Девушка молчала — должно быть, совсем перепугалась.

— Ну? — Разбойник подсел к девушке, та вздрогнула и попыталась отползти в сторону, — Корди приметил веревку, обмотанную позади нее вокруг дерева. — Так что, отвалит папаня монет за дитя? Как думаешь? Потому что ежели не будет серебра, мы тебя Темному Лорду продадим. Алхой Прекрасный Принц точно заплатит. Ну?

— Она с перепугу язык проглотила, — хохотнул другой разбойник. — Небось и обмочиться успела.

Атаман шумно втянул носом воздух.

— Не, не успела! Пока не воняет. Вот как тебя поближе увидит, точно обделается.

Разбойник положил ладонь на колено Ильмы, девушка взвизгнула и рывком подтянула ноги. Сидевшие вокруг костра захохотали.

Корди осторожно вытащил меч из ножен и приготовился. Сейчас эти люди особенно беспечны.

— Говорить не хочешь, тогда давай поиграем, — атаман сместился еще ближе к Ильме, обнял девушку за плечи.

Та отстранилась, насколько позволяла веревка.

— Давай, не тяни, нам тоже охота! — поощрил его приятель.

— А ты не командуй, сходи лучше хвороста собери! — отрезал вожак.

— А чего я за хворостом?

— Чтобы вторым быть после меня!

Девушка заплакала:

— Дяденьки, не надо…

— О, заговорила, — удовлетворенно заявил атаман. — Ты скажи, папка твой монет отвалит нам за дитятко? Рейкера четыре, а?

— Да потом поговорите, — буркнул нетерпеливый разбойник, поднимаясь. — Начинай, что ли, а я в самом деле хвороста соберу.

Что происходило дальше под деревом, к которому привязали пленницу, Корди не разглядел — обзор заслонила коренастая фигура. Разбойник шел как раз туда, где затаился юноша, так что Корди пришлось отступить в тень. Корди только слышал, как закричала Ильма, да увидел, что отсветы костра заплясали быстрей по соседним стволам. Человек, который шел к нему, нес в груди самую яркую искру зла, куда более отчетливую, чем у атамана…

Рядом хрустнула ветка под тяжелым башмаком, Корди выступил из-за дерева и ударил мечом снизу — в горло. Разбойник захрипел и стал оседать, Корди оттолкнул умирающего и прыгнул к костру. Первым нужно убить атамана — тот уже повалил Ильму и приподнялся над ней. Взмах — девушка взвыла, плач перешел в дикий вой, когда ей на грудь свалилась отрубленная голова с выпученными глазами. Ильму вмиг залило кровью, ее вой оборвался, а Корди молча бросился на оставшихся разбойников… Только последний успел схватить дубинку, но юноша легко отбил неумелый удар… Всадил клинок, с хрустом повернул, выдернул… И бросился в кусты, где все еще хрипел, истекая кровью, первый, самый злой разбойник. Рухнул над ним на колени:

— Отдай мне свое зло! — Сгусток мрака, уже начавший гаснуть вместе с жизнью в теле разбойника, потянулся навстречу ладони Корди, затрепетал, нащупал путь…

Потом собиратель вернулся на поляну, осмотрел разбойников. В одном все еще теплилась жизнь — Корди вытянул черный огонек и из него, хотя этот не был закоренелым злодеем. Потом поднялся, отряхнул ладони, оглянулся на спасенную девчонку — та оставалась в беспамятстве, лицо сплошь забрызгано красным…

Корди крикнул:

— Ленли-и-ин! Ленлин, иди сюда! Давай!

Поэт расслышал зов и потянул лошадку за собой, направляясь к костру. В этот миг Бремек открыл глаза.

* * *

Сперва ловчий видел перед собой темноту, в которой бродили призраки оранжевых и коричневых оттенков. Широкие, бесформенные, они сталкивались, перетекали друг в друга, умирали и расцветали снова, наливались ярким свечением и растворялись во мраке… И еще — они были плоскими, будто нарисованными на огромной странице. Как если бы перед охотником раскрыли огромную книгу — на странице, где была изображена преисподняя под Серым Камнем, подземелье, в коем заключен Повелитель Тьмы…

Постепенно Бремек сумел сфокусировать зрение, тени приобрели отчетливость, но по-прежнему оставались плоскими, лишенными объема. Вслед за зрением стали возвращаться ощущения. Прежде всего боль. Болели руки, ноги, бока — все тело. Бремек попытался пошевелиться, но члены оказались схвачены надежными оковами, к тому же при любом движении боль усиливалась.

Он лежал на спине. В темной комнате. Обмотанный повязками, искалеченный и бессильный. Где-то рядом горела свеча, и отсветы дрожащего огонька бродили по потолку, образуя картину преисподней. Бремек глубоко вдохнул, превозмогая резь в грудной клетке, и повернул обтянутую тугими повязками голову. К нему вернулись запахи, резкая вонь лечебного бальзама и приторный аромат травяной настойки. Столик со свечой находился у изголовья Бремека… опустив на руки голову, за столом дремал человек. Другая кровать стояла в нескольких шагах — у противоположной стены. Там тоже лежал раненый, этот был укрыт одеялом до самого носа, белого и гладкого, будто ствол молодого деревца, если ободрать упругую, зеленоватую изнутри кору. Ловчий узнал человека на соседней кровати — Олвис, местный следопыт.

Бремек попробовал поднять левую руку — удалось. Правая, похоже, была сломана или сильно ушиблена, онемела от самого плеча. Охотник оперся слабой ладонью и приподнял заключенное в повязки тело. Встал, сделал шаг, зашипел от боли и свалился у кровати Олвиса. Вцепился в плечо под тонким одеялом, сжал изо всех сил, какие оставались в изломанном теле, стал трясти.

От звука падения проснулся человек, дремавший у стола. Вскочил, бросился на помощь:

— Добрый Бремек, как же… Врач не позволял…

Это был один из подручных охотника, Бремек собирался прикрикнуть, но сил не было.

Олвис разлепил бледные до синевы губы и хрипло прошептал:

— Не надо…

— Кто напал на вас? Кто убил доброго Хагнея? Говори?

Бремеку чудилось, что он грозно ревет, но на деле голос охотника был не громче мышиного писка.

— Кто это был? Юноша? Молодой? Черноволосый?

— Глаза… — выдохнул, не открывая глаз, Олвис. — Он посмотрел на меня. Да. Молодой.

— Добрый Бремек… — затянул подручный, — лекарь запретил вас шевелить и Олвиса не велел тревожить. Давайте, в постель я вас…

— Одет… в черные шкуры, все черное, — добавил Олвис. — Тот самый.

— Кто — тот самый?

— От Черной Горы… гнался…

Помощник осторожно приподнял Бремека, помог доковылять к кровати и мягко опустил. Поднял непослушные ноги ловчего и водрузил на постель.

— Попейте настоя, это травы, лекарь оставил.

Бремек сделал несколько осторожных глотков, морщась от боли в груди. Он не хотел больше горького питья, но старательный оруженосец лил и лил, а у Бремека недоставало сил отстраниться.

— Ступай к Астусу, — по щеке скатилась струйка желтоватого настоя, — ступай сейчас же! Это он, убийца!

Промочив горло, Бремек заговорил отчетливей:

— Скорей, убийца бежит…

— Прошу прощения, добрый брат, — промямлил помощник. — Астус спит, теперь час или два пополуночи. Здесь рано ложатся.

— Ладно. Тогда слушай, слушай внимательно. Если я опять впаду в беспамятство и забуду, что знаю теперь, — завтра напомнишь. Это не бред, я видел следы, отпечатки. Запомни мои слова, запомни, что сказал этот… Олвис. Хагнея убил тот парень, что прикончил оборотня.

— Не может быть… добрый Бремек!

— Молчи. Знаю, что не может быть. Но он — собиратель. Запомни, он — собиратель. Если этот доходяга, — Бремек мотнул головой в сторону соседней кровати, — сможет рассказать лучше, у нас будет больше доказательств, но главное я вижу уже теперь. Он — собиратель, и это все объясняет… все, не могу больше говорить…

Ловчего окутывала темнота, он понимал, что не умирает, а погружается в сон, настойка местного лекаря была ему знакома, от нее хотелось спать… но Бремек боялся, что не сможет утром припомнить о собирателе. Высказав соображения помощнику, ловчий отчасти успокоился. Завтра олух будет краснеть, опускать глаза, считая, что повторяет бред немощного увечного Бремека, но все же сумеет промямлить: парень в черном — собиратель. Этим объясняется все… все…

В тот миг, когда темнота вновь сомкнулась над ловчим, Ленлин с лошадью в поводу вышел на поляну, где в кругу мертвых тел тлел забытый костер…

* * *

— Опять я пропустил самое интересное… — огорченно заявил поэт. — Но ничего… Ой, там девушка!

— Ну да, — Корди пожал плечами, — ты же слышал, она пропала. Вот — нашлась.

Ленлин бросил поводья на подходящую ветку и присел над Ильмой. Протянул руку, брезгливо скинул отрубленную голову с груди девушки.

— Эй, Корди, а она жива?

— Была жива… орала. — Корди оглядел поляну, нагнулся над мертвецом и аккуратно вытер окровавленный меч. — Да ты отвяжи ее. По-моему, девчонку к дереву привязали.

Ленлин перевернул девушку и стал возиться с веревками.

— Перережь, — посоветовал Корди и бросил поэту нож, прежде принадлежавший одному из разбойников.

Несчастная жертва пришла в себя, увидела Ленлина с ножом и отчаянно взвыла.

— Опять кричит, — заметил Корди, — значит, жива.

Должно быть, его спокойствие подействовало на бедняжку, она перестала орать и начала всхлипывать и икать.

— Ильма, успокойся, — торжественно объявил Ленлин, — мы не разбойники. Они все убиты, сражены великим героем, вот этим самым.

Поэт разрезал путы, и девушка проворно отползла в сторону.

— Почем мне знать, что вы не разбойники, — неуверенно заявила она.

— А я скажу, что тебя зовут Ильма. Правильно? Тебя отец ищет, и трактирщик ваш, старенький такой, сгорбленный…

— Дядька Мартос, — кивнула Ильма, обеими руками вытирая слезы.

— И другие ищут. Завтра вернешься домой, целая и невредимая, все обрадуются, — продолжал Ленлин. — А разбойников ваших мы — вон, всех истребили. Ну, успокоилась?

Девушка огляделась, заметила кровь на одежде и снова стала плакать.

— Ну ладно, — решил Корди, — вы тут объясняйтесь, а я хвороста соберу. Все равно собирался привал делать, останемся здесь, дальше не пойдем.

Юноша направился в заросли, переступил через мертвого разбойника и скрылся в тени под деревьями.

Ленлин бросил вслед:

— Как это дальше? Мы же должны Ильму домой вернуть! Здесь земля Лорда Тьмы, нельзя одну ее здесь бросать!

Корди не ответил, хотя был где-то поблизости, хрустел валежником в темноте. Поэт хмыкнул, склонился над костром и принялся осторожно дуть, угли налились алым, взвилось облачко седой золы…

— Дяденька, — позвала Ильма, — а вы меня правда домой отведете?

— Какой я тебе дяденька? Меня Ленлином зовут. Поняла?

— Поняла, дяденька Ленлин, — послушно согласилась девушка.

Поэт возмущенно фыркнул, взвилось облако пепла, Ленлин закашлялся и стал тереть глаза. Глядя на него, Ильма неуверенно хихикнула.

— Ты чего? — возмутился парень.

— А ничего, только уж больно ты, дяденька Ленлин, грязным сделался.

— На себя погляди, Кровавая Ильма.

Девушка оглядела пропитанную кровью одежду и снова хихикнула — истерически. Но она уже перешагнула некий порог ужаса, теперь Ильма была готова спокойно принять и более страшные вещи.

Из темноты выступил Корди с охапкой хвороста, оглядел веселую парочку и заметил:

— Я думал, вы хотя бы мертвецов от огня уберете…

— Э… да я сейчас, я быстро…

Ленлин вскочил, вдвоем с Корди они отволокли трупы подальше. Потом мужчины возвратились к огню, и Корди объявил:

— Ленлин, ты прав, Ильму нужно вернуть домой. Поэтому здесь мы расстанемся. Будешь ждать меня в деревне, на этом постоялом дворе… Как ваш постоялый двор называется?

Девушка захлопала глазами:

— Называется: постоялый двор… Дом дядьки Мартоса… — В захолустной деревушке не было других постоялых дворов, и никому не пришло в голову наградить заведение сутулого Мартоса собственным именем.

— Значит, там и будешь ждать, — повторил Корди. — И лошадь заберешь, я пойду пешком.

— Нет, так не годится, — заспорил Ленлин. — Мы же собирались вместе, ты обещал!

— Нет. Ты будешь поджидать меня с лошадью в деревне. Сочинишь много новых песен. Я не хочу терять день на эту сопливую крестьянку…

— Не нужно так говорить о девушке!

Парни оглянулись и посмотрели на Ильму — она уже спала. Испытания утомили девчонку, так что теперь тепло от костра мгновенно сморило ее.

— Ладно… — буркнул Ленлин, — но учти: я буду ждать у этих столбов на границе. Каждый день!

— Я уйду до рассвета, — подвел итог Корди.

Ленлин промолчал, его глаза затуманились, он смотрел в костер, между пушистых ресниц поэта вспыхивали оранжевые искорки, крошечные отражения пламени земного и, возможно, огня небесного.

Говорить было не о чем, Корди завернулся в плащ, сел, прислонился спиной к дереву и затих. Возможно, он уже засыпал, когда Ленлин начал тихонько декламировать:

Послушай, путник, мой рассказ,
Послушай мой напев,
О банде, что жила в лесах
И похищала дев.


Пятнадцать злобных подлецов,
Разбойников лихих,
И каждый стоит трех бойцов,
Так повествует стих…

Ленлин вздохнул и задумчиво протянул по-другому:

…И каждый стоит трех бойцов,
А то и четверых…

— Их было шестеро. Не пятнадцать, — пробормотал Корди, но его слова потерялись, стерлись потрескиванием веток в костре и шорохом листвы над головой. Неправильное прошлое уже уступало место героическому подвигу, воспеваемому Ленлином. Спорить с песней было бесполезно… да и незачем. У Корди уже не было прошлого, даже старик не хочет являться во сне… правда, оставался арбалетный болт, ржавый от крови Лорда Тьмы Кордейла. Но он скорей относился к будущему.

Корди растолкал Ленлина до рассвета. Поэт встрепенулся, над головой были серые сумерки, а вокруг стеной — темнота под сводами леса.

— Ч-что?.. — Блондин стал жмуриться и тереть глаза.

— Ленлин, я ухожу. Возвращайся в деревню, возврати эту дуру родителям. Жди у Мартоса. Когда я закончу, вернусь за лошадью.

Ильма чмокнула во сне и неразборчиво пробормотала несколько слов. Оба парня посмотрели в ее сторону. Когда Ленлин снова глянул перед собой, Корди рядом не было, а на границе сумерек и темноты качались ветки кустарника… Поэт подумал, что теперь ему некуда спешить, он станет ждать в деревне сколько придется. Поэтому он снова уснул.

В следующий раз его подняла Ильма. Девушка стояла над поэтом и неуверенно тыкала в плечо:

— Дяденька… а, дяденька!

Поэт тяжело вздохнул:

— Меня зовут Ленлин. Зови меня по имени.

— Ага, — когда поэт потянулся, Ильма тут же отступила на шаг. Похоже, она не до конца доверяет спасителю. — А где этот, второй дяденька?

— Он потом вернется, позже. Ну что, идем в твою деревню… Ты дорогу знаешь?

Дороги Ильма не знала, она никогда не бывала во владениях Темного Лорда, да и ее земляки — тоже. Никто из них ни разу не Пересекал границу, даже мыслей об этом не возникало. Видимо, в этом и был залог успеха жалкой шайки, похитившей Ильму. Горе-разбойники хватали что плохо лежит и укрывались на земле Прекрасного Принца, иначе им бы не продержаться.

Ленлин тоже не был уверен, что сумеет выйти к дороге, поэтому решил довериться лошади. Усадил Ильму в седло, взял коня под уздцы, но не натягивал повод — предоставил лошадке самой искать путь. Это решение оказалось верным — лошадь вывела к тракту, в том месте, откуда уже были видны столбы. Они и впрямь оказались красными… Теперь было просто — не сворачивать с тракта, только и всего. Солнце уже поднялось, разноцветная листва — зеленая, желтая, красная — смотрелась очень нарядно.

Когда девушка начала узнавать местность у дороги, она тут же приободрилась и стала выспрашивать, что это дяденька Ленлин несет в чехле и к чему такая штука предназначена. Когда он объявил, что задержится в деревне на некоторое время, Ильма обрадовалась, лицо девушки, и без того широкое, еще сильней расплылось в улыбке. «Жаль, что она такая некрасивая, — подумал Ленлин, — это неправильно! Если герой спасает девицу от разбойников, она непременно должна быть красоткой!» Он стал складывать новые куплеты будущей баллады, и прелесть курносой Ильмы стала расти с той же скоростью, с какой шестеро неказистых разбойников превратились в полтора десятка дюжих силачей.

А потом они вышли к деревне. Их заметили, кто-то крикнул первым, потом еще… Ильма скатилась с лошади и помчалась к околице, размахивая руками. Ленлин пожал плечами, поправил ремень лютни на плече и побрел вслед за девушкой. Он уже знал, что сейчас произойдет… ох, а пиво у сутулого Мартоса и впрямь скверное…

Судьба любит пошутить, но мы не замечаем ее острот и не смеемся им. Дело не только в чувстве юмора, просто мы слишком поздно узнаем о событиях, происходящих в разных местах, и не догадываемся сопоставить их. В тот миг, когда Ильма, завидев окраину родной деревни, радостно завизжала и замахала руками, Корди тоже увидел деревню — на земле Прекрасного Принца.

* * *

Юноша не решался показаться из лесу и брел между деревьев. Поначалу, в сумерках, лес казался привычным — такой же нетронутый, дикий, как и за Черной Горой. Темнота усиливала сходство. Потом заросли стали редеть, Корди заметил пни и протоптанные тропинки, пошел медленней. Наконец лес изменился, сделался прозрачным, старых деревьев не попадалось — показалась опушка. Корди выбрался на пригорок, в седловине между холмов тянулись луга, а за ними, конечно, должна была находиться деревня. Соседняя высотка закрывала обзор, но Корди увидел дымок.

Солнце уже показалось над горизонтом на востоке, лес наполнился звуками, запели птицы, мелкие зверьки принялись шуршать в кустах и кронах деревьев. Животные здесь были пуганые, выйти из зарослей не решались. Корди, не покидая кромки леса, оглядел залитые рассветным заревом окрестности.

Показываться местным на глаза не было никакого резона, юноша отступил от опушки и двинулся под прикрытием подлеска. Он не знал страны Прекрасного Принца, так что старался держаться поближе к тракту. Деревня, разумеется, находилась на пути к Красному Замку, Корди хотел обойти ее стороной и двинуться дальше на юг, по-прежнему держась подле дороги.

Между лесом и деревней лежали поля, здесь уже начали убирать урожай, и Корди разглядел вассалов Лорда Тьмы. Простолюдины не носили красных одежд, мужчины были одеты в светлые рубахи из грубого полотна.

Для работы в поле под жарким южным солнцем подходит светлая одежда. На женщинах были просторные бесформенные балахоны, а лица — укутаны платками так, что оставались открытыми лишь глаза. Корди мог бы удивиться, почему в такую жару женщины кутаются, но здесь была земля Алхоя, а юноша знал о пристрастиях Лорда Тьмы. Местные нарочно наряжали девушек и молодых женщин так, чтобы те выглядели непривлекательно. Теперь женщины, похожие друг на дружку в одинаково неуклюжих одеяниях, следовали за цепочкой косарей, вязали снопы и укладывали поверх ровно срезанной стерни.

Долго глядеть, как трудятся местные, Корди не стал, снова углубился в лес, сохраняя направление — на юг. Дальше от деревни лес снова сделался гуще, юноша то приближался к дороге, то удалялся от нее. Иногда, поднявшись на холм, оглядывал окрестности.

Кое-где попадалось жилье, но Корди держался подальше от людей. Мало ли, как поведут себя вассалы Алхоя! По слухам, они более или менее довольны участью и хранят верность господину. Так рассказывал кривой старик…

Около полудня Корди решил остановиться и выспаться. По его расчетам выходило, что, двигаясь с прежней скоростью, к Красному Замку он выйдет до темна, это не входило в планы собирателя. Если и пытаться напасть на Лорда Тьмы в его собственной крепости, делать это следует ночью. С кем другим из Шести подобный план мог бы и не пройти, они ночью не менее опасны, чем при солнечном свете, но если Прекрасный Принц отдастся своей страсти так самозабвенно, как об этом толкуют, у Корди появится шанс.