Квоты на транзит этих самых ракет были постоянной темой склок на саммитах. Украина, например, совсем не пропускала китайские ракеты, зато сдавала коридоры Халифату по демпинговым ценам. Белоруссия, наоборот, старалась договориться с Дафаго. Россия выступала за общий европодход к проблеме, справедливо указывая, что без ее согласия ни одна ракета из белорусских или украинских коридоров никуда не долетит. А партнеры по Евросоюзу боролись за право самостоятельно продавать транзит, ссылаясь на договор об общем воздушном пространстве. Причем особо наглели прибалтийские транзитные тигры, которые подгребали весь бизнес с Халифатом под себя, гоняя его ракеты практически по маршруту бывшего «Северного потока».
В общем, тут и юрист от скуки сдохнет — с девушкой на такие темы не говорят. Тем более что низколетящая крылатая ракета символизирует фаллическую угрозу и всего за несколько упоминаний можно напороться на иск за скрытый или символический харасмент… Мара искусствовед, она как раз может.
Нет, о ракетах не надо. Я проанализировал, что сказал бы в такую минуту интересный собеседник-мужчина, слегка разбирающийся в политике и желающий сублиминально соблазнить свою спутницу. Вариантов было много, и я выбрал по рэндому.
— Когда-нибудь Халифат возьмет нас в рот и проглотит.
— Не думаю, — сказала Мара. — Хотели, давно проглотили бы. Наш щит — плохой климат. Евросоюз остался только там, где плохая погода. Ну, в смысле — для них плохая. Мы-то привыкли.
Ответить следовало эмоционально, умеренно вольнолюбиво, но без радикального нонконформизма. И без сублиминальности, понятно — такое можно один раз на десять реплик.
— Есть вещи, к которым привыкнуть нельзя.
— Это да, — осторожно согласилась Мара. — Но, с другой стороны, не все так мрачно, как кажется.
Она, похоже, тоже избегала резких суждений.
— Конечно, — ответил я, тщательно микшируя иронию и горечь. — Мы теперь не Третий Рим, а Второй Брюссель. Только Брюссель почему-то в Житомире.
— Это да, — повторила Мара.
Она, похоже, уже не радовалась, что завела этот разговор.
— Просрали страну, — не унимался я. — Сколько крови когда-то пролили, чтобы передать этих кровососов немчуре на баланс… А теперь они снова у нас на шее. И опять всей шоблой! Все, что отцы нам завещали — все проебали! Все!
Мара даже побледнела.
— Давай помолчим, — попросила она.
— Тогда убер говорить начнет, — сказал я.
— Пусть.
На экране опять появился зал Суверенного Единства — уже полный народа, во время исполнения гимна: делегаты пели «Оду Разуму» на шести языках, прижав ладони к груди, чтобы их горячие сердца ненароком не выпрыгнули наружу. Государя в зале пока не было, а вот далианские чубы Великого Гетмана — две наведенные в потолок пики, хирургически тонкие и навощенные до блеска — бросались в глаза сразу. Удивительная все-таки мода.
Конец ознакомительного фрагмента