлекло вдоль дороги к центру деревни. Еще издалека стал виден дым на площади, и все внутри сжалось от осознания: родители там. Лэя не помнила, как оказалась перед двумя кострищами, над которыми к столбам были привязаны отец с матерью. Пламя уже подбиралось к их ногам. Девушка метнулась к матери, попыталась отвязать, но опять не смогла ничем помочь. Более того, ее охватил панический ужас — мама была уже мертва.

«Мамочка!» От своего крика она проснулась…

Часть первая

ВЕДЬМА?

Глава 1

ЛЭЯ

Лэя долго сидела, стараясь забыть кошмар и слушая журчание ручья, который играл яркими бликами теплого летнего солнца, скатываясь с порога в большой пруд. Послеполуденная жара немного отпустила, и настало самое лучшее время отдохнуть на лужайке у берега.

Девушка снова легла на спину, закрыв глаза и вслушиваясь в звуки неторопливого летнего дня. Стараясь расслабиться, она впитывала в себя очарование природы, не нарушаемое ничьим присутствием. Лукошко с грибами осталось в стороне под кустом, спрятанное в тени. Сброшенный сарафан служил подстилкой. Вольно раскинутые руки и ноги утопали в мягкой, еще по-весеннему шелковистой траве. Где-то рядом тихонько стрекотали насекомые, а высоко в небе выводила трели маленькая пичуга — привычные звуки лета успокаивали встревоженные мысли.

Лэя отдыхала в любимом месте и пыталась найти то детское беззаботное ощущение, которое было связано с этим укромным уголком. Сколько лет она убегала сюда при первой возможности! Этот укромный уголок располагался недалеко от дома и входил в частные владения их семьи, так что никто из чужих не беспокоил ее здесь.

В голове проплывали картинки уходящего детства. Почему-то в памяти оставались не пышные празднества и громкие события, а самые обыкновенные моменты жизни…

Вот она, еще совсем маленькая, утром, после того как умылась и правильно (как учили) почистила зубы, вбегает в гостиную. Девочка бросается в ласковые объятия мамы за необходимой порцией доброты, заряжающей ее бодростью и счастьем на весь день.

— Мамочка!

— С добрым утром, лапушка! Ты уже умылась? Завтрак ждет на столе.

Маленькая Лэя только кивает, прижимаясь к животу мамы и подставляя головку под нежные руки. Отец уже сидит за столом и весело подмигивает дочке. Она, получив свою долю ласки от мамы, с радостным криком устремляется в папины объятия. С разбегу запрыгнув на колени, обнимает за шею, требовательно заглядывает в глаза и по-детски серьезно спрашивает, используя подслушанную у взрослых фразу:

— Какие у нас планы на сегодня?

Отец, пряча улыбку, не менее серьезно отвечает:

— Привет, котенок! Дела подождут. Ты лучше скажи, как спалось?

— Хорошо! — отвечает Лэя и трется щечкой о папину грудь, как котенок.

Лэя бежит на свое место у окошка за большим, массивным столом. Ее ждет тарелка с парящей ароматной кашей и кружка молока. Так вкусно готовить умеет только мама. Девочка замерла и наблюдает, как утреннее солнышко чертит светлые полосы на темной деревянной поверхности и белых салфетках, незаметно подкрадываясь к чашке с молоком. Но дождаться, когда свет коснется чашки, не удается. Мамины заботливые руки подают ей кусочек свежеиспеченного хлеба и гладят по голове.

— Ау! Засонюшка, ты есть будешь? А то смотри, в следующий раз еду только в обед получишь!

Лэя, очнувшись от своих наблюдений, улыбается:

— Извини, мам! — затем берет маленькой ручонкой ложку и принимается за еду. — Вкусно!..

С детства ее окружала какая-то тайна. Какая — она не могла понять, но с возрастом ей становилось все яснее, что их семья сильно отличается от обычных крестьян или ремесленников. Однако не были они и землевладельцами или хозяевами крестьян.

Соседи относились к ним очень хорошо, уважительно, но все-таки держали некоторую дистанцию. Со временем Лэя стала понимать, что это было просто уважение к образованности и воспитанности родителей, чего недоставало простым работягам и вызывало у них стеснение в общении с семейством Альк. Однако между соседскими детьми такой дистанции не было, даже наоборот, Лэя была единственной обладательницей настоящего лонка — а это получше любой игрушки или домашнего зверька.

«Кстати, где пропадает этот проказник? — Лэя очнулась от воспоминаний и приподнялась на локте, глядя вокруг. — Где-то по лесу слоняется. Не натворил бы чего опять!»

Валяться без дела надоело, а рядом плескалась уже по-летнему теплая вода. Лэя подбежала к берегу, замерла на минутку, придерживаясь за ветку дерева, и глянула на отражение в гладкой поверхности. Какая же девушка не воспользуется возможностью хоть на мгновение взглянуть на себя? Вода, конечно, не зеркало, но много и не надо, чтобы полюбоваться стройным телом, покрытым атласом короткой коричневато-золотистой шерстки, темной на спине и переходящей в белую спереди. Она повернулась, любуясь на себя в профиль: да, ее маленький хвостик вполне может свести с ума любого мужчину-сэйла. Да еще если учесть, на какой стройной и соблазнительной фигурке он расположен!

Пока никто не видит, она могла себе позволить полюбоваться собой. Девушка приблизила лицо к воде. Шея спереди и подбородок тоже были белые, а на щеках шерстка становилась золотистой и совсем пропадала ближе к прямому точеному носу и выразительным губам. Она внимательно посмотрела на отражение своих больших, слегка вытянутых к вискам, изумрудных глаз с вертикальными зрачками и кокетливо моргнула густым опахалом ресниц.

Юная прелестница осталась довольна: темные брови красиво контрастировали с белыми веками, а голову украшала шикарная грива золотисто-коричневых с легким оттенком красной меди волос. Лэя была достаточно взрослой, чтобы понимать, насколько красива. Она уже не раз замечала, как у юношей перехватывало дыхание при виде ее стройной и сильной фигуры. А когда им доводилось заглянуть в ее изумрудные глаза, они навсегда лишались покоя.

Поэтому, стараясь не волновать окружающих, как мужчин, так и ревнивых женщин, она носила легкий сарафан, хотя крестьянки обычно пренебрегали такой одеждой — зачем одеваться, если и так тепло? Другое дело — наряды знати и богатеев — они служили больше для демонстрации благосостояния, чем для прикрытия тела.

Любуясь своим отражением в воде, Лэя вдруг получила сильный толчок в спину и упала в пруд прежде, чем сумела хоть что-то сообразить. Вынырнув из воды, она увидела знакомые круглые глаза, невинно уставившиеся на нее, как будто ничего не произошло.

— Ах ты негодник! Хлюп! Я же могла удариться и утонуть!

— Не-а! Ты здесь каждый день тонешь — и все никак не можешь этого сделать. Еще скажи, что не собиралась купаться. — Глаза-пуговицы ехидно сощурились.

Перед Лэей корчил рожицы ее дорогой, любимый личный лонк — друг и вечный ребенок, защитник и проказник в одном лице. Это смешное и шустрое существо, покрытое бурой шерстью, было чуть выше пояса Лэе. Круглые уши, глаза и темная кнопка носа делали его уморительно забавным. Даже когда лонк грустил, казалось, что он прикидывается и готовит очередную проказу.

Лонки были вторым разумным видом помимо сэйлов. Они уступали в сообразительности своим хозяевам, будучи неспособными к чтению или письму. К счастью, вместо того чтобы уничтожить лонков, сэйлы поняли, что из них получаются лучшие друзья, и считали их чем-то вроде священных созданий. А лонки платили за это преданностью, привыкая к одному хозяину, смена которого для них была равносильна смертному приговору.

Позволить себе взять в семью лонка могли только очень состоятельные сэйлы. Лонков было мало. В лесах жили их дикие племена, но очень немногочисленные, так как маленький народец не мог успешно противостоять крупным хищникам. Те же, что жили с сэйлами, так сильно привязывались к хозяевам, что не образовывали пар и, соответственно, не имели детей. Только иногда, когда в одной семье сэйлов жила пара разнополых лонков, они могли заводить потомство, и тогда уж старались за других, производя по ребенку в год.

К четырем-пяти годам лонки почти достигали потолка своего развития, как физического так и умственного, оставаясь на всю жизнь на уровне пяти-семилетнего ребенка-сэйла. Обычно в это время они уходили из семьи и встречали своего будущего хозяина. Если хозяин им нравился, то через некоторое время лонка нельзя было больше разлучить с ним надолго. Иначе тот впадал в депрессию, часто оканчивающуюся летальным исходом, от которого его могла спасти только особь противоположного пола. То есть альтернативой было только создание новой семьи. Лонки жили почти столько же, сколько и сэйлы. Поэтому такой друг, слуга и ребенок зачастую для хозяина становился самым близким существом на свете.

Догнав по росту единственного старшего братика, Лэя сообразила, что братик вовсе и не братик, а ее личный лонк. Позже она заметила, что ни у кого в округе не было такого друга-игрушки, даже у ее родителей. Это заставило девочку задуматься. Как-то деревенские ребята, рассевшись стайкой на обочине дороги, стали наперебой хвастать, у кого какой братик или сестричка. Когда дошла очередь до нее, одна девочка, махнув рукой, заявила:

— А у Лэйки нет ни братьев, ни сестер!

На что один мальчишка постарше ответил:

— Что бы ты, дуреха, понимала, у нее свой лонк! А лонки есть только у королевских родственников, ну вельмож всяких, придворных…

— Так что? Получается, Лэйка — королева какая-то? А что она тогда у нас в деревне делает? — стали горячо обсуждать ребята и потом, как по команде, повернулись к Лэе.

— Ты кто? — серьезно насупившись, спросил самый старший парнишка лет двенадцати от роду.

— Я… не знаю! — Растерявшись, девочка не знала что ответить, и, чуть не плача, убежала домой.

Она помнила, как в кухне, наткнувшись на маму, схватила ее за талию и, уткнувшись в живот, захныкала.

— Почему у меня нет братика или сестрички? Почему они меня королевой обзывают?! — приставала она к маме, рассерженно топая ножкой.

— Не всем удается заводить столько детей, сколько им вздумается, — грустно ответила мама. — Хлюп всегда будет тебе и братом, и другом, и слугой. Только ты не обижай его — у него нет другого выбора. Он не может сменить хозяина.

— А почему ни у кого нет лонков, а у меня есть?

— Мы знали, что ты останешься единственным нашим ребенком, и поэтому решили найти тебе друга на всю жизнь. Нам посчастливилось приобрести маленького Хлюпа, который и стал твоим лонком. И потом, у тебя есть двоюродные братик с сестричкой, Зар и Лика. Так что не горюй: всегда найдется, с кем поиграть!

— А почему меня обзывают королевой? — Уже почти успокоившись, девочка вспомнила, что мама ушла от ответа на один из вопросов.

— Не обращай внимания. — Смутившись, мама помолчала немного, гладя дочку по голове, и добавила: — А ребятам скажи, что мы тебя очень любим и поэтому подарили тебе в детстве лонка… Но ты не королева, а простая девочка. — Последние слова она почему-то произнесла словно через силу…

Лэя плавала посреди пруда и сердясь, и смеясь одновременно — Хлюп, как всегда, в своем репертуаре! Жаль, что он, несмотря на умение прекрасно плавать, не терпит этого занятия. Девушка наслаждалась первыми, по-настоящему теплыми днями большого лета. После череды смен суровых зим и жарких лет четырехлетний цикл наконец приблизился к своей лучшей поре, когда в Эриане — самом большом государстве и одноименном материке — воцаряется лето, продолжающееся полтора года.

Полтора года не будет снега. Полтора года можно купаться, ходить за грибами и ягодами, слушать пение птиц и наслаждаться теплыми дождями. Причем большое лето не бывает изнурительно жарким, как обычные, короткие летние периоды. Просто в это время два лета становятся прохладнее, а зима между ними теплеет до уровня поздней весны.

С этим временем связывалось и другое важное явление. К концу первой трети большого лета многие женщины беременели, и в начале последней трети в семьях сэйлов появлялись малыши. Иногда рождались двойни, но в основном женщина могла заиметь одного ребенка в четыре года, то есть максимум шесть-семь детей за всю жизнь. И Лэя знала, что через несколько месяцев она в первый раз могла бы забеременеть, но пока это было невозможно по одной простой причине — еще ни один юноша ей не понравился так, чтобы она смогла назвать его своим избранным.

Лэя любила плавать. Сильное молодое тело само просилось погрузиться в воду, и она с удовольствием ныряла, надолго пропадая под водой, и делала стремительные броски, плавая разными способами. Наконец, девушка почувствовала усталость и вышла на берег. Вытерев воду взятым с собой маленьким полотенцем, она легла на прежнее место, чтобы обсохнуть и согреться на солнышке. Хлюп опять убежал, прячась от праведного гнева хозяйки.

Девушка закрыла глаза, и множество новых мыслей накатилось на нее. Сегодня был один из важнейших дней жизни: ей исполнилось девятнадцать, и она стала совершеннолетней. Она стала самостоятельной женщиной, имеющей право решать свои проблемы и выбирать жизненный путь. Детство окончилось — пора жизни, от которой у нее останутся только светлые воспоминания, не считая каких-то маленьких переживаний и обид. Однако не только это волновало ее. Сегодня вечером после праздничного ужина папа обещал ответить на многие вопросы, которые долгие годы мучили ее.

Их семья была не такая, как все в деревне, отличаясь не только наличием лонка и большой библиотеки. В то время как все дети ходили три года в церковную школу, Лэя училась дома, и не три года, а всю жизнь, сколько себя помнила. А учителями у нее были мама с папой да еще дядя Илаир, который показывал ей искусства борьбы, самообороны, конной выездки и владения оружием. Мама давала уроки изящности, то есть учила правильно одеваться, вести себя в обществе, танцевать, пользоваться косметикой и украшениями. Лэя помнила, как удивилась, когда первый раз увидела маму в восхитительном наряде из тонкого шелка, украшенного жемчугом и бисером.

Она также замечала, что родители никогда не работали в поле или в мастерских. Они были самые богатые в деревне и жили в огромном доме в два этажа с большим двором и конюшней. И даже имели помощников, роль которых выполняла семья дяди Илаира.

Становясь старше, Лэя постепенно отдалялась от деревенской ребятни. Ей становилось скучно с ними, и она находила все более интересным общество родителей и двоюродного брата Зара, который худо-бедно, но тоже обучался. По крайней мере, в военных искусствах ему не было равных. Ну и конечно, ее лучшим другом всегда оставался Хлюп.

Но не только их семья Альк была не такой, как все. Сама Лэя была не менее странной и загадочной, даже сама для себя. Мысли невольно вернулись к страшному и одновременно прекрасному событию, случившемуся с ней в пятилетнем возрасте…

— Мама! Можно я пойду купаться с ребятами из деревни?! — Маленькая Лэя отпрашивалась у мамы тоном, не терпящим возражений.

Она уже все распланировала, и если мама станет возражать, то у нее в запасе есть несколько веских доводов: «Во-первых, я сделала с утра все заданные на сегодня уроки, во-вторых, прибрала свою комнату, в-третьих, помогала мыть посуду, в-четвертых… Чего бы еще „в-четвертых“ придумать? Ну да ладно — для начала хватит! Остальное соображу по ходу разговора». Маленькая Лэя была не по годам смышленой и умела постоять за себя в словесных баталиях. Но все приготовления оказались напрасны. Мама сдалась, не затевая пререканий, — видимо зная характер девчушки, посчитала, что легче будет отступиться.

— Хорошо, но ты еще не умеешь хорошо плавать и поэтому возьмешь с собой Хлюпа, — старалась подстраховать неугомонную дочурку мама.

— Зачем мне Хлюп? Он же воды боится, — удивленно вскинула брови Лэя, готовая в любой момент сорваться из двери на улицу.

— Боится-то боится. Только тебя он любит больше, чем воды боится. Так что в критический момент полезет и в воду. А лонки от рождения хорошо плавают.

— Ладно, с ним даже веселее! — Лэя уже топнула ногой, чтобы слететь стрелой с крыльца, как мама остановила ее вопросом:

— Куда вы пойдете купаться?

— На большой пруд.

— Нет, туда нельзя без взрослых — там сильное течение и большая глубина. Идите лучше на ближний или к покосам. Там и вода теплее.

— Но там же мелко — негде и поплавать даже! — заупрямилась Лэя.

— Все! Или туда, или сиди дома! Маленькая еще взрослым перечить. — Мама спокойно любовалась дочкой, опершись о косяк двери, и ждала ее взвешенного ответа, пряча улыбку и делая строгое лицо.

«Ну вот! Как что, так сделай то, сделай это — ты уже большая. А как гулять или забавляться — так еще маленькая. Конечно, эти взрослые всегда правы, сила-то на их стороне». Лэя, насупившись, обдумывала безвыходное положение и ковыряла ногой половик в прихожей. Не оставалось ничего иного, как соглашаться, а обманывать родителей ей не приходило в голову. Что-то ей подсказывало, что стоит раз потерять доверие, и это будет аукаться всю жизнь.

— Хорошо мама, — притихшим голосом согласилась Лэя и пошла искать Хлюпа.

Ее лохматый друг обитал в собственной комнате и был большим чистюлей. Однако жить он предпочитал по-своему. Лонк пользовался стульями и столами в доме, но в комнате у него не было ни одного предмета мебели, кроме полок на стенах. Пол был покрыт половиками, а спал он на матрасе в углу. По нужде мохнатый малыш предпочитал бегать по кустикам и только зимой, в морозы использовал туалет по назначению. Он с охотой помогал в хозяйстве и хорошо справлялся с простыми работами — благо силушкой его Бог не обделил. Хлюп был «высокообразованным» лонком. На него было положено уйма образовательных усилий. В результате он знал некоторые буквы и считал до десяти — по числу пальцев на руках, хотя читать так и не научился.