— Твоих зверей? — Чужак неторопливо перевернул страницу. — Да ты сам животное. Погляди на себя, ходишь в шкурах, провонял дрянью… как барсук, право слово.

— Ах ты… тварь… отвечай, это ты прикончил Алхоя?

— Я решил начать с него. — Пришелец, наконец, оторвался от книги. — Ты второй.

Он нарочно дерзил, чтобы позлить Лорда Тьмы, но тот предугадал тактику пришельца, и, хотя в душе клокотал черный вихрь, Феттах не спешил бросаться в бой.

— Ты собиратель зла?

— Можно сказать и так. Ты злишься? Не похоже… Не знаю, стоит ли марать о тебя руки. По-моему, в тебе нет и капли подлинной силы. Вот оборотни в подвале — те были злы. Я их прикончил. Теперь их злоба стала моей. А у тебя что есть? Ты же не волк, ты барсук. Жирный, ленивый, волосатый барсук. И еще вонючий.

Феттах медленно двинулся к человеку, тот не попытался подняться, сидел с книгой в руке. Впрочем, Повелитель Зверей приметил оранжевые отблески огня на полу рядом с чужаком — тот положил оружие подле и мог схватить в любой миг.

Феттах медлил, но у волчат выдержки не хватило — они не понимали опасности, перед ними был всего лишь человек — даже не очень крупный. Сидит в неудобной позе, оскорбляет Повелителя Зверей — их грозного Лорда! В такой ситуации стая не нуждается в команде, а молодые хищники понимают друг друга по неприметным жестам, по легкому изменению позы… По тому, как щенки прижимали уши, топорщили шерсть на загривке и подбирались, напрягая мышцы под серой шерстью, было видно, что они вот-вот нападут. Если человек и ощущал угрозу, то вида не подал.

Феттах не произнес ни слова, не пошевелился, но волчата разом осознали: пора! Вот теперь! Сейчас! Все разом! Подбадривая себя визгливым тявканьем, звери бросились в атаку, серые тела до того напрягшиеся, словно сжатые пружины — в прыжке выпрямлялись, будто бы делались длиннее, чем на самом деле, мелькнули ослепительно белые клыки, засверкали в лунном свете… Чужак исчез, его накрыла лавина серебристых тел. Накрыла, будто морской прибой — а потом распалась, рассыпалась серыми скулящими каплями. Три тела неподвижно вытянулись у ног чужака, остальные волчата отступили, скаля клыки и ворча.

— Эй, парень, на тебе кольчуга! — догадался Феттах. — Это нечестно.

— Как скажешь, — кротко согласился Корди и неожиданно сам бросился к пятящимся волчатам.

Настиг одного, другого… щенки завыли, теперь они уже не пятились, притворяясь, будто не боятся — они разбегались по-настоящему, спасались от разящей стали, однако Корди словно чувствовал каждое движение молодых зверей, угадывал любой рывок. После того как юноша «выпил» взрослых самцов в подвале, в нем стало слишком много волчьей злобы, и юнцы не могли обмануть его ложными бросками. Феттах понял, что пришелец перебьет малышей — всю его стаю! Повелитель Зверей взревел и бросился в свалку. На ходу Лорд сорвал тяжелую меховую накидку и швырнул в противника, чтобы сбить с ног, окутать, лишить подвижности. Корди упал на колени, пропуская над головой одежды Лорда Тьмы, его рука метнулась вперед — навстречу Феттаху. Тот уже набрал разгон и не сумел остановиться, когда из-под брошенного им меха ужалила сталь. Рана оказалась совсем пустячная, острие меча вспороло жир на боку и скользнуло по ребрам, но Лорд ощутил холодный укол страха. Теперь он и оставшиеся волчата дрались сосредоточенно, молча. Ни рева, ни визгливого лая, только хриплые выдохи да изредка отчаянный вой, когда клинок собирателя настигал щенков…

Наконец Феттах остался один. Лорд взмок, давно ему не приходилось столько двигаться. Повелитель Зверей сопел и шумно отхаркивал, он видел, что противник тоже устал, теперь Корди двигался медленней. Его с ног до головы покрывала кровь — и только ли волчья?

Лорд подхватил тяжелый обломок стула и двинулся на противника. Он приближался, медленно раскачиваясь, старясь поймать взгляд юнца. Тот глянул Феттаху в глаза, и старика словно окатило ледяной водой — так смотреть умел единственный человек в Круге… и этот человек давно был мертв.

— Кордейл? — прохрипел Лорд Тьмы.

— Кордейл! — заорал пришелец, занес меч над головой и бросился к Повелителю Зверей. Тот взмахнул обломком массивного стула, будто дубиной, — тяжеленный кусок дерева прорезал пустоту, потому что Корди завершил рывок падением на пол, ногами вперед… проехал на спине по скользким от крови доскам и всадил клинок в брюхо Повелителя Зверей. Тот сперва не понял, что горячая волна, заливающая ноги, — его собственная кровь… Потом он удивился, что его кто-то с чудовищной силой ударил по спине — это Лорд рухнул навзничь… Потом пришла боль. Сквозь красную пелену, застлавшую взор, проступили знакомые глаза Крыла Ночи, но голос, который произнес над Лордом «отдай мне свое зло», не был похож на глубокий баритон покойного Графа Кордейла…

Май влетел в зал с мечом наготове. Повсюду в зале были разбросаны тела приятелей, молодых волчат. Над неподвижной тушей Лорда Тьмы склонился незнакомец. Он водил над мертвым Феттахом пятерней и бормотал. Май атаковал молча и стремительно. Взмах меча неминуемо должен был поразить согбенную темную фигуру, но враг, не оборачиваясь, взмахнул собственным оружием. Сталь зазвенела, столкнувшись со сталью.

Корди был полностью увлечен, сквозь него катила черная волна Феттахова зла, зло переполняло юношу, зло клубилось в груди, зло клокотало в горле, зло наливало чудовищным весом руки — потому взмах меча вышел неудержимо тяжким, волчонка отшвырнуло, он кубарем покатился по полу. Чужак метнулся следом, Май, увертываясь, вскочил на карниз, встал в оконном проеме, Корди подхватил с пола первое, что попало — книгу оборотней, — и метнул в волчонка. Книга ударила щенка в грудь, тот зашатался, теряя равновесие и падая. Книгу он успел поймать, прижал к себе левой рукой…

Миг, пока Май заваливался спиной вперед в пустоту, тянулся и тянулся. Волчонок падал, в правой руке был меч, в левой — книга. Медленно… медленно… и Май выбрал. Он выронил меч, прижал покрепче книгу и повис над бездной, пальцы правой руки медленно сползали, теряя опору… Когда волчонок понял, что спастись не сумеет и вот-вот сорвется в пустоту, запястье охватили крепкие твердые пальцы.

— Если бы ты выбрал меч, — спокойно произнес Корди, — тогда другое дело. Но с книгой — живи.

— Я убью тебя, — прошипел щенок, когда собиратель втащил его в окно и швырнул на пол.

— Вряд ли у тебя получится, — тем же невозмутимым тоном ответил Корди. — Но попробуй. Почему бы и нет?

Путешествовать по воде Бремек не любил. На воде не остается следов. Рыбалка — охота плебеев, она не имеет ничего общего с благороднейшим (исключая войну) занятием. На воде не бывает героев и не совершается подвигов. Так уж повелось издавна: военное сословие поделило земли, оставив реки купцам. Из воды можно извлечь прибыль, но нельзя стяжать славу на реке. И еще — скорость… Тяжеловесная барка едва ползла по течению, а Бремеку не терпелось оказаться в Доме Света.

К тому же знаменитого охотника по-прежнему мучила телесная слабость. Сломанные ребра срастались, Бремека одолевал зуд под повязками и угнетало собственное бессилие. Поэтому ловчий оставался угрюм, целыми днями валялся в каюте и разглядывал потолок. Оруженосцы, парни простые, преспокойно отсыпались, раз уж выдалось тихое времечко. Нечасто им выпадало отдыхать, с таким-то начальником — предприимчивым и деятельным.

Единственным пассажиром, которому нравилось путешествие, был Кервин. Парень впервые совершал такой долгий путь на корабле, пусть даже этот корабль — грязная барка. Кервин расспрашивал шкипера и матросов, уточнял тонкости судоходной науки, пытался разобраться в закономерностях, по каким складываются цены на тот или иной товар на севере и на юге. Члены команды, которым было привычно и скучно совершать подобный рейс, неожиданно уразумели, что их обыденные вопросы могут быть кому-то интересны, и с готовностью давали пояснения. Разговоры помогали скоротать время в пути.

Шкипер объяснил: на севере овцы породистые, дают хорошую шерсть, но пастбища скудные, да еще постоянные набеги, из-за которых страдает производство! Словом, тамошних тканей не хватает, чтобы одеть всех к холодам. Потому грубые шерстяные ткани везут с юга на север. В обратный путь шкипер постарается закупить продукцию ремесленных мастерских северных городов. На севере все еще сохраняются секреты мастерства, там блюдут традиции, и продукция северных мастеров пользуется спросом. На юге молодые города богаче, но ремесло не слишком развито. Да и неудивительно, ведь старые центры культуры — на севере. Там прежде было королевство…

Кервину, южанину, было непривычно слушать о превосходстве древних северных городов. Наконец он вытряс из матросов все, что только мог, а им надоело отвечать на расспросы. Тогда юноша стал любоваться берегами, медленно уплывающими мимо. Много непривычного — совсем другая конструкция домов, своеобразные очертания кровель, по-иному устроены причалы. А еще — корабли. Чем ниже по течению, чем полноводней делался Бодель, принимавший воду многих ручьев и речушек, и тем более разнообразные корабли встречались в пути. Уже через три дня после отплытия из Раамперля река стала глубока настолько, что по ней свободно ходили суда, не уступающие размерами океанским нефам.

Однако этого Кервин знать не мог: когда Повелитель Тьмы ограничил этот край Завесой, моря оказались вне Круга. Океан для юношей вроде Кервина превратился в загадочное предание, в странное слово, в картинку из старинной книги. Впрочем, Бодель на севере был достаточно широк и глубок, чтобы производить впечатление на южанина… Когда двухнедельное плавание подошло к концу, оно еще не успело надоесть Кервину.

Зато Бремек ощутил облегчение, когда завершилось продолжительное безделье. Их барка несколько раз делала остановки в пути, так что пассажиры получали кое-какие новости: Капитан Ройнгард осадил древний Айхерн… состоялась великая битва… Лорд Тьмы одолел… Бремек, у которого была заготовлена речь, принимался заново переделывать будущее выступление перед капитулом Ордена — исходя из последних новостей. Когда суденышко ткнулось к причалу в виду Дома Света, у ловчего была, наверное, десятая по счету — никак не меньше — версия: «И вот теперь, когда исчадия Тьмы донимают и грабят север Круга, когда даже великий Айхерн, древняя столица королей, испытал на себе…», ну и далее в таком же духе. Ордену пора пробудиться от затянувшейся спячки и нанести удар злу!

Ловчий окреп в пути, уже мог без посторонней помощи ковылять по палубе, опираясь на самодельный костыль, однако запретил снимать с себя повязки. Возможно, увечному воину будет оказано больше внимания. Он возлагал большие надежды на эту речь.

* * *

Ленлин явился в трапезную «Большой кружки» пораньше, поэт хотел плотно поужинать, чтобы на сытый желудок успешней сопротивляться хмелю. В зале уже было людно, несколько мужчин сдвигали столы и выставляли по правую руку от входа ряды лавок. Похоже, кабатчик собрался напоить нынче куда больше народу, чем обычно. Среди прислуги Ленлин приметил незнакомые лица — видимо, набрали на время еще работников. За окном ругались возчики, им должны за доставку новых скамей, а хозяина нет. Вскоре появился и кабатчик — он ездил за пивом, на сегодняшний вечер ему требовался тройной запас. Толстяк пребывал в приподнятом настроении. Увидев Ленлина, подошел.

— Ну что, парень, споем, а? Ох, и нравятся же твои песни людям, ох и нравятся!

— Угу, — отозвался поэт. — Мне бы ужин пораньше.

— Правильно! Верно! Чтоб потом на жратву не прерываться! — хозяин истолковал по-своему. — Сейчас велю подать, да всего лучшего чтоб притащили! Видишь, какие нынче у нас приготовления?

Довольный толстяк широко повел рукой, указывая певцу суету в зале.

— Это у нас уже не кабак получается, а… — хозяин сморщился, подыскивая нужное слово. Подыскать так и не сумел. Круг не знал ничего, подобного концертным залам, а певческое искусство процветало лишь в храмах. — А… Тьфу, вот ведь! В общем, на мое пиво всем плевать, люди валят тебя слушать. Будто в церковь, понял?..

— Мои песни всегда людям нравились, — важно кивнул Ленлин.

— Хорошие песни, хорошие, — кабатчик уже глядел в сторону, там возникла ссора между гостями. — Эй, да чего вы там не поделили?.. Да, так вот, говорю, песни хорошие. Но главное — время нынче такое. То волк объявился, то разбойники… теперь, вон, говорят, Ройнгард Железная Рука на Айхерн напал… Куда ни кинь взгляд — все паршиво, и выхода нет, и холода эти. Анела Ведьма Севера с каждым годом все злей!

— Элина говорит, что холода до Повелителя начались…

— Кто ж его знает, что было до Повелителя? Лорды, разве что, помнят. Но я что говорю? Говорю: паршиво все! И никакого избавления не видать, ну вот еще год прожили, ну еще два года, а потом что? Холода, солдаты Железной Руки? Или еще мор от Лажваша навеет… А тут ты с песнями, что герой нас избавит от напастей. Людям нужно во что-то верить.

Пришла Элина. Она услыхала только конец разговора и сердито буркнула:

— Глупости! На себя нужно рассчитывать, на собственные силы! Песни эти — обман, нет никакого героя, самим нужно!..

— А разве тебя не Корди спас? — обиделся певец. — Будто ты сама от Прекрасного Принца избавилась!

— Я с ним дралась, изо всех сил сопротивлялась, а когда появился Корди — еще успела ударить Алхоя кувшином, поэтому и…

— Ну, в общем, я велю ужин вам подавать, — заключил кабатчик. — А ты, девка, не спорь, потому что песни его хорошие, добрые.

— Меня зовут Элина!..

Но толстяк уже не слушал, его ждали многочисленные заботы. Избавит ли герой мир от Лордов Тьмы, или нет, а рассчитаться с возчиками, перекатить за стойку пивные бочонки, расставить скамьи и уладить споры между драчливыми клиентами — этим герой уж точно заниматься не станет.

Кабатчик удалился, широко улыбаясь в бороду. Он предвкушал прибыли. Когда еще удастся так заработать…

— Ну, чего ты всем недовольна? — протянул Ленлин. — Смотри, люди собираются, будем петь, весело, славно. А ты злишься. Как будто в своей книге что-то вычитала нехорошее.

Элина уставилась на поэта в упор. Тот не выдержал и отвел взгляд.

— Да, — сказала девушка, — вычитала в книге. Ты что-нибудь слышал о собирателе зла?

Тут появилась дочка трактирщика с подносом, улыбнулась певцу, бросила косой взгляд на Элину… разговор прервался.

Потом собрались люди. Ленлин пел, как обычно. Он снова уснул в зале. И на следующий день, и снова, и еще…

* * *

Пегий приплелся в Куцую Мель затемно. Он очень устал — еще бы, давненько ему не приходилось столько шляться, да еще ночью. Разыскал пристань — на темном берегу едва теплились фонари над бортами двух барок.

К удивлению Пегого, Ойрик не спал, как следовало бы немощному старику, а прохаживался по палубе. Палку он держал на сгибе локтя — не хотел стучать по палубе окованным концом. Когда Пегий вступил в круг рассеянного света под фонарем, старик расплылся в улыбке:

— Молодец! Поспел вовремя, сейчас все спят. И ты, братец, не шуми, лучше, чтоб никто не видел, когда ты вернулся.

Пегий подошел к борту и остановился, трап на ночь был убран, но вскарабкаться на низкий борт с причала оказалось несложно.

— Не шуми, не шуми, — вполголоса приговаривал Ойрик, пока Пегий лез на судно, шурша подошвами по склизкому борту, — я предлагал морячку отправляться дрыхнуть, мол, сам постерегу, да где там, остался часовой. Вахтенный по-корабельному называется. Не доверяют мне, старому… да и верно, я бы тоже не доверился. Морячок-то, конечно, задремал, но лучше не шуми!

— Ты бы хоть руку подал. — Пегий, наконец, оказался на палубе и, тяжело дыша, согнулся в поясе, положив ладони на колени. Очень уж устал.

— Будет тебя старик тащить… Ты вон, какой парень здоровенный. На вот, лучше глотни, взбодрись! — Ойрик протянул флягу. Пегий послушно отхлебнул — оказалось, старик угощает вином! — Не все лакай, оставь, оставь!..

— Что это ты расщедрился? — удивился бывший разбойник, утирая лохматую бородку тыльной стороной ладони.

— А как же! — Ойрик улыбнулся еще лучезарней. — Надо же за упокой орденской собаки выпить, иначе непорядок. Ты ведь справился, братец, да?

— Сделал, — кивнул убийца.

— Вот и славно. Запомни: ты явился в час пополуночи или около того. В это время вахтенный храпеть стал, я заметил. Придумай, если кто спросит — чтоб у тебя рассказ был наготове, чем ты в Куцей Мели вечером занимался.

— Да кому я надобен — расспрашивать меня? Скажу, присел, разморило, я и заснул. Проснулся, притопал на судно. Ойрик, я спать пойду, ведь всю ночь на ногах…

Когда наутро Пегий оказался в каюте, никто из экипажа не удивился. Мало ли, ну, задержался пассажир на берегу, явился поздно. Вахтенный, разумеется, не стал говорить, что спал на посту. Да и вообще — кому какое дело до ночных блужданий пассажира…

Началось плавание. Пегий отсиживался в каюте, ему было не по себе, даже несколько раз приснилось бледное лицо человека, которого задушил. Почему-то во сне орденский был не похож на себя, каким его запомнил Пегий по прошлым встречам. А Ойрик не сидел взаперти, старик облазил корабль — дробно стуча тростью, исходил палубу, спускался в трюм, выспрашивал подробности устройства барки, нашел весла, заинтересовался. Ему неохотно объяснили, что корабль ходко идет только по течению. Когда приходится возвращаться на юг с грузом — против течения груженую барку помогают двигать гребцы. На борта навешивают уключины, к палубе прикручивают скамьи.

— Товар везет себя сам, — пояснил шкипер, — а мне нужно глядеть, чтобы хоть дюжина крепких мужчин среди груза оказалась. А лучше — больше, потому что они с непривычки сильно устают на веслах. Тогда или остановки делать, или менять тех, кто из сил выбился. Слишком утомлять гребцов не годится, теряют товарный вид. Постоянные гребцы мне не по карману, да вниз-то по течению, на север — Бодель нас несет.

Ойрик слушал, кивал, мотал на ус. Со временем старик рассчитывал обзавестись собственным судном. Не таким паршивым корытом, а хорошим парусником.

Барку, с которой плыл Бремек, они обогнали на четвертый день. Поскольку ловчий лежал в каюте, а его оруженосцы не носили белых орденских плащей, на тихоходное суденышко, груженное шерстью, Ойрик внимания не обратил…

* * *

Пристань Дома Света находилась не под стенами замка, а немного в стороне. От реки к крепости вел канал, посредством которого речной водой заполнялись рвы вокруг твердыни Ордена. Бодель описывал широкую кривую, окружая замок с трех сторон, но на некотором удалении. Разумеется, множество грузов для нужд братства доставлялось по воде, так что у причалов выросла деревня. Тамошние жители занимались перегрузкой товаров, которые доставлялись затем в Дом Света по дороге либо в лодках по каналу.

Бремек рассчитался со шкипером и с облегчением покинул надоевшую тесную каюту. Он уже окреп настолько, что отказался проделать остаток пути в лодке и потребовал коня.

Во дворе Дома Света ловчий увидел вооруженных братьев — в немалом числе. Воины расседлывали забрызганных грязью лошадей, расхаживали в полном вооружении, словом, опытному наблюдателю было ясно, что большой отряд только что возвратился из похода. Кервин вертел головой — он был в восторге от Дома Света. Чувствовалось, что здесь Орден полноправный властелин и добрые братья держались с достоинством. Совсем не то, что в Раамперле, где всякий норовил оскорбить белых воинов, и городские никогда не упускали случая подшутить над защитниками Света.