Магистр всем телом тяжело ударил в дверь. Засов захрустел, но выдержал. Ничего — Хагней понял: еще два-три удара, и дверь поддастся…

* * *

Магистр отступил на пару шагов, чтобы набрать разбег, и снова кинулся на дверь. Пригнулся, врезался плечом — и ощутил, что валится в пустоту. Хитрый старикан тихонько отпер засов. Хагней рухнул на пол, покатился. Загремели доспехи… Край собственного щита больно ударил по ребрам, даже сквозь панцирь вышло ощутимо. Магистр попытался сгруппироваться, остановить движение, вскинул над собой щит, прикрывая торс и голову… Удар пришелся в пах, звякнули латы. Боль оглушила, будто бы окатила кипятком с головы до ног, — Хагнею хотелось взвыть, но голос перехватило, перед глазами поплыли черные пятна. Потом на магистра свалилось что-то тяжелое, большое… задергалось, забилось… Сквозь забрало в глаза Хагнею полилось горячее, жидкое. Кровь!

Толстяк тяжело заворочался, превозмогая боль, спихнул тяжесть, прижимавшую к земляному полу, и затряс головой, чтобы стекла чужая кровь, заливавшая глаза. Хагней катался по полу, в любой миг ожидая удара… он понимал, что выглядит смешно, но дергался, чтобы затруднить врагу удар, однако никто не пытался добить лежащего.

Постепенно магистр пришел в себя и понял, что проклятого калеки рядом нет, иначе негодяй сумел бы воспользоваться беспомощным состоянием толстяка. Хагней перевернулся, выпростал руку из ремней щита, сел. Рывком поднялся. Зрение восстановилось, Хагней стоял в луже крови, которая продолжала вытекать из разорванного горла солдата, спрыгнувшего через дыру в крыше… сквозь звон в ушах толстяк различил крики и звон оружия — не здесь, а снаружи. Магистр перешагнул через тело в белом, перепачканном кровью плаще и вышел наружу. Схватка была в разгаре. Старик, вооруженный топором, отбивался от троих орденских, Дрался он ловко, но хромота мешала — воины в белом теснили отшельника. Магистр вытащил меч и, тяжело переваливаясь на ходу, устремился на помощь. Когда Хагней присоединился к драке, старик уже был ранен, но дышал ровно, не запыхался…

Как обычно, когда в бою участвовал Хагней, дело решила физическая сила. Калека не сумел сдержать ударов магистра, попятился, споткнулся, орденские насели на противника, обезоружили, повалили и прижали к земле. Только теперь из-за деревьев показались Олвис и Гнезд.

Если бы не магистр, хромого наверняка прикончили бы в бою, но Хагней решил сперва поговорить.

— Ты хорошо дерешься, но от собирателя я ждал большего, — обратился Хагней к пленнику. Потом обернулся к проводникам: — Я видел, за домом кузница? Разведите там огонь. Посмотрим, что за инструменты есть у старика.

Воины обыскали отшельника, нашли длинный нож. Потом подняли хромого, отволокли за дом, к кузнице, и там стали привязывать к дереву.

Хагней прошелся по двору, прислушиваясь к угасающей боли в промежности. Главное — не злиться, главное — не злиться… допрос требует спокойствия. Наконец толстяк решил, что достиг необходимого настроения, скинул шлем и подошел к пленнику. Тот притих и, пока его опутывали веревками, не произнес ни слова.

— Собиратель… — пробормотал магистр. — Старик, ты ведь не станешь отрицать, что это так?

— А что изменится, если стану? — Единственный глаз отшельника уставился на магистра.

Хагней несильно, но чувствительно ударил пленника в челюсть.

— Когда я спрашиваю, нужно отвечать. Просто отвечать, а не задавать глупые вопросы. Разозлить меня больше, чем есть, уже не удастся, и не надейся. Давай лучше не будем доставлять друг другу лишних неприятностей, а? Просто поговорим. Ты согласен?

— Мне все равно. Я уже мертв.

— Не совсем… Итак, ты собиратель?

— Мне не повезло, я начал с Кордейла, и он меня искалечил. Не вышло из меня собирателя.

— Но он сохранил тебе жизнь?

— Это вышло случайно.

— Откуда вы беретесь? Я имею в виду, такие, как ты, собиратели?

Старик попытался пожать плечами, веревки помешали.

— Нас призывает Повелитель. В один прекрасный день я понял, что нужно делать, — и отправился в гости к Графу Кордейлу.

— Интересно. Я думал, есть какая-то организация, тайный круг, вроде нашего Ордена, только наоборот.

— Конечно, тебе кажется, что мир устроен просто и правильно. Что ваш Орден, белый, является ответом на другой — такой же, но черный. Я знаю, такая вера облегчает жизнь. Но это неверно. Мир в самом деле устроен достаточно просто… во всяком случае, наш мир, окруженный Завесой. Но все-таки, помимо белого и черного, существует множество оттенков.

— Я бы поговорил об этом, — кивнул Хагней, — но не здесь и не сейчас. Кто живет с тобой?

— А со мной кто-то живет?

В этот раз магистр ударил сильнее, голова старика дернулась, из разбитого рта плеснула кровь.

— Я же предложил не усложнять друг другу жизнь. Тебе и так немного осталось. Послушай, старичок, в доме две лежанки, лошади нет, а конюшня есть — значит, кто-то уехал верхом. Я мог бы одежки поглядеть, какие найдутся в твоем доме… наверняка не все тебе впору. А?

Старик молчал.

— Местные расскажут, что видели твоего… э… воспитанника? Рассказывай скорей, потому что мои люди уже калят щипцы.

— Ладно. Я пригрел пацаненка. Мне скучно одному. Мы любовники, понял? Ваши, в Ордене, говорят, пользуются ласками собратьев, значит, ты должен меня понять.

— Врешь. Я тебе не верю. Ты готовил нового собирателя?

Хагней решил, что старый калека воспитывает нового посланца Повелителя — молодого, у которого целы оба глаза и ноги в порядке. Да, в самом деле, может, так оно и есть? Не существует никакого круга посвященных, никакой тайной организации, черного аналога Ордена. Попросту неудачливый собиратель, который по той или иной причине вынужден прервать миссию, подбирает молодого кандидата… и так собиратели воспитывают смену?

Может, Хагнею стоит прихватить старикана с собой, доставить в Дом Света? Нет, пожалуй… нет. Везти опасного пленника через пол-Круга, едва ли не от самой Завесы, следить, чтобы не удрал, каждую ночь просыпаться в страхе, что собиратель избавился от пут? Да еще сперва ехать с ним в Раамперль, где станет не до старика… Нет, это слишком. Магистр подозвал одного из проводников — кажется, подвернулся тот, которого зовут Олвисом, — и велел осмотреть одежду в доме. Интересно, какого размера молоденький собиратель? Потом обернулся к старику:

— Ну что, не хочешь рассказать мне о парне, который живет здесь?

— Я уже сказал, мы любовники, — буркнул старик. — Думаешь, мне приятно повторять снова рассказ о собственном позоре? Конечно, я бы предпочел бабу, но в лесу жизнь тяжелая… а тут подвернулся малец. Отбился от поселенцев, которых ваша братия сюда гонит.

— Сколько ему лет?

— Не знаю. Молоденький совсем. Вот вырос бы, сообразил, что к чему, да и покинул меня… а может, он и вовсе сюда не вернется? Я его отправил в Раамперль продать шкуры. Пора сопляку поглядеть на людей.

Хагней задумался и наконец сообразил — старик лжет. Он бы не отправил юнца в город одного. Тот не знает цен, не сумеет правильно заговорить с торговцами.

— Жаль, — буркнул магистр, — ты вынуждаешь меня терять время… а я спешу.

* * *

Сперва отшельник отказался отвечать, но, стоило показать ему раскаленные щипцы — заговорил. Принялся обильно и многословно рассказывать. Хагней велел принести стул, сел напротив старика, привязанного к дереву. Слушал, удивлялся, качал головой. Кривой охотник рассказывал о тайном обществе, о зловещих ритуалах посвящения, о секретных приветствиях, по которым можно опознать собрата… Потом долго подробно расписывал, что постоянных убежищ не существует, слуги погребенного под Серым Камнем Повелителя всегда находятся в движении, только он, старый и увечный, рискнул обосноваться недалеко от Завесы. Думал, здесь не найдут.

Хагней даже велел было грамотному брату записывать каждое слово старикашки… и тут только сообразил — мерзавец тянет время! Магистр перебрал в памяти, что успел наплести старый обманщик, припомнил пару имен и названий и спросил о них снова. Точно — старик назвал все по-иному. Проклятый калека даже не старался сделать свой рассказ правдоподобным. Вот это пренебрежение и рассердило Хагнея по-настоящему. Толстяка всю жизнь попрекали медлительностью в суждениях, он устал доказывать, что не глуп, а только любит думать основательно!

Раздражение Хагнея проявилось в том, что он сперва сломал старику здоровую ногу в колене и выбил половину зубов. Это — молча, сосредоточенно, без лишней показной ярости. Только потом вопросы возобновились. Магистр снова и снова требовал, чтобы старый упрямец рассказал о младшем товарище, калека то молчал, то принимался врать, но от боли не мог сосредоточиться и лгал неумело — все видели, что он выдумывает на ходу. В ход пошли клещи…

Олвис с Гнездом приготовили ужин, допрос прекратили на время. Потом Хагней снова приступил к делу. Толстяк убедил себя, что имеет дело с собирателем — то есть любые страдания, причиняемые прислужнику Тьмы, не идут в счет, это не грех. Собиратель — что может быть гаже? Даже Лорды Тьмы послужили на благо людей Круга, когда совершили доброе деяние, после которого стали именоваться Спасителями Мира, а собиратель — стократ хуже любого из Лордов.

К полуночи терпение Хагнея закончилось. Он устал и хотел спать. В конце концов магистр уверил себя, что сведения, которых он безуспешно требует у старика, не так уж важны. Рано или поздно молодой отшельник явится сюда, либо в деревню поселенцев, либо к «старым». Где бы парень ни объявился, его должны схватить и сдать слугам Ордена. Если никого не случится поблизости — под стражей отправить в ближайшее представительство, в Раамперль. Ну а если будет сопротивляться — прикончить. Это разом решит все вопросы. Тайного братства прислужников Тьмы, скорей всего, и впрямь не существует. Возможно, хромоногий старец — последний прислужник Тьмы. Он уже ни на что не годен и хотел мирно дожить век в захолустье… но нет, взял воспитанника, готовил смену. Магистр решил, что поступил верно, расправившись с немощным собирателем. Сорную траву — с поля вон! Не годится оставлять даже самый хилый росток, ибо он может дать обильные всходы…

Наутро Хагней уехал, прихватив с собой проводника Олвиса и того брата, который ранен стрелой в руку. Остальным велел сидеть на месте, ждать, не появится ли воспитанник старого собирателя. Олвис умел держаться в седле лучше приятеля, потому выбор пал на него. Охотнику достался конь убитого воина Ордена.

Магистр решил посетить руины Кордейла, поискать молодого отшельника там. Если в руинах парня не окажется — заехать к старым вассалам Крыла Ночи, предупредить их насчет беглеца, а потом — в обратный путь. В Раамперле дожидается волк-оборотень — сейчас это важней всего.

В разрушенном замке у подножия Черной юнца не было, зато Олвис указал свежий навоз и нашел место, где незнакомец привязывал лошадь. Похоже, он был здесь в тот день, когда Хагней захватил хромого наставника, а теперь, не исключено, едет домой. Там его встретят воины Ордена. Схватят или убьют… неважно. Совсем неважно.

От развалин Кордейла Хагней отправился в деревню коренных обитателей пограничья. Там его встретили хмуро, но должное почтение оказали — в этих людей почтение к господам было вколочено накрепко. Служба Лорду Тьмы приучила их не к любви, но к преданности хозяевам. Пожалуй, «старые» люди понравились Хагнею даже больше, чем раболепные бестолковые поселенцы. Лорды Тьмы знали толк в обращении с вассалами! Магистр решил, что это ценный опыт. Когда Хагней станет большим лордом, он тоже… да… Но сперва нужно пройти все стадии, намеченные интриганом Архольдом. Так что теперь — назад! В Раамперль. О молодом собирателе позаботятся братья, которых он оставил в лесной избушке.

4

Корди частенько приезжал к руинам у западного склона Черной Горы. Привязывал коня и бродил в одиночестве между осыпающихся стен. Разглядывал, касался рукой, проводил пальцем вдоль трещин, змеящихся по кладке… Под ногами хрустели камешки, в тени Черной Горы тихо шипел ветер — а вообще здесь было тихо. По-особенному тихо, не так, как в лесу.

Старик не возражал. Не одобрял, но и не запрещал воспитаннику посещать это место. И никогда не расспрашивал. Что Корди искал на развалинах? Да ничего, в общем-то… человеческий язык не знает определений тому, что юноша хотел обрести среди старых камней. Это место иногда снилось ему — вот и все, что Корди мог сказать о разрушенном замке. В грезах замок представал не грудой камней, а гордой твердыней, жилищем отважных воинов, перед которыми трепетали соседи. Во всяком случае, так орали обитатели Кордейла, собираясь по вечерам на пиршество. Им нравилось, что их боятся, — а верней, они полагали такое положение вещей естественным. Правильным.

Один человек не орал, но когда он произносил что-либо тихим голосом — все умолкали. Никто, кроме Корди, не мог вынести его взгляда. Это был большой человек, очень сильный. Он поднимал маленького Корди в крепких ладонях, и малец замирал, вбирая силу, истекающую из твердых осторожных рук… От этого человека Корди унаследовал изъеденный ржавчиной кусок стали с твердыми гранями. Старик говорил, что еще был меч, который по праву должен бы перейти к нему, Корди. Но меча нет — вместо него осталось чужое имя: Лажваш Моровая Язва. Когда-нибудь это имя Корди обменяет на меч.

Во сне Корди видел всякое, но утром, просыпаясь, забывал большую часть того, что пригрезилось. А в руинах к юноше иногда возвращались воспоминания — то ли из детства, то ли из снов. Прежде он жил в этом замке.

Потом Корди оказался у старика, по другую сторону горы. Юноша плохо помнил, как это вышло… старик воспитывал приемыша, учил владеть оружием, без устали двигаться, держаться в седле. Раньше у старика не было лошади — хотя и хромой, отшельник обходился собственными ногами. Коня он привел для воспитанника — твердил, что Корди предстоит много странствовать, поэтому нужно уметь держаться в седле. Старик был отличным учителем, он знал ответы на любой вопрос. Да и без вопросов рассказывал мальчику о мире по ту сторону горы. Этот мир именовался Кругом. Его окружали земли пограничья, поделенные между Лордами и Орденом. Вот этот край, к востоку от Круга — он как раз находился под властью добрых братьев, а прочими окраинами владели Шестеро. Снаружи пограничье окружала непроницаемая Завеса. Завесу Корди видел единственный раз, да и то издали. Старик сказал, что лучше не приближаться, и воспитанник послушался.

Еще старик рассказывал, что мир не всегда был таков. Сперва был Повелитель, это он установил Завесу, потом счел, что нуждается в наместниках, которые станут приглядывать за окраинными землями между Кругом и Завесой. Повелитель наделил частью собственной силы Лордов Тьмы… ну и так далее. Рассказы старика мало-помалу стали вытеснять из сновидений образы жизни в замке, в конце концов Корди стало казаться, что он слышит зов Повелителя, заключенного Спасителями Мира под Серым Камнем.

Юноша рассказал отшельнику о новых снах, старику это понравилось, во всяком случае, так показалось Корди. Он привык во всем слушать старика… Старик — другого имени у наставника не имелось. Впрочем, в лесу не было других стариков.

Когда прежние сновидения начали уступать место черному зову, юноша стал чаще наведываться в руины замка Кордейл. Чтоб не забыть окончательно. Зачем ему нужны воспоминания?..

А старик не возражал. Во всяком случае, говорил, долгие поездки верхом — это хорошая тренировка.

Вот и теперь Корди бродил по развалинам. Он разглядел на осыпающейся гнилой штукатурке черные и белые пятна — остатки краски. В каком-то из снов он видел помещение с черно-белым орнаментом по верху стены, под сводами. Корди как раз изучал остатки рисунка на остатках стены, сравнивая со смутными воспоминаниями, когда услышал. Не ушами услышал, а тем таинственным органом, которым воспринимал во сне зов погребенного Повелителя. Возможно, любой человек обладает чувствительностью к злу, но не подозревает об этом.

Старик не утверждал этого наверняка, но несколько раз обмолвился, что считает вероятным. Однако никто в Круге не заботится о том, чтобы развить способности, а он, старик, постоянно натаскивал воспитанника, взращивал в маленьком Корди чуткость ко злу. Вот и теперь юноша почувствовал — зло пришло в их со стариком дом. Зло притягивало Корди, звало поспешить.

Юноша кинулся к нише у скалы, где обычно оставлял лошадь, торопливо подтянул подпруги и отвязал жеребца. Под ногами хрустели камешки, крошилась обвалившаяся штукатурка и трухлявое дерево — то ли остатки изломанной мебели, то ли части стропил… Прошлое Корди рассыпалось в прах под сапогами, вопящее зло звало в будущее. Пора.

* * *

Старик научил Корди чувствовать зло, но это вовсе не означало, что юноша способен почуять на любом расстоянии. Вовсе нет. Однако в безлюдном краю истинное зло встречалось нечасто, юноша мог ощутить крошечные искорки, тлеющие в поселенцах и прежних вассалах Кордейла, но лишь оказавшись совсем рядом. Он не знал этих людей и с трудом понимал, чего им нужно, если случалось заговорить.

А сигнал, который позвал Корди в путь, исходил не от незнакомого человека — это истекал неутоленной злобой старик. Корди привык к отшельнику, до мельчайших тонкостей изучил заряд силы, скопленный по крохам неудачливым собирателем. Юноша мог узнать рисунок зла, тлеющего в душе калеки среди сотни таких же недобрых душ. Должно быть, и хромой так же чуял душу приемыша… Корди подгонял коня, он торопился, насколько позволяла узкая тропа, — без причины старик не стал бы растрачивать силы, происходило нечто особенное… Корди выбрал короткий путь, через дремучие чащи, там и тропинок-то не было, но юноша умел пробраться в сплетении ветвей… и лошадку приучил. Потому и разминулся с магистром, которого Олвис вел окольными, но более удобными тропами.

Неподалеку от их со стариком пристанища Корди заметил чужие следы. Лошади, много, большие лошади — это он определил по отпечаткам. Юноша спешился и пошел медленно, изучая отметки на земле, смятую траву и сломанные ветви. Хорошо обученная лошадка смирно двигалась следом. Сообразительная тварь знала, что чаща полна опасностей и без защиты ей не уцелеть. Защиту мог дать только человек, который медленно крался впереди, бесшумно раздвигая ветви кустарника. Конь брел следом — как бывало, если они охотились. Корди обернулся и поднял руку. Конь замер. Юноша вытащил лук и натянул тетиву. Лук у него был охотничий, слабый, а у людей, которые вторглись в их со стариком жилище, под белыми плащами доспехи. Корди решил, что подберется поближе и станет бить наверняка. Их много, значит, хотя бы пару следовало свалить издали, чтобы выровнять шансы.

Скрипнула дверь, на пороге показался человек в куртке. На этом не было ни белого плаща, ни доспехов. Остановился, раскинул руки и потянулся. Корди медленно поднял лук. Чужак резко опустил разведенные ладони и прислушался. В отличие от беспечных белых этот был осторожен и, похоже, заподозрил неладное.

Теперь юноша не мешкал. Первая стрела вошла в приоткрытый рот чужого. Человек странно замычал, крутанулся на каблуках, заваливаясь спиной в дверь, из которой только что вышел. Рана не была смертельной.