Словом, время в запасе имелось, юноша отыскал в лесу ручеек, умылся и наполнил флягу. Потом выбрал дерево с удобной развилкой на высоте в три человеческих роста, взобрался и уснул среди густой кроны. Вряд ли кому-то придет в голову глядеть вверх — люди приходят в лес за тем, что можно отыскать под ногами.

Спал Корди недолго, но, проснувшись, почувствовал себя свежим и отдохнувшим. Солнце уже давно миновало зенит и теперь неторопливо скатывалось к западу. Можно было отправляться в путь.

А судьба не прекращала шуток, понятных лишь ей. Когда Корди проснулся и, цепляясь за ветви, стал карабкаться вниз, Бремек пришел в себя во второй раз.

* * *

Теперь оруженосец, охранявший покой доброго брата, едва завидев, что ловчий очнулся, беспрекословно отправился за главой представительства. Бремек попытался приподняться — и снова почувствовал досаду, он не мог действовать самостоятельно! Как не вовремя! Вместо того чтобы направлять события самому, охотник вынужден довериться Астусу…

Бремек глянул на соседнюю кровать, бледный Олвис по-прежнему оставался неподвижен. Похоже, кроме потери крови следопыт получил какое-то скрытое повреждение, слишком уж долго он пребывал в забытьи.

Вошел брат Астус, придвинул стул и сел у изголовья.

— Добрый брат, вам лучше? — В голосе рыцаря было участие.

— Мне паршиво, — признался ловчий. — Но я не могу ждать, нужно действовать! Отправьте гонца в Дом Света, нужно известить капитул.

— Я послал одного из ваших, — признался Астус, — у меня не хватает людей, а ваши оруженосцы ждут без дела. В письме — известие о гибели доброго Хагнея. Великая утрата для Ордена!

— Это не все… — Бремеку и не хотелось бы доверяться Астусу, но иного выхода не оставалось. Сейчас охотник был беспомощен, все зависело от главы раамперльского представительства. — Нас никто не слышит? Я буду говорить о важном.

Оба поглядели на Олвиса, тот оставался безучастен к происходящему и неподвижен.

— Говорите, — кивнул Астус.

— Доброго Хагнея убил собиратель, об этом должны узнать в Доме Света.

— Собиратель… — Рыцарь нахмурился и потер лицо. В глаза Бремеку он старался не глядеть. Возможно, не верил услышанному и не хотел огорчать недужного. — Они приходят время от времени… но… хотя, что-то здесь есть. Магистр отправлялся к Черной Горе именно для того, чтобы отыскать собирателя.

— Брат, послушайте, — горячо проговорил Бремек, попытался приподняться, но не сумел. — Ночью Олвис сумел произнести несколько слов, мой оруженосец слышал. Когда этот человек очнется, он расскажет подробней, но ясно, что Хагнея убил юноша, который преследовал их от самого Кордейла. Убив Хагнея, этот человек явился в Раамперль, сменил облик и прикончил оборотня. Его нужно остановить! Он опасен!

— Собиратель… — повторил Астус. — Но он же герой, весь город судачит о нем! Как сказать, что он — зло? Нам никто не поверит.

Бремека обнадежило сказанное главой представительства «нам». Астус готов помогать? Ловчий продолжил:

— Судите сами, он мгновенно обнаружил волка, едва приехал в город. Он необычайно чувствителен к злу, он силен, раз сумел победить Хагнея. Только такой мог разделаться с оборотнем один на один. А его странные поступки? Удивительное равнодушие к деньгам? Его не влекут соблазны мира, он тянется к злу, а больше ему ничего не нужно.

Астус по-прежнему отводил глаза. Он думал, мял лицо, хмурился… наконец ответил:

— У меня связаны руки. Я не смогу объявить во всеуслышание, что славный герой, избавивший нас от оборотня, — главный враг всему Кругу! Вы на себе испытали, как не любит народ нас, воинов братства.

Бремек прорычал что-то насчет расплаты. Однако ловчий прекрасно понимал, что ничего не сможет предпринять. Как отомстить? Кому?

Толпе? Всему городу? Орден потерял авторитет и уважение, попытка выступить против местной общины будет выглядеть смешно. Даже пригрозить — и то не удастся, поднимут на смех!

— Орден потерял авторитет и уважение, — повторил ловчий вслух. — Мы должны сражаться с Лордами Тьмы, а вместо этого… Победа может вернуть нам власть и влияние! Только победа над Лордом Тьмы.

— Но что же мне делать?

— Отправляйтесь в Дом Света собственной персоной. Твердите магистрам до тех пор, пока они не осознают, что дальше ждать уже невозможно. Нас избивают на улицах, магистр сражен собирателем, посланцем Тьмы, а народ славит его злую доблесть! Мир рушится, грядет новое воцарение Повелителя, а мы? Мы бездействуем! Эх, если бы я мог сейчас сесть в седло! Брат Астус, поезжайте в Дом Света, перескажите капитулу, что нам известно о собирателе, заставьте их прислушаться к своим словам. У вас достаточно авторитета!

— У меня на руках дела юго-восточного пограничья, как я могу отлучиться? — промямлил Астус. — Я напишу обо всем. Напишу подробно и убедительно…

— Добрый брат, — тихо произнес Бремек, — Орден понес тяжелую утрату, пал один из четырех магистров. Сейчас, когда Кругу грозят неисчислимые беды, братство нуждается в пастырях и вождях. Я напишу доброму Архольду, попрошу поддержать вашу кандидатуру. Я вижу, как вы управляетесь здесь и на востоке, из вас, добрый брат, выйдет превосходный магистр. Заставьте капитул выступить против Лордов Тьмы, а добрый Архольд поможет вам занять подобающее место в иерархии Ордена.

Астус смолчал, но ловчий понял, что мысли доброго брата уже движутся в верном направлении…

В это время Элину отвязали от топчана.

* * *

Девушка не знала, сколь долго оставалась без сознания. Вроде бы она приходила в себя ночью, но что из воспоминаний было явью, а что плодом воображения, она не могла определить. Элине мерещились жуткие твари, подступающие из мрака, красное лицо с ослепительной улыбкой и прочие ужасы. И, как это обычно бывает в кошмаре, девушка не могла ни пошевелиться, ни сбежать, ни поднять руку, чтобы защититься. Беспомощность и страх…

Очнулась Элина в комнатенке, привязанная к топчану. Ее примотали за руки и за ноги полосами мягкой ткани, это было не больно, широкие тряпки не врезались в запястья и лодыжки, однако не позволяли даже чуть-чуть приподняться. Щелкнула ставенка, показалось лицо охранницы… и снова исчезло. Похоже, беглянку стерегут с удвоенной бдительностью. Теперь нечего и думать о новом бунте.

Девушка повернула голову — за окном начало смеркаться. Небо, расчерченное прутьями решетки, приобрело красноватый оттенок. Скоро ночь — и наступит ее, Элины, черед отправляться к Прекрасному Принцу? Это к нему каждую ночь водят девушек из каравана, больше некуда.

Загрохотал засов, заглянула бабища в красном. Элина узнала — та самая, которую она дразнила, обзывала коровой. Сейчас женщина выглядела спокойной и будто бы вовсе не сердилась.

— Очухалась? — невыразительным голосом осведомилась охранница. — Сейчас поешь.

Элина приготовилась к худшему и на всякий случай попробовала украдкой подергать путы — бесполезно, ленты вокруг запястий и лодыжек держали прочно. Женщина вошла, в руках у нее была миска. Поставив еду на пол, охранница склонилась над Элиной и освободила правую руку узницы, потом подхватила за плечи и помогла сесть. Опустилась рядом на краешек топчана — Элина подумала, что ей неудобно, с таким-то огромным задом да на краешек… Тетка сунула Элине ложку и поставила на колени миску. Оказалось, она принесла жидкую кашу, да и то совсем немного.

— Ешь давай, — по-прежнему беззлобно велела охранница.

— Ты не сердишься? — спросила Элина. — Я не хотела тебя обижать, просто так вышло.

— Не сержусь. Кушай.

Элина съела ложку, потом еще и только теперь поняла, что ужасно проголодалась. Вмиг проглотила все, что было в миске, и поглядела на тетку. Та отобрала ложку и объяснила:

— Больше нельзя. От еды кровь густеет, это плохо.

Девушка подумала, что у дюжей тетки кровь, должно быть, здорово загустела, но вслух не стала этого произносить.

— Меня ночью к Лорду отведут?

Охранница смолчала, только чуть качнула головой, круглые щеки мотнулись. Тут в дверь бочком вплыла давешняя низкорослая толстуха — та, что отбирала девушек покрасивей. Подплыла, покачивая телесами, и встала над топчаном. Крупная женщина торопливо уложила Элину и снова привязала руку — должно быть, показывала усердие старшей.

— Ну, вот и славно, — объявила коротышка. — Вот все и обошлось.

Начальница согнулась над пленницей, сопя от натуги. Каждое движение, похоже, давалось ей с трудом, вот кто не боится, что кровь загустеет, — небось в три горла жрет. Лицо низкорослой женщины покраснело.

— А что теперь? — спросила Элина.

— Теперь немного осталось подождать, потом сама поймешь.

Толстуха отступила от топчана, медленно развернулась и протиснулась из комнатенки наружу. В тесном пространстве она казалась еще более массивной и округлой, чем накануне в просторном светлом зале.

Рослая охранница подобрала миску и тоже вышла. Стукнул засов.

Элина пошевелилась, устраиваясь на топчане поудобней, и поглядела в окно. Небо темнело, близилась ночь. Ночью должно случиться нечто страшное. Ночью Элина встретится с Лордом Тьмы…

9

Если смотреть издали, Красный Замок выглядел похожим на город, даже довольно крупный. Во всяком случае, он был слишком велик для обычного замка.

Корди вырос в приграничье, видел не много городов, но понимал разницу между городом, где живет община, и замком, домом одного господина. Красный Замок походил на город. Чтобы оглядеть крепость Лорда Тьмы получше, юноша взобрался на дерево, которое возвышалось достаточно далеко от опушки, — там его не должны были заметить со стен. Прежде, мальчишкой, Корди частенько проделывал подобные вещи, и теперь ему не составило труда повторить прежнюю забаву.

Красный Замок снаружи окружала стена, сложенная из кирпича. Стена не очень высокая, перебраться через такую не составит большого труда. По гребню передвигались красные точки — стража. В лучах заходящего солнца равномерно вспыхивали блестящие шишаки шлемов и наконечники копий. Корди взобрался так высоко, как только позволяла прочность ветвей, да и то чувствовал себя неуютно, когда налетал ветер. Он видел немного — большая часть строений возведена вдоль стен, но довольно далеко от ворот. Он различал плоские крыши на приземистых домах, однако из-за густых клубов дыма и пара никак не мог разобраться в планировке зданий. Похоже, одноэтажные сараи образуют некий лабиринт в глубине огражденной стенами территории. Часть этих сараев Корди счел мастерскими — он предположил, что там гончарное производство. В конце концов, чтобы возвести здесь, в приграничье, вдали от древних центров цивилизации столь мощные стены и здания, требуется много кирпича, где-то его ведь должны лепить и обжигать?

В Красном Замке в самом деле были обширные гончарные мастерские, но большую часть дыма производили не они, а прачечные. Эта мысль Корди не посетила, он не имел представления о подобных заведениях, поскольку привык к простой жизни, когда одежку стирает тот, кто ее носит. Они со стариком изредка полоскали белье в ручье…

Зато юноша приметил самое высокое из строений Красного Замка, к тому же выкрашенное в красный цвет. Когда ветер относил в сторону клубы дыма и пара, открывался вид на стройное здание, увенчанное башней. Прежде Корди принял башню за встроенный в наружную стену бергфрид, но после разглядел, что она — часть цитадели или, верней, жилого строения. Значит, туда и нужно будет пробираться, когда собиратель преодолеет стену. Лорд Алхой, конечно, обитает в самом высоком доме, там его нужно искать.

Наметив маршрут, Корди спустился пониже, устроился на более прочных ветках и стал наблюдать за передвижениями стражников по стене. Солдаты двигались с определенной периодичностью, имелись и постоянные посты.

Юноша смотрел, пока не начало темнеть, после этого начал спуск. Теперь он жалел, что не прихватил с собой веревку. Придется воспользоваться тем, что предоставит лес. Корди видел по дороге немало ползучих растений с прочными гибкими стеблями… На изготовление самодельного каната ушел остаток вечера, потом Корди занялся оружием. Срезал подходящую ветку, натянул тетиву, приготовил стрелы. Всему этому юношу обучил хромой старик, теперь Корди трудился не задумываясь — руки сами выполняли работу. Мыслей не было, только спокойная холодная уверенность.

Приготовления закончились, когда сгустились сумерки. Только над Красным Замком небо оставалось светлым и имело лиловый оттенок. Внутри стен горели огни, свет поднимался к фиолетовым небесам…

Корди остановился на опушке, опустил в траву веревку и оружие, сел и принялся наблюдать за силуэтами стражников, медленно скользящими по стене между зубцов. Юноша не ощущал ни малейшего волнения, потому что чувствовал: то, чем он занимается, намного важнее его самого. Он был уверен в необходимости этого занятия.

Шаг за шагом — к цели. И ошибаться нельзя, действовать следует наверняка. Сейчас Корди примерялся к распорядку обходов стены. Все начнется несколько позже, когда стемнеет. А сейчас — ждать, спокойно ждать.

Пока Корди старательно сохранял спокойствие, вокруг Ленлина жизнь кипела!

* * *

Легко понять радость родителей Ильмы — они уже готовились к худшему, воображали тысячи бед, какие могли приключиться с пропавшей доченькой… Деревенские мужчины искали в лесу едва ли не до рассвета — разумеется, ничего не нашли и возвратились в село, обменявшись клятвами снова выйти на поиски завтра… Они как раз сходились к околице, когда на дороге показалась Ильма — верхом на коне и сопровождаемая отважным спасителем!

Поэт тщетно пытался объяснить, что он лишь сопровождал героя и что с разбойниками расправился Корди — тот самый парень, с которым они вчера обедали у Мартоса, но никто не желал слушать. Тем более Ильма почему-то вбила себе в голову, что всем обязана этому прекрасному белокурому юноше в красивом камзоле, а вовсе не тому, другому, хмурому и неразговорчивому… да еще и наряженному в черное.

А уж когда Ильма объявила, что этот храбрец не только вырвал ее из лап злодеев, но и перебил банду, радость сельчан просто перехлестнула границы. Девушка охотно демонстрировала окровавленную одежду и тыкала пальцем в то место, куда свалилась отрубленная башка разбойничьего атамана. От этих тычков сорочка ходила ходуном и мягко содрогалась… У Ленлина голова пошла кругом. Блондин вырвался из кольца крепких рук, обнимающих, хлопающих по плечам, и заорал:

— Да послушайте же! Я здесь ни при чем! Это Корди! Корди освободил вашу Ильму! Черноволосый парень — помните, вчера? Он герой! Он убил волка-людоеда в Раамперле и совершил другие подвиги! Он, не я!

Ильмин отец снова заключил поэта в объятия и объявил:

— Возвратится второй парень, станем его хвалить. А пока ты здесь — прими нашу благодарность, не побрезгуй. Верно я говорю?

Земляки дружно зашумели. Помимо благодарности за спасение Ильмы, они испытывали облегчение от известия, что покончено с бандой. Разбойники давно уже стали костью в горле для всей округи.

Ленлин и опомниться не успел, как очутился в заведении Мартоса за столом, уставленным яствами. Вокруг шумели крестьяне, лилось пиво, а Ильма, успевшая переодеться, сидела рядом с поэтом. После первой кружки она перестала называть его «дяденькой», после второй — передвинулась поближе, а после третьей — как бы невзначай прижалась к блондину тем самым местом, на которое свалилась отрубленная голова разбойника…

Ленлин не сомневался, что неотразим, и принимал восторги девушки как должное… но загорелая крестьянская девчонка, увы, не смогла пробудить в груди поэта ответного чувства. Он бы и рад был сдвинуться от охмелевшей Ильмы подальше, да с другой стороны оказался отец спасенной, успевший влить в себя куда больше пива, чем возлюбленное дитя, и тоже стремился выказать внимание Ленлину.

Крестьянин принялся пересказывать парню собственные страхи, какие успели прийти ему в голову, пока искали Ильму.

— …А более всего, скажу, опасался я, что попало дитя в лапы Прекрасного Принца, — пьяно твердил счастливый отец, — это ж верная смерть!

Ильма всхлипнула и снова прижалась к Ленлину.

— Корди говорил, что в Красный Замок идут караваны рабынь, — пытаясь отстраниться от разгоряченной девицы, вспомнил Ленлин. — Куда ему столько?

— Ему всегда будет мало! — Крестьянин стукнул опустевшей кружкой о стол. — Потому что обычай его таков. Он желает вечно молодым красавчиком быть! Писаным красавчиком!..

Мужик понурился.

— И как это связано с девушками? — Ленлин торопливо оттолкнул Ильму, привстал, потянулся за кувшином и наполнил кружку собеседника.

Тот сразу оживился и продолжил:

— А говорят, он умеет юность хранить, если будет умываться всякую ночь кровью. Черное колдовство, Тьма его возьми! Но оно действует!

— Точно! — поддержал сидевший рядом сутулый Мартос. — Говорят, у него над кроватью крюк железный, на нем человека подвешивает и кровь выпускает! А сам смеется, гадское отродье, и умывается, умывается и смеется.

— А сам смеется, и глотает кровь, и по всему телу размазывает! — выкрикнул еще один мужчина. — Оттого и молодой, цветущий! Розовый весь! Я его видел! Два раза!

— Но прежде чем кровью мыться, естество любит тешить, потому и возят ему девок молодых, — снова заговорил отец Ильмы. — Чтобы сперва как человек насладиться мог, а после — несчастную на крюк! И уж тогда не человеком себя держит, а исчадьем Тьмы!

— И возят ему молодых да красивых! — вставил Мартос. — Потому что он Лорд! И все самое сладкое желает, самое сладкое!

— Мало ли, что ему чужих девок возят! — выкрикнул кто-то. — Он и нашими не побрезгует, ему только дай волю!

— Точно! Наши — самые лучшие!

— Наши девки — краше всех!

Ильма, будто только теперь сообразила, от какой участи избавлена, уронила голову на сложенные ладони и горько зарыдала. Две женщины водрузили на стол блюдо с зажаренным поросенком, вокруг румяных боков плескался жир, в котором плавали мелко порубленные кусочки душистой травы… Ильмин отец и Мартос дружно потянулись к блюду, спеша выбрать куски получше, участники застолья зашевелились…

Ленлин не слушал, он запрокинул голову и шевелил губами. Сейчас не было ни пива, ни шумной толпы, ни свинины, ни жаркого бока Ильмы — поэт был один под небом…


Есть Красный Замок средь лесов,
Там правит Лорд Алхой.
Наполнен злобой до краев
Он, как никто иной!

Ленлин снова ощутил, что говорит не своими словами, до встречи с Корди ему бы в голову не пришла строчка: «Наполнен злобой до краев».


Не верь, красавица, ему,
Не льстись его красой.
Вглядись — в душе увидишь Тьму…
Будь проклят Лорд Алхой…

Поэт сам не заметил, что декламирует вслух — и с каждым словом все громче и громче. И разговоры стихали, участники застолья замирали, обернувшись к Ленлину — не донеся куска до рта, не наполнив опустевшей кружки. Ильма отстранилась, отодвинулась от блондина, потом, широко разводя рукавами, вытерла мокрые щеки и выбралась из-за стола. Ее отец, отвернувшись, высморкался на пол — и, похоже, сам смутился, что вышло громко. Вернулась девушка, протянула Ленлину лютню в чехле и всхлипнула.

Поэт оглядел притихших селян и взялся за бечевки, стягивающие на грифе плотную ткань…