— Саш, а что такое «ганджа»?

Я — сама заинтересованность.

К тому, что после двадцати лет службы в стройбате могу лекции читать о наркосодержащих веществах и особенностях околонаркотического сленга.

— Мальки-и! — План снисходительно хлопает меня по плечу. — Лучше вам этого не знать.

— Ну, пожа-а-алстя, — не удержался я от вызывающего кривляния. — Ну, дя-а-аденька. Ну, расскажи!

Опять молодой в голове беспредельничает.

— Перебьешься, — нахмурился Сашка, смутно ощущая мою неискренность. — Хватит тебе и… одеколона.

— Ну и ладно, — быстро согласился я, перестав кривляться. — Тут тебе передать просили.

Двинул ему по столу техзадание.

Справа через проход многозначительно хохотнул Вовчик, продолжая разрисовывать усы своему кумиру. План чуть заметно поежился. Ковырнул обложку указательным пальцем.

— Тут это… болел я. Типа… ломка у меня была.

Ага. Надо думать — целый месяц его ломало. От «травы», скорей всего. Причем в пульмонологическом отделении горбольницы, где лечат воспаление легких. Я вообще-то — староста группы, на секундочку. Чувак информированный.

— Да-да. Понимаю. Ремиссия?

— Чего?

— Говорю, завязал дозняк в каличной? Или вообще соскочил?

— Ага, сейчас! Обломятся.

Я вздохнул.

— Саш, ты бы поберег себя. Побухай, что ли, для разнообразия.

Опять Вовкино хмыканье.

— Дети пусть бухают! Печень сажать…

Эпичненько прозвучало. Хоть в «статус» ставь!

— Ладно. Я понял.

Вновь придвинул к себе чертежный фолиант. Открыл и кулаком от души затер загиб обложки.

— Значится, делаем так, Саша. Я работаю цифровую часть. Верх погрешностей — себе, низ — тебе…

— Почему это тебе верх?

Ожидаемо.

— Ладно. Тебе верх.

«Верх погрешностей» — значит, чертеж по размерам будет чуть крупнее. Чистая арифметика с геометрией. План сам выбрал свою судьбу, я лишь коварно расставил капканы.

— То-то же.

— То есть числа значений гоню в два столбика, тебе и мне. Ты только в свою поясниловку тупо вставляешь циферки.

— А объяснить?

— Бог подаст.

— Ладно.

Можно подумать, нужны ему мои объяснения.

— А чертеж?

Я расплылся в улыбке.

— Правильный вопрос, Саша. А по поводу чертежа у меня есть… план!

— Ха! План для Плана.

— Ага. Каламбурчик. Тоже обратил внимание? Миру — мир, войне — война!

— Что за план? — нахмурился Сашка, кожей чувствуя, что его снова троллят.

— Обсудим после. Сейчас берешь эту книжищу, под шумок линяешь из аудитории и дуешь в библиотеку. Выгребай все, что найдешь по перечню. Пока толпа здесь дурные вопросы задает — затариваешься технической макулатурой по полной. Понял?

Просто помню по прежней жизни, какая битва сейчас начнется под стеллажами в библиотеке.

— Ага!

— Стой! С особой страстью и фанатизмом выгребай «самиздат» — брошюрки, подшивки, старые курсовые. Там самая соль. «Соль земли»!

— Откуда ты все это знаешь?

— От… нарковерблюда. Двигай давай. Чертилка, гляди — в подсобку зашла. Пошел!

Саньку сдуло.

И от него, значит, польза будет. Шерсти клок. Правильное применение можно найти к любому, пусть даже и к такому сильно никчемному организму, как Саша План.

А мы пока поразмыслим, как диверсионной группе проникнуть на «Югрыбу».

Задачка!

Глава 2

Мини-Карелия

— Ну познакомь, Караваев! Чего тебе стоит?

— Ничего мне не стоит. Из вредности не буду знакомить.

— Ну почему?

— По кочану!

Две грудастые долговязые «корпусницы» зажали меня у колонны на парадной лестнице и требовали протекций в знакомстве с нашим Ромиком. Одна, кстати, ничего себе такая…

— Ну Карава-а-аев!

— Вы вообще обалдели? А со мной для начала не хотите познакомиться? Хватание за локоть с воплями «эй, стой» и «ты, что ли, Караваев?» не считается. Как-то не прочувствовал я глубин куртуазности вашего этикету. Не проканало, знаете ли.

— А че с тобой знакомиться? Тебя и так все знают.

— Охренеть как я польщен! И где это я, интересно, так прославился? На сцене?

— Ну… и там тоже, — та, которая покрасивее, отвела глаза. — Ты ведь с Ромкой вместе играешь. Так же?

— Старост все знают, — прямо заявила та, что пострашнее. — Особенно тех, кто за четыре года не меняется.

Не только пострашнее, но и потупее — сдала интригу как стеклотару. Ну ни на каплю она сейчас не помогла своей красивой подружке!

— Деликатность ваша, девочки, просто границ не знает!

— Да ладно, че ты. Чай, не баре. Ну так познакомишь или нет?

— Не-а. Могу методу подсказать, как самим познакомиться. Обкатанную! Хотите?

— Как?

— Да очень просто. Сейчас Ромик с третьего этажа спустится сюда, к актовому залу. Вы прячьтесь тут за колонной и ждите. Как подойдет — выскакивайте с двух сторон и хватайте его за локти. И в лоб ему свою волшебную фразу: «Эй, стой! Ты, что ли, Ромик Некрасов?» По себе знаю, прокатывает!

— Дурак.

— Мое дело — предложить. Вон он, кстати, спускается…

Фанатки всполошились, забавно по-птичьи засуетились, а потом дружно и не сговариваясь, вцепились… почему-то в мои локти. Вопреки ранее данным рекомендациям.

— Эй-эй! Полегче!

— Знакомь давай, — прошипела мне страшилка, выкатив и без того излишне выпуклый глаз. — Настя и Света.

— О боже. За что? Ромка! Роман!! — обреченно позвал я. — Иди уже сюда, родной. В кого же ты такой у нас красивый уродился?

Заметив нашу компанию, Ромка широко улыбнулся и жизнерадостно махнул рукой. Он вообще очень жизнерадостный парень. С голливудской улыбкой. Я локтями почувствовал, как синхронно вздрогнули молочные железы по бокам. Справа — чуть крупнее, слева — с кулачок. Обе, надо думать — под жарким блеском лучей белозубого солнышка.

— Ого, Витек! Тебе двух не многовато будет?

У Ромки что на уме, то, как правило, и на языке. Даже в трезвом состоянии. Очень удобно, кстати.

— В самый раз. Знакомьтесь, девочки. Это Рома. Наш гитарист. Ритм-секция. Лицо и душа музыкального коллектива судостроительного техникума.

— Ой, как нам приятно!

— Знакомься, Рома. Это Настя, Это Света. Коллеги наши по технарю, с потока «корпусников».

— Нет-нет. Это я Света.

— А я Настя. Витя все перепутал.

— Ну да, — заскучал я. — Перепутал. Вы же так похожи! Сколько себя помню — вечно вас все путают.

— Я бы не сказал, что похожи. — Ромка, продолжая рубить правду-матку, с интересом разглядывал более симпатичную Свету. — А ты не на Северной живешь, случайно?

— Случайно нет. На Остряках.

— Жаль.

— Мне переехать?

А красотка-то с язычком!

— Все, мальчики и девочки! Мне пора, — поспешил я дистанцироваться от молочных желез, заметив, как начинает ревниво поджимать губы некрасивая девочка Настя. — Рома! Правила помнишь?

— Какие… А! Помню. Нельзя…

— Не надо. Вслух не надо. И так верю. Я в зале.

И шмыгнул за дверь.

Наше главное «музыкальное правило» — не водить на репетиции своих баб. Соблюдение императива тяжелее всего дается Ромику, у которого к тому же и память коротковата. Постоянно приходится напоминать. Хотя… как ее… Света — ничего себе такая. Эффектная. Даже в толстом свитере… Так, стоп! Правила — для всех.

Я поднялся на сиротливо пустующую в полумраке сцену и стал ковырять ключом дверь в каморку слева. Справа в углу тоже есть комната, но она меньше, без окон, и там склад убитой аппаратуры. Тусуемся мы в более уютных апартаментах. С видом на Южную бухту. Которой из-за толстенных платанов и решетки на балконе почти не видно. Да мы и не против, если честно. Тут музыку творят, а не ворон за окном считают.

До сессии мы договорились заморозить наше творчество. Не успеваем, знаете ли, совмещать приятное с полезным. Но после занятий по привычке все равно собираемся за сценой — гоняем чаи и точим лясы. Когда некогда — просто надеваем свою верхнюю одежду, которую в гардероб сдают только «поцы», и оставляем тут свои засаленные конспекты с книгами, которые не понадобятся дома.

Впрочем, конспекты — не мой случай. Не напрягают объемом. У меня для них отведено всего лишь две общих тетради, в каждой из которых — до шести дисциплин! Просто я пишу агрессивно мелким почерком и в два столбца на странице. С таким расчетом, чтобы материал, изложенный «бисером на бумаге», сразу можно было бы рвать на шпаргалки. Такое вот личное ноу-хау с перспективой на близорукость. А зачем делать лишние движения? Лень, как известно, двигатель прогресса. И я скажу — на экзаменах срабатывает! В большинстве случаев.

Черт! Что с замком-то?

Сегодня я прибыл в каморку первым: Ромка завис на входе с подругами, Вовчик оттирает от кульмана свою мазню, так как был-таки пойман чертилкой с поличным, а Андрюха-барабанщик встрял на комсомольский актив. Это часа на полтора. Вот, собственно, и вся наша «рок-группа».

Ну и клавишница еще.

Так сказать, «приходящая» коллега. Это потому, что каждый месяц она у нас новая.

«А у нас текучка, така страшная у нас текучка!»

Не знаю, почему так получается. Мальчишки с фоно не дружат, а девчонки с музыкальным образованием, специализирующиеся на фортепиано, тяжело реагируют на наш образ жизни — подработки в ресторанах, халтура на свадьбах и экстрим на всякого рода буйных танцульках. Сейчас у нас, к примеру, играет некто Сонечка — витающая в облаках неземная фея из Зазеркалья. Чтобы не сказать «обморок на ножках». В том смысле, что… неординарная она. Странная. Эдакий тургеневский вариант девицы на выданье, отягощенный суровыми реалиями социалистического менталитета.