— Да кто он этот Черный? — нетерпеливо поинтересовался я тем, что меня заботило больше всего.

— Первейшая сволочь, грабитель и убийца. Александр Андреевич Чернов-Бельский. Потомственный дворянин из хорошей семьи. Впервые убил человека в девятнадцать лет. Тогда Сашка проигрался в карты и вместо того, чтобы отдать долг, зарезал этого человека. За ним еще в мое время было два срока и семь трупов, и я просто думать боюсь, что эта тварь натворила за все эти годы, полные беззакония. Вот второго бандита мне никогда раньше видеть не доводилось, хотя, скорее всего, он уже проходил по делам. Кличка Лом. Как мне сказал товарищ Варенцов, им недолго жить осталось. Как только в милиции окончательно убедятся, что это те самые бандиты, их сразу к стенке поставят. Вот и вся история.

— Так это же хорошо?

— Просто отлично, — сразу повеселел Зворыкин. — Теперь я хочу сказать вам, Александр, что вы меня несказанно удивили. Я вас совсем по-другому представлял. Сначала как шустрого и наглого дельца, всплывшего на мутной волне. После того, как вы предложили нам… дело, то я заподозрил вас в связи с криминальным миром, а сейчас даже не знаю, что о вас думать. Вы настолько ловко сыграли роль труса, что даже я в тот момент вам поверил, а вы, оказывается, играли с ними, как кот с мышами, готовый их убить в любой момент, хотя никогда их до этого не видели. Такое хладнокровие я редко у кого видел. Отсюда можно сделать вывод: хотя вы очень молоды, но при этом очень опасны.

— Скажу вам так, Петр Сергеевич: A la guerre comme à la guerre, messieurs.

— Знаете французский? — удивился Власов. — На войне как на войне. А знаете, господа, благодаря этой фразе мне только что в голову пришла мысль, что все мы так и не вышли из состояния войны. Скрываемся, прячемся, ждем удара в спину. Казалось бы, живешь на родине, а чувство такое, что ты здесь чужой. Ты как, Петр?

— Я русский человек и, надеюсь, всегда им останусь. У меня есть только одна родина — Россия. Здесь я родился, здесь и умру. При этом врать не буду, душа у меня, как у любого честного человека, болит за все то, что сейчас делается в стране. Все, что было с такими большими трудами создано, большевики развалили и разграбили. Сейчас, правда, они в ум приходить стали, специалистов на работу приглашать, торговлю наладили, промышленность поднимать стали. Вот только надолго ли? Ладно, наши переживания Александру не интересны, — Зворыкин снова повернул голову ко мне. — А французский язык у вас и правда хорош, только немного не так ставите фразы. И последнее. Помните, вы всегда можете на меня рассчитывать, Александр!

— Даже если мы пойдем грабить прохожих в темную подворотню?

Приятели весело рассмеялись. Было похоже, что они приняли меня в свою компанию.

— Вот и отлично, господа. Значит, у нас с вами остаются прежние отношения и договоренности, — я достал из кармана пачку денег и протянул Зворыкину. — Это вам для Николеньки.

Глава 4

Над массивным столом с резными ножками висел большой портрет Ленина. Впрочем, в этом кабинете вся мебель была большая и массивная. Кресло хозяина кабинета, большой кожаный диван, тяжелые стулья, массивная медная чернильница с львами. В его понимании все это должно было говорить о солидности и значимости его, как человека, занимающего ответственную должность, а вот пепельница, сделанная из гильзы артиллерийского снаряда, наоборот, должна была подчеркнуть пролетарское происхождение, показать его как выходца из народа, который на фронтах гражданской войны боролся за народное счастье.

Затянувшись в последний раз, начальник секретно-оперативного отдела затушил папиросу в пепельнице, после чего бросил недовольный взгляд на своего заместителя. Был конец рабочего дня, он чертовски устал, к тому же он не вызывал его, а значит, Семен Давиденко пришел к нему с каким-то делом.

«Надеюсь, это не очередной донос…» — недовольно подумал начальник.

— Товарищ начальник…

Хозяин кабинета барственно махнул рукой, дескать, не выделывайся, а говори как есть.

— Клим Маркович, сегодня мною были получены довольно интересные сведения. В Москве, прямо сейчас, находится наследница одного очень богатого человека. Судя по тем сведениям, что я успел получить, купцы Заварзины до революции входили в список самых богатых людей. Один из них, Николай Васильевич Заварзин, постоянно жил за границей и, судя по некоторым сведениям, за последние годы сумел составить себе приличный капитал. Если сам Николай Заварзин все это время жил там, то его сын принял наши идеи и остался в России. Женился, появился ребенок. Девочка. Потом они с женой умерли от испанки, а ребенок каким-то образом выжил. Как его нашли, тоже неясно, но суть не в этом. Эта девочка сейчас здесь в Москве, и ее дед, Николай Заварзин, чтобы вернуть себе внучку, согласен выложить за нее большие деньги.

— Откуда сведения?

— Есть у меня один полячишка в их посольстве. Полгода тому назад я его крепко посадил на крючок. Любитель малолеток испугался скандала и подписал бумагу о сотрудничестве. Это он мне о девчонке рассказал.

— И зачем ты мне все это рассказываешь, Давиденко? — лениво поинтересовался хозяин кабинета, хотя уже прекрасно знал, о чем дальше пойдет речь. Просто у него была такая манера вести беседу. Всю инициативу разговора он предпочитал отдавать сотруднику, заставляя его строить и развивать планы, но при этом, даже при одобрении начальника, вся вина, если что-то шло не так, ложилась на этого инициативного сотрудника. Сам предложил, сам провалил, а раз так — получи заслуженное наказание. Давиденко прекрасно знал о такой манере разговора своего начальника, поэтому продолжил излагать свой план.

— Поляки оформили официальные документы на девчонку и готовы вывезти ее за границу, причем не просто так, а за хорошие деньги. Нам, собственно, и делать ничего не надо, только взять у них девчонку, а затем вернуть старому буржую.

— А твой агент, он с какого боку к этому делу причастен?

— Так это он занимался для нее оформлением документов.

— Она сейчас живет при посольстве?

— Нет. Мой агент сказал, что для нее сняли квартиру, — и, предваряя вопрос своего начальника, добавил: — Никаких проблем с польским представительством у нас не будет. Возвращением внучки занимаются совсем другие люди. Думаю, что это агенты польской разведки.

— Даже так? Хм. Думаю, если пшеки подрядились на эту работу, то сумма, действительно, должна быть приличной.

Давиденко понял, что его начальник уже начал склоняться к задуманной им операции, поэтому решил подтолкнуть его к быстрейшему принятию решения.

— Поляк согласен нам рассказать все о ней, только это надо сделать как можно быстрее. Билеты куплены, и через два дня ее увезут.

— Что он за это хочет?

— Хочет вернуть себе подписанную им бумагу о сотрудничестве.

— Так пригрози ему этой бумагой.

— Пробовал, но он уперся, причем сказал, что его собираются отозвать в Польшу, после чего он собирается уйти из дипломатов и пойти по торговой линии.

— Врет, небось?

— Насчет торговли, может, и врет, но при этом чувствую, что от своего решения не отступит и пойдет до конца.

— Он ценный агент?

— Не особенно, но кое-какую информацию мы от него имели.

— Сколько лет девчонке?

— Десять.

— По твоим словам все просто получается, а как на деле будет выглядеть?

— Всего, Клим Маркович, не угадаешь. Каждый раз, когда планы строишь, думаешь, что все предугадал, а выходит….

— Так что ты предлагаешь?!

— Взять девчонку и определить на квартиру к Катьке, затем послать человека к ее деду и озвучить сумму, после чего получить деньги и отдать ему внучку. Обмен можно произвести прямо на границе.

Хозяин кабинета достал из коробки папиросу, прикурил, затянулся, думая о том, что дело, в принципе, несложное. Только и надо, что убрать из игры поляков, а в качестве продавца выступить самим.

— Какую сумму можно запросить?

— Поинтересовался этим вопросом. Полячишка полагает, что с деда можно затребовать сумму в сто пятьдесят — двести тысяч рублей.

— Солидно. К тому же хорошее дело делаем: поможем родственникам воссоединиться. Даю добро. Кого собираешься привлечь?

— Есть у меня два подлых человечка, бывшие анархисты. Проверены делом.

— Говоришь, подлые… Значит, ненадежные. Лишнее могут сказать. Понимаешь?

— Понял. Обрубим все ниточки. Так договариваться мне со Стефаном Подляским, Клим Маркович?

— Договаривайся. Но смотри, Семен! Все на тебе! Если что пойдет не так — у меня разговор короткий!

— Не сомневайтесь, сделаем все аккуратненько, Клим Маркович.

Отдел Культпросвета по выдаче разрешений и оформлению соответствующих бумаг находился в старом особняке, вместе с кучей контор и учреждений. По обе стороны от входа висело одиннадцать табличек с их названиями. Войдя в просторный вестибюль, мы сразу были остановлены пожилым вахтером в синей косоворотке, в галифе и сапогах. Встав из-за стола, стоявшего прямо у входа, он автоматически провел рукой по пышным буденновским усам и сразу поинтересовался:

— Вы куды направляетесь, граждане-товарищи?