— Чего?

— Валите их. У наших они сами и расскажут, как двое чуть живых русских надели их форму. Опять вопросов будет столько, что заманаемся отбрехиваться.

— Олежка прав, — кивнул я. — У меня и для вас целая лекция. С тобой-то все понятно, а еще ведь Матросов есть…

— Меня не надо валить! — робко произнес Лешка. — Я ничего не скажу.

— Тут наоборот нужно. Необходимо сказать именно то, что нам не сможет повредить, точнее даже, должно помочь. Убалтывать вас будут ой как серьезно. У Валерки спросишь, он уже опытный.

— Вот почему я и остался у партизан, не хотел на допросы попасть… — севшим голосом ответил рядовой.

— Ну а как без допроса? — пожал я плечами, что причинило мне новую боль. Прокашлявшись, продолжил: — Ты из вражеского тыла идешь, обязаны допросить. Но вы помните, что я рассказывал. Если пойдет все не так, как я говорил, можешь мне не верить. Хорошо?

— Да все я понял. Сам понимаю, что будут пряник сулить, чтобы сдал остальных.

— Конечно. Главное, не заикайтесь даже, что мы к фрицам собрались. Твердите, как «Отче наш»: командир, будучи тяжело ранен, отправил на выход из окружения. Никакого смысла вам умирать вместе с нами нет. Если следак нормальный попадется, то сам поймет, ну а дурак помучает немного. Главное, Валер, весь расчет на тебя!

— Да, я все понимаю. Левитин заступится, своих он не сдаст.

— Максим Юрьевич как отец родной, главное, доберись до него. Вот тому уже можете говорить всю правду.

Я долго и обстоятельно инструктировал бойцов, что и как говорить. Как вести себя на допросах, а будет их немало. Ведь отсюда нет прямого пути в нашу школу. Сколько будет особых отделов по пути к дому, даже предположить не возьмусь.

Хотел, чтобы новичок, рядовой Матросов, сам убил фрица. Но тот сник, понимаю, убить безоружного, да еще и полностью раздетого человека, очень тяжело. Все сделал Веревкин. Валерке с недавних пор это не трудно. Пока отправлял на тот свет одного фашиста, второй начал причитать и, увидев возвращающегося с болота нашего бойца, заверещал. Валера быстро прыгнул к нему и вогнал штык в живот со всей своей пролетарской ненавистью. Матросов стоял рядом и не смог сдержаться.

— Ну, отошел? — спросил я, когда Лешка прокашлялся и вытер рот. Рвало его минуты три без остановки, чем хоть, жрать-то давно нечего.

— Да, извините, товарищ командир. Больше не повторится…

— Да брось, — качнул я головой, — у всех такое было. Это реакция нормального человека, если хочешь. Ты думаешь, мы нормальные? Забудь об этом, парень, война ломает людей, обратной дороги нет.

На сборы парней ушла вся ночь, а под утро, когда они уже собирались уходить, мы увидели свет фонариков. Черт, немцы упредили нас и все же залезли в болото.

— Так, меняем план! — выдохнул я. — Валер, уходите по кочкам, как и показывал Лешка. Так уж получается, что не вы будете отвлекать, а мы. — Я хотел, чтобы парни, пошумев в стороне, увели фрицев отсюда. Мы хотели попасть к другому подразделению немцев, чтобы в нас не признали врагов. Но теперь уже не знаю, как получится. Главное, чтобы парни ушли, все же я почти дохлый, Олег немногим лучше, а они целые, от них еще будет польза.

Ребята рванули в глубь болота, благо уже было достаточно светло. Свет фонариков тоже становился невидимым, а может, уже и повыключали их фрицы. Хлюпанье под ногами наших бойцов быстро исчезло, мы с Олегом осмотрели друг друга в который раз и разом застонали.

Услышали нас не сразу, еще минут двадцать ничего не происходило. Мы ползли в направлении фашистов, Олегу чуть проще, у него раны немного легче, а вот мне было очень больно. Рана, видимо потревоженная моим движением, стала обильно кровоточить. Ощущаю себя буквально в луже. Хотя я и так в луже. Вон, вся форма немецкая уже промокла. Но внутри, под бельем, я точно ощущаю противную липкую влагу. Эх, получится что-то или нет, решится, я думаю, в ближайшее время. Если нас разоблачат немцы, то просто пристрелят, и баста. Но если прокатит и нас отправят в госпиталь… Блин, хоть это и будет вражеским тылом, но что-то я прям хочу туда! А знаете, почему? Да потому, как прекрасно представляю себе перспективы оказаться сейчас в нашем госпитале. Думаю, сдохну я там быстро и надежно. А вот на фрицев надежда есть…

— Кто тут?! — голос. Грубый, настороженный голос, вещавший на немецком языке. Фрицы появились как-то внезапно, может, я отвлекся и не заметил, не знаю.

— Унтер-офицер Шлоссенбах, — первым подал голос Олег, у него и речь намного лучше, я хоть и стал отлично говорить на немецком, но все же Олег говорит как-то свободнее, что ли. — Помогите, мы немецкие солдаты!

Реакция немцев мне понравилась. Они не побежали опрометью, а осторожно, страхуя друг друга, стали выходить из-за деревьев. Было их трое, я почти не могу их разглядеть, лежу неудобно, но вроде простые солдаты вермахта, не эсэсовцы. Почему появилась надежда? Думаю, если бы тут были фрицы, которые знали тех немцев, под чьей личиной мы сейчас, пошли бы более уверенно. Тут же они осторожно подошли и осматривают нас, но оружием не бряцают. Не опасаются то есть.

— Вы ранены, унтер-офицер? — наконец произнес один. Здоровый такой детина, наверное, под метр девяносто будет, лежа на земле точно не разглядишь, подошел и присел над Олегом.

— Помогите, у меня ранение в голову, у рядового Блюма пробита спина, да и вообще он серьезно пострадал… — да, это, кстати, было еще одним слабым местом в нашей афере. Форму фрицевскую нам Матросов с Валеркой, конечно, постарались привести в похожий на нашу вид, но несоответствия ранений и дыр на одежде не скрыть.

— Вы можете идти? — спросил детина.

— Я, наверное, смогу. Рядовой точно нет… — Олег попытался встать, немец ему помог. Выпрямившись, мой друг достал документы и предъявил фрицу. Затем с видимым усилием проделал это с моими. Будем надеяться, что фрицы не разглядят неточность фотографии, да и кровушкой они заляпаны, как бы случайно.

Надо отдать должное фрицам, бумаги хоть и просмотрели, но быстро. Вопросов не возникло. Были они по другому поводу.

— Унтер-офицер, как вы здесь оказались? — фрицы уже сооружали носилки для меня, но тот здоровый так и продолжал общаться с нами. Точнее, с Олегом. Я играл близкого к смерти солдата вермахта.

— Нас взяли русские партизаны. Мы были в поисковом отряде лейтенанта Гроссе… — номер части Олег не говорил, фриц видел его в документах, — выдвинулись на поиски партизан, оцепили участок. Нас трое было, одному солдату не повезло, партизаны убили его самым первым. Черт возьми! — выругался Олег, как же натурально у него это получатся! — Эти бывшие колхозники научились так тихо ходить по лесу, нас застали врасплох.

— Если они не бегут как лоси по лесу, спасаясь от наших солдат, то могут быть очень скрытными и опасными, — соглашаясь, кивал здоровяк фриц. — Меня зовут Отто, фельдфебель Отто Хайфельдт, вас далеко утащили, унтер-офицер. Здесь в районе пяти километров ответственность нашего батальона, а мы с вами даже не из одного полка. — Ладно хоть не Ником его зовут. Был в моем времени гонщик один, с такой же фамилией. А, да ладно, я вон, пока в Ровно тогда сидел, собственными глазами видел гауптмана Шумахера, чего уж тут какой-то Хайфельдт.

— Я даже не знаю точно, куда нас утащили. Был без сознания, как и мой солдат, — Олег указал на меня.

— Я что-то слышал о вашем подразделении. Кажется, ваш полк располагался южнее нас, дивизия-то одна.

— О, я надеюсь, что вы поможете нам туда добраться, господин фельдфебель? — закинул удочку Олег.

— К сожалению, господин Шлоссенбах, мы пеший патруль, наши машины далеко, а вам нужно скорее к врачу. Мы доставим вас в расположение своей части, это гораздо ближе. Но госпиталя у нас нет, а батальонная санчасть вам, я думаю, не поможет. Особенно рядовому. Хороший госпиталь только в Курске. Извините, но когда вы в него попадете, я не знаю, — фельдфебеля окликнули, и он кивнул в ответ. Носилки были готовы. Ох, что я испытал, когда меня, как цацу, водрузили на носилки двое немцев и понесли… Только за это уже можно помирать. Враги бережно таскают, где бы записать? Это было бы смешно, если б не было так грустно. Просто больно уж очень, в груди просто огонь. Я и так был без сил, а тут еще с этими приготовлениями вообще ослаб. В общем, я тупо вырубился уже через несколько секунд. Куда нас тащили, сколько времени, понятия не имею. Очухался только от тряски. Было очень неприятно, что сдавливало меня с обеих сторон, и, открыв глаза, я попытался посмотреть. Стоны и скулеж были мне ответом на мои вопросы. Я был в кузове грузовика, а рядом лежали раненые немцы. Ого, где это их так славно потрепали? В кузове штабелями лежало по крайней мере человек пятнадцать. Все в бинтах, у кого-то ноги, у кого-то головы. В общем, фрицы были изрядно побиты. Осмотревшись, покрутив головой, не обнаружил Олега. Стало немного страшно, как-то мы это не учли. Неужели ранение у моего товарища несерьезное и его не отправили со мной вместе? Тут кто-то похлопал меня по плечу, и, превозмогая сильнейшую боль, я машинально задрал голову, чтобы посмотреть.