Вытащили меня нескоро. Оказывается, это не обо мне говорили, тут много таких. Много раненых, много заваленных телами и своих, и врагов. Самое смешное, что на мне лежало аж два раненых немца, а уже на них один наш и три вражеских трупа. Когда представил, что раненых немцев могут добить штыками, стало не по себе, там ведь может и мне прилететь, под замес. Представляете себе глубину этой могилы, в которой я оказался? Давление обездвиженных тел было таким, что казалось, меня в банку вместо шпрот закатали. Ненавижу, когда меня держат, а уж такое, что не пошевелить буквально ничем, вообще грустно. Но все же я увидел белый свет. Правда, не сразу, земля была просто везде, даже в глазах, поэтому видеть начал только в лазарете. На удивление, у меня не было ни контузии, ни ранений, при том, что на шинели места живого не было. Сестры милосердия прозвали счастливчиком, с ложечки кормили, аж два дня, на третий я убежал, просто не знал, что там делать, вдруг симулянтом назовут, вот еще.

Заодно в лазарете наконец смог разглядеть самого себя, а то до этого кроме рук и ног ничего и не видел. Рост и тот прикидывал по винтовке со штыком. А ничего тело досталось, предок или просто тезка был хорош. Росту во мне теперь чуток даже больше, чем было в другом мире, метр семьдесят семь я теперь, раньше на три сантиметра ниже был. Поразил размер ноги, аж сорок четвертый, раньше сорок два был, прибавил чего-то многовато. Волосы темные, усы… Сбрил на хрен сразу. Пушок таскать не хочу, не понравился он мне. Про тело не зря сказал, что хорошее. Ни шрамов, ни следов ожогов, ничего. А вот силушкой не обидели, руки-ноги крепкие, ярко выраженных мышц нет, но крепость чувствуется. На лицо не красавец, конечно, но и не урод вроде, кожа не смуглая, но и раньше такая была. В общем и целом результатом был доволен.

Явившись в батальон, был уже немного подкован насчет реалий и происходящего. Узнал свою фамилию. Представьте, такая же как у меня, то есть я полный тезка себя из будущего, за исключением отчества. Тут да, я-то Сергеевичем был, а у этого тела батю звали Василием. Кстати, полностью совпадает с данными прадеда. Уж не в него ли я вселился? И ведь не узнать никак, я про него и не знал ничего, как тут проверить. Единственно, вроде как прадед служил в Лейб-гвардии Финляндском полку, скорее всего, все же тут не его тело. Гвардейцы вроде как в столице сейчас, так что просто тезка.

В лазарете были газеты, правда все с ятями и ерами, но вполне себе читабельны, если соображаешь. Шел тысяча девятьсот пятнадцатый. Хреново. Апрель месяц, снарядный и патронный голод уже начал сказываться, а что будет дальше… Наступление в прошлом году похерено, мы отступаем, пытаемся держаться, но командование выравнивает линии обороны, приходится отходить, а это больно. А еще больнее, когда после тяжелейших атак, захватов плацдармов и позиций врага с огромными потерями поступает приказ вернуться на прежние позиции. От этого злость растет так, что зубы крошатся в бессильной злобе. Как помню из истории, сейчас именно тот момент, когда нужен был один хороший удар — и все, австрияки бы точно спеклись. Но нет, нечем.

Вернулся я в батальон, а народа в нем максимум рота. Повезло, выдали винтовку, вновь потертую, не лучше моей бывшей, опять неизвестно, как она стреляет. С патронами беда, четыре обоймы на все про все, не густо. На сборы дали час, привести себя в порядок и быть готовым убыть в расположение, в траншею то есть. Наконец, узнал, куда именно я попал, и обалдел еще больше. Знаменитая «Железная бригада» Деникина, тринадцатый полк Маркова, не хухры-мухры. Мало о каких частях, воевавших на Первой мировой, будут помнить через сто лет, а вот эту помнят. Сейчас бригаду уже переформировали и обозвали четвертой дивизией, но мне ближе к сердцу старое название — бригада. Да и не одному мне, на самом деле, все солдаты так зовут.

Из событий, что мне предстоит пережить, не помню ничего хорошего до лета следующего года. Скоро начнется Великое Отступление, мы оставим Польшу и откатимся далеко на восток. Царь возглавит армию, начнется бойня в обороне. Но там, к осени, с патронами станет чуть легче, как помнится. Дожить бы до осени. О, в мае будет первая немецкая атака с хлоркой, ну, газом нас травить будут, хлором, как бы не на моем участке, чего-то не хочется на себе испробовать этакую хрень. Надо бы уточнить, где хоть я точно нахожусь, вдруг недалеко от крепости Осовец… Ну и скоро начнется партизанщина, а у фрицев появятся первые винтовки с оптикой. Надо бы дождаться, тогда я попаду в свою струю.

А ждать выходит с трудом. Артиллерия германцев долбит часто и подолгу, часами головы не поднять. Скорострельность нынешних орудий такова, что промежуток между выстрелами долгий, и иногда кажется: вот все, наконец, а через минуту хренак, вы слушали «Маяк», вновь чемоданы летят. А уж когда шрапнелью бьют, кажется, даже воздух трещит, разрываясь в клочья. Страшно.

Снова в окопе. Недавно выводили в тыл, размещали в деревне, в пяти верстах от передовой. Это отдых такой. Лучше уж на передке в окопе ховаться. Выходить никуда нельзя, почти не кормят. На передовой хоть хлеб дают, а в тылу почти нет. Он сыроватый, с подгорелой коркой, но это хлеб, а на отдыхе и такого нет. На передке от щей уже воротит, но в них хлеба покидаешь и вроде есть можно, но тяжко. Рацион, конечно, бедовый. Постоянная резь в брюхе, сил нет, еще бы солдатам хотелось воевать.

Расположились в своих же окопах, сменили солдат, что ушли отдыхать. Месим грязь, мерзнем и голодаем, хреново как-то кормят. Два дня уже сидим, патроны экономим. Враги охренели, иногда даже вылезают из своих окопов и стоят в полный рост, при этом еще и кричат, призывая сдаваться, а нам не дают стрелять, патроны экономим. Странная какая-то война идет. Действий почти никаких, зато командиры цепляются постоянно. Все больше и больше задумываюсь, а так ли неправы были предки, ополчившись на офицеров и позже устроив им резню?

Артиллерия почти не стреляет, зато немцы долбят только дай. Раз в час примерно встаем, постреляем и опять сидим. Это грубо, конечно. Просто периодически враг начинает атаки, мы отвечаем, больше для вида, показываем, что мы еще здесь и живы. Да и атаки противника не такие уж и активные. Говорю же, странная какая-то война. Может, это тут, на этом конкретном участке фронта так, не знаю. Винтовку пристрелял, удачно, кстати, правда, после этого и начались серьезные проблемы с непосредственным командиром. В одной из атак выбрал себе немца по душе, ну, того кто-то свалил чуть раньше, пулей в ногу, скорее всего. Тот лежал метрах в ста пятидесяти от нашей траншеи и орал. Удивительно, как его свои не пристрелили. Зато я показал коллегам по окопу, как надо бить врага. Здесь так не воевали, те, кто понимал, что я делаю, переставали смотреть в мою сторону. А мне было пофиг. А я просто сделал то, что с нашими советскими солдатами активно станут делать душманы в Афгане, да и во время Отечественной такое будет. Только тут получилось само, немца-то не я ранил. Зато его собратьев по рейху я удивил. Посмертно.

В этом месте, где мы сейчас занимали оборону, местность была уже более подходящая для скрытной войны. Деревья, кустарник, овраги и холмики, все это давало возможность маневрировать и укрываться, когда необходимо. Но это же помогало и врагу.

Первый, кто приполз к раненому немцу, прожил дольше всех. Я потратил три пули, чтобы понять, куда они вообще летят, и выставить нужный прицел. А вот четвертым свалил пришедшего на подмогу к раненому. Тот именно пришел, представляете наглость? Ни красного креста тебе, ни полумесяца. Подошел, наклонился, осмотрел и начал бинтовать. Первое мое попадание вышло не совсем точным, я лишь свалил немца, попав тому куда-то в ногу, а уже вторым добил лежавшего. Зарядив вновь винтовку, стал ждать прихода следующего, разве что позицию сменил, перейдя на несколько метров в сторону. Солдаты почти не обращали на меня внимания, шипели только, что своей стрельбой я только разозлю врага. Интересно, а мы, значит, злиться не можем? Я вот и так злой сейчас, как собака Баскервилей, не смотри, что худой и кашляю, уж если хапну за задницу, мало не покажется. А все же странная логика у бойцов. Хотя, может, и правы мужики, покажу вот фрицам, как можно делать, и начнут они нас так же ловить. С другой стороны, надо же как-то убивать противника, ведь иначе он убьет нас, а жить-то хочется. А так, глядишь, я и в ряды противника вношу элемент паники. В следующий раз они будут бояться вылезать, начнут использовать прикрытие, а это расход и боеприпасов, и людей, так как наши тоже просто смотреть не станут. Да и просто страх у врага появится, это тоже вклад в будущую победу.

Спустя всего двадцать минут мои пострелушки закончились. Убил я еще троих, больше не смог, так как немцы тоже не дураки были. Когда я подстрелил второго пришедшего, возле раненого было уже два трупа, и он сам, и новые враги уже не приходили, они приползали. Мне закрывала обзор лежавшая троица, поэтому я только мазал. Но итог все же впечатлил. Вместе с раненым, его тоже пришлось добить, а то махал руками, предупреждая своих, я оставил на поле пятерых солдат рейха, истратив все патроны. Осталось только застрелиться, патрон в стволе один. Попросил у бойцов в траншее, не дали. Ни патронов, ни люлей. Попросил унтер-офицера выдать патроны, тот отказал, ссылаясь на свои наблюдения.