Повернулся к китайцам:

— Лю, Ляо! Подойдите!

Где-то в километре от нашего лагеря мы наткнулись на подходящее место для засады. Вдоль дороги тянулся неглубокий вязкий овраг, причиной появления которого был бивший неподалеку ключ, а рядом рос густой кустарник. Ляо изучил местность, подошел ко мне и через Лю изложил план.

Удар должен быть двойным. Сначала перед передовой частью отряда падает дерево, заранее подрубленное. После того как всадники натыкаются на ствол и образуют куча-мала, на них падают еще два дерева, часть сучьев которых будет коротко обрублена и заточена. По словам бывшего разбойника, такой кол под тяжестью ствола легко пробьет кольчугу и нанесет нешуточные раны воину в доспехах.

— Господин, если все хорошо подготовить, то на этом участке засады найдут смерть и сильно покалечатся пять-восемь воинов. Теперь…

— Господин, прошу, подумайте еще раз! — вступил Джеффри. — Ведь так делают только отъявленные разбойники! Ваш отец, сэр Джон…

— Хватит, Джеффри! Мы уже говорили об этом!

— Господин, если в этой засаде погибнут еще дворяне, то… многие семьи воспримут это как повод для мести! Вы об этом подумайте!

— Давай пока об этом не будем говорить. Лю, переводи дальше!

— Когда первая часть отряда попадет в ловушку, можно приступать ко второму удару. Над дорогой резко натянется веревка, и три, а то и четыре всадника не удержатся в седлах. Правда, к этому моменту оставшаяся часть отряда успеет понять, что происходит, и нападет на нас. Тут все будет зависеть от численности отряда. Это лесная дорога, на ширину телеги или двух всадников, скачущих бок о бок. Поэтому им придется вытянуться в длинную колонну. И здесь нам придет на помощь ключ. Мы направим его воду на дорогу, сами же спрячемся за обочинами. Конная атака, если она будет, не выйдет такой стремительной, как на сухой земле. Вязкая почва и мокрая трава помогут нам сбросить на землю пару всадников, а остальные для начала получат шесть арбалетных болтов в упор. Кто выживет — пусть попробуют наши мечи на прочность!

— Джеффри, что скажешь?

— Сэр, я буду драться за вас, не щадя своей жизни!

— В этом я не сомневался. Ты лучше скажи: как план?

— План… хороший, господин.

— Тогда я добавлю от себя. Желаю нам от всего сердца, чтобы удача и Господь Бог были на нашей стороне! Принимайтесь за работу! А я поеду к нашим пленникам. Сменю Хью и Чжана и пришлю их к вам на помощь.

Когда к середине ночи мои люди вернулись, я попробовал заснуть, но у меня это получилось только наполовину. Как говорится, вздремнул «вполглаза». Перед рассветом мы снялись с лагеря и перебрались к месту засады, а тем временем Лю и Чжан с пленными отправились к месту встречи.

Не успели мы закончить последние приготовления, как китайцы вернулись. Они привезли кусок розовой ленточки и выкуп. Мне бы радоваться, что все идет так, как я задумал, но напряжение, сковавшее меня еще ночью, не проходило. Я осмотрел сюрпризы, приготовленные для наших преследователей. Затем под руководством Джеффри и Ляо была проведена репетиция, и мы разошлись по своим местам. Негромко молился Хью, Джеффри и Ляо приводили в порядок оружие и доспехи, а я все не мог понять, правильно ли я поступаю. В принципе то, что я собирался сделать, являлось нечестным поступком для дворянина, позорящим его имя, но если взять мое поведение в целом, то лесная засада вполне вписывалась в жизнь этой эпохи. Месть, похищения, пытки и убийства — все это являлось атрибутами этого времени, хотя слова «убийца» и «смерть» имели менее жесткий оттенок, чем в будущем. Мои сомнения не касались правильности или неправильности моих действий относительно рыцарского кодекса, так как я его просто не воспринял, считая надуманным. Внутренняя тревога и беспокойство, если я правильно понимал себя, касались лишь одного: вправе ли я устраивать эту кровавую бойню? Не может ли оказаться так, что, не изучив здешнюю жизнь в деталях, я иду на поводу своих собственных суждений? А вдруг они ошибочны?

Может, под влиянием окружающего мира я незаметно для себя превращаюсь в человека, чью личину надел? Меня не мучила совесть, когда я убил наемного убийцу. Я видел пытки и кровь. Даже получил удовольствие… хм, скорее удовлетворение от смерти этого труса Вернея. А что теперь?

«В чем ты сомневаешься?» — как я ни пытался, так и не смог ответить самому себе на этот вопрос.

Пора мне определиться с самим собой, иначе я точно получу раздвоение личности. Пора перестать оглядываться! Нет там никакого будущего, зато есть настоящее! Кровавое и жестокое! И поступать надо соответственно ему! Хм! А не оправдываюсь ли я?..

И тут до меня донесся конский топот. Сомнения тут же исчезли, смытые волной злобной радости — преследователи подтвердили правильность моих действий. Она пронеслась по сознанию со скоростью экспресса, разгоняя адреналин по всему телу. Подобное состояние в той моей прежней жизни означало, что я готов и хочу драться. В данном случае, наверно, надо применить слово «сражаться», но мне было не до тонкостей — нараставший топот множества копыт возвещал, что погоня вот-вот покажется из-за поворота.

И она появилась. На какое-то мгновение я даже ощутил восторг при виде мчавшихся на полном скаку рыцарей в блестящих доспехах, с плюмажами на шлемах и в развевающихся по ветру ярких плащах. Прямо как красочный разворот из энциклопедии о Средних веках. Но секунда прошла — восторг пропал, оставив после себя страх, надежду и медленно закипающую ярость. Осторожно выглянул из-за куста, за которым прятался вместе с Хью. На противоположной стороне дороги из-за толстого ствола показалась голова Чжана и тут же исчезла.

Вы объявили мне войну… или я вам, какое это имеет значение? А на войне, как говорится, все средства хороши. С Богом!

Первые всадники только пронеслись мимо меня, как зашумели падающие деревья и последовал тупой тяжелый удар о землю. В ту же секунду раздался скрежет и лязг железа, дикое ржание и крики.

«Давай!» — мысленно крикнул я и увидел, как над дорогой взвилась веревка, натянутая Чжаном.

Первая лошадь, зацепившись за нее ногами, споткнулась и с истошным ржанием полетела на землю вместе со своим всадником, вторая, шедшая почти голова в голову с первой, повторила ее судьбу. Два других дворянина, мчавшиеся следом на полном скаку, уже просто врезались в кучу людей и лошадей. Воздух снова взорвался криками, стонами и ржанием. Еще один рыцарь попытался осадить лошадь на полном скаку, в последний момент рванув поводья, но добился лишь того, что животное от боли встало на дыбы. Воин, закованный в железо, не удержавшись, вылетел из седла и с грохотом пустого ведра рухнул на землю. Его лошадь шарахнулась, столкнулась с другой и так ударила ее грудью, что всадник соскользнул с седла. В седлах смогли остаться лишь солдаты и лучники, с небольшим отрывом скакавшие позади группы рыцарей. Им удалось не только остановить лошадей, но и схватиться за оружие. Но не успел один из лучников натянуть тетиву, как из леса вылетел металлический шар и буквально вынес стрелка из седла. В следующий миг две стрелы ушли в том направлении, где скрывался китаец. Солдаты соскочили с коней и обнажили мечи, готовые броситься в атаку при поддержке лучников. Но тут два арбалетных болта легко пробили металлические нагрудники сидевших в седлах лучников. Вид хрипящих и залитых кровью собратьев по оружию резко охладил пыл солдат. Они еще колебались, но когда дикий крик одного из них возвестил о том, что арбалетная стрела Чжана нашла цель, на лицах остальных появился страх, и мечи опустились.

Я тут же выбрался из кустов с мечом в руке. Следом за мной шагнули из-за деревьев Чжан и Хью. Арбалетчик уже успел перезарядить арбалет, а китаец со свистом раскручивал свой дротик. Солдаты, побросав мечи, сбились в кучу. К этому времени с земли стали подниматься наименее пострадавшие рыцари. Их оказалось трое. Один из двух лежащих на дороге подавал признаки жизни, а вот второй был похож на сломанную куклу с широко разбросанными и неестественно вывернутыми руками и ногами.

Очумело вертя головами, вставшие на ноги рыцари пытались понять, что произошло. И вот один из них пришел в себя настолько, что заорал на солдат:

— Шлюхины отродья, чего глаза вылупили — бейте разбойников!

Безоружные солдаты не стали искушать судьбу и сделали вид, будто не поняли, к кому тот обращается. Вне себя от гнева рыцарь выхватил меч и бросился на меня, несмотря на предупреждающие крики товарищей. Мне не хотелось его убивать, но я понимал, что сейчас не время проявлять великодушие.

— Хью!

Щелкнула тетива, и арбалетная стрела, пронзив рыцарский доспех с близкого расстояния, ушла в тело почти на всю свою длину. Воин сделал по инерции еще шаг, потом его колени подогнулись, и он, хрипя, рухнул ничком на дорогу. При виде его смерти двое других выхватили мечи и уже хотели напасть на меня, когда я заорал:

— Джеффри, ты как?!

— Все в порядке, господин! Пятеро из семи господ рыцарей решили, что не будут с нами воевать!

— А двое других?

— Их души покинули тела, сэр!

Рыцари, услышав слова моего телохранителя, решили не торопить события. Бросив мечи в ножны и сорвав с себя шлемы, они стали свирепо пожирать меня глазами, вполголоса сыпля проклятиями. Тяжело и неуверенно поднялся с земли еще один рыцарь.

— Господа! — сказал я. — Господа рыцари! Послушайте то, что я хочу вам сказать!

Выдержал паузу. Посмотрел на противников. Все они не очень хорошо выглядели, но даже в этом состоянии на их лицах четко проступал еле сдерживаемый гнев. В их понимании я был разбойником без чести и совести, а моя попытка объясниться с ними выглядела подлой уловкой негодяя. Ярким примером их отношения ко мне стал один из рыцарей, который встретил мои слова кривой усмешкой, сделал несколько шагов к бьющейся на земле лошади, сломавшей ногу, и одним быстрым росчерком кинжала перерезал ей горло. Затем выпрямился и, ткнув в мою сторону окровавленным кинжалом, зло закричал:

— Подлый негодяй! У тебя не хватает духу встретить опасность лицом к лицу, как настоящий мужчина! Трус! Я вызываю тебя…

Не дав ему договорить, я, в свою очередь, заорал на него, захлебываясь охватившей меня злобой:

— Слушай, ты, рыцарь недоделанный! Вас сколько приехало?! А?! Сколько?! Двадцать человек! Два десятка против шестерых! И ты после этого смеешь обвинять меня в трусости?! Вместе с выкупом каждый имел возможность прислать мне вызов на поединок, но вы предпочли этого не делать! Почему?!

— Кто ты такой, чтобы посылать тебе вызов?! Кто?! Грязный пес! Разбойничье отродье!

Чем больше рыцарь взвинчивал себя, тем спокойнее становился я.

— Вот благодаря подобным словам я считаю, что ваши действия являются объявлением мне войны, а засадой я просто уравнивал наши шансы! Надеюсь, теперь вы это поняли? А раз поняли, то я готов принять вызов на поединок от любого из вас! Клянусь, бой будет честным!

— Не будет тебе боя! Я убью тебя, как бешеного пса!

Разъяренный до предела воин отбросил кинжал и выхватил меч. Он уже был готов броситься на меня, как ему преградил дорогу другой рыцарь:

— Подождите, сэр! Насколько я понимаю, господа, этот человек пытается объяснить нам, почему он так сделал. Я правильно вас понял?

Этот вопрос был обращен ко мне. Его задал рыцарь, поднявшийся с земли последним. Он уже успел снять шлем, и теперь я мог видеть его лицо. Он был среднего роста, широкоплечий, с длинными руками и отличался крепким телосложением человека, привыкшего переносить суровые лишения на войне. Длинные темные волосы, правильное лицо с большими голубыми глазами, четко очерченный рот — все его черты дышали смелостью и прямотой.

— Вы правильно поняли меня, сэр! Я использовал подобный способ, чтобы уравновесить наши силы и тем самым получить возможность высказаться!

— Да он подлый трус! Он прикрывается словами, потому…

— Сэр Джон, умерьте свой пыл! — воскликнул до этого молчавший третий рыцарь. — Как мне кажется, за всем этим кроется нечто большее, чем нам рассказали граф и Макуорт. Я согласен выслушать вас!

— Хм! Странный способ, так же как и необычны твои слова! Говори! — поддержал его второй рыцарь.

Я быстро сообразил, о чем рассказывать, учитывая сделанный мною вчера намек графу де Горафу о некоем любовном треугольнике. Оставалось снабдить деталями эту романтическую историю. Приехав в город и встретив Джейн, молодой человек влюбился в нее с первого взгляда. Она молодая и скромная девушка. Не успела их любовь хоть как-то проявиться, как в их отношения вмешался грязный развратник Верней…

По мере моего рассказа негодование с лиц преследователей исчезало, уступая место вниманию и спокойствию. Я специально горячился, выставляя свои чувства напоказ. И они поверили в мои простые и наивные слова. Да и не могли они не поверить, так как были воспитаны на любовных балладах и романтических историях, к тому же все они прекрасно знали, что собой представлял Верней.

— …Рассказ о моей несчастной любви закончен! Теперь вам судить, прав я или нет.

Мнение большинства оказалось на моей стороне, несмотря на пролитую кровь.

В этом краю у меня осталось несколько заклятых врагов, но я уже понял, что пролитая тобою кровь и враги такая же принадлежность этого мира, как в будущем водительское удостоверение. Есть не у каждого, но встречается довольно часто.

Глава 10

Экскурс в историю Китая

На то время, пока я залечивал раны, Лю взял на себя обязанности моего личного врача. При этом он не только лечил, но и развлекал меня историями из своей жизни. Помимо его основных талантов у него оказался дар рассказчика. Никогда раньше не слышал, что можно так увлекательно рассказывать о жизни обычных людей. Да что говорить обо мне, когда даже Джеффри, считавший китайцев людьми второго сорта, нередко присаживался в уголке и слушал, затаив дыхание. Лю играл голосом, перебирая интонации, меняя тон, а иногда включал мимику; все это у него выходило настолько органично, что я поневоле ловил себя на том, что сопереживаю тому или иному герою повествования. Его рассказы, переплетаясь между собой, поведали мне не только об истории трех братьев, но и осветили некоторые стороны жизни средневекового Китая.

Лю и его братья выросли в небольшом городке в провинции Шэньси, относящейся к наместничествам Северного Китая. Их городок процветал благодаря проходящему через него главному торговому пути их провинции. Эта была одна из тех дорог Поднебесной, которые вливались в Великий шелковый путь, соединяющий Восток с Западом. Два, а то и три раза в месяц улочки городка заполняли десятки тяжелогруженых повозок. Нельзя было спокойно пройти и ста шагов, чтобы не наткнуться на скопление людей и лошадей. Купцы, приказчики и охранники, влившись на сутки в население городка, преображали его, делая атмосферу легкой, праздничной, наполненной безудержным весельем. К тому же к приходам караванов, везущих товары с запада, стекались торговцы и купцы из других городов провинции, чтобы закупить товар для своих лавок и магазинов. Азартные выкрики торгующихся купцов мешались с веселым визгом женщин и хмельными криками, доносящимися из кабаков и борделей.

Их отец был не только хозяином постоялого двора, но и известным мастером ушу, представляя собой четвертое поколение своих предков, всю жизнь изучавших и классифицирующих приемы в поисках собственного стиля. В молодости, чтобы проверить свои силы, он много ездил по стране, встречаясь в поединках с другими мастерами. Чаще он выигрывал, а когда проигрывал, то оставался на несколько месяцев, а случалось и на год в учениках у мастера, сумевшего его победить. Со временем таких мастеров становилось все меньше и меньше. Вскоре слава об их отце, как о непобедимом мастере, разнеслась не только по самой провинции, но и вышла за ее пределы. Уже к нему стали приезжать другие мастера, чтобы продемонстрировать свое искусство. Площадку за домом, где отец тренировался и давал уроки, расширили и украсили фонариками и флажками. Теперь заезжие купцы, останавливающиеся у него, нередко могли наблюдать за рукопашными боями и поединками на палках и шестах. Благодаря своеобразным представлениям постоялый двор Сюй Синя становился все более привлекательным для наиболее богатых купцов, выбиравших его гостиницу для ночлега. Их отец был не только сильным и мужественным человеком, но и имел гибкий ум. Ведя беседы со своими постояльцами-купцами, он сумел уговорить одного из них вложить деньги в совместное дело. Так у Сюй Синя появилась лавка, а через полтора года — вторая, но на самом деле это было третье торговое заведение, так как при самой гостинице с самого начала ее основания существовала аптека. Ведь ушу — это не только крепость тела и радость победы, но и многочисленные травмы. Дела их отца шли хорошо, но он решил не останавливаться на достигнутом. Уже будучи в возрасте, он отправился в путешествие, во время которого посетил многих известных мастеров ушу, пригласив их на турнир. Большинство из них согласились из уважения к признанному мастеру, но были и такие, что дали согласие, только когда узнали о призах победителям. В начале осени состоялся турнир известных мастеров в их городе. Согласно издревле сложившейся традиции, в течение тридцати дней любой боец мог подняться на помост и вызвать на поединок претендента на звание сильнейшего. Если за этот срок никто не отваживался бросить ему вызов, то претендент объявлялся «непобедимым воином». Со временем турнир стал считаться одним из престижнейших, причем не только в провинции, но и за ее пределами, а постоялый двор их отца стал своего рода школой — «двором боевых искусств», где проводились наработка, классификация и систематизация наборов приемов и комплексов — таолу для выработки и формирования стиля. К этому времени у Сюй Синя, помимо сыновей и двух десятков учеников, тренировалось от двух до пяти приезжих мастеров, решивших перенять и освоить новые приемы и технику. После выхода указа императора, сына Неба, «О народном ополчении» в городке был сформирован отряд уездных войск «сяньбин». Теперь тренировки с настоящим оружием, до этого тщательно скрываемые от властей, стали всеобщим достоянием. Правда, занятия велись не самостоятельно, а под руководством армейского специалиста и находились под контролем военного чиновника, прикрепленного к отряду.

— Все мы, трое братьев, начинали свой жизненный путь одинаково. Помимо ежедневных многочасовых тренировок, мы с самого раннего детства занимались хозяйством: убирали комнаты для гостей, приносили покупки, заготавливали хворост и помогали в работе матери. Она собирала лечебные травы, а затем торговала сборами трав и приготовленных мазей в нашей аптеке. Чаще всего наша помощь заключалась в сборе трав, необходимых для изготовления лекарств, но нередко приходилось сидеть в аптеке или разносить клиентам готовые лекарства. Позже, когда стали входить в силу, пришло время выступать на соревнованиях. Это не только привлекало гостей и мастеров, желающих помериться силой, но и способствовало известности нашего семейного дела. Работа в лавках и с товаром была следующим этапом нашего трудового воспитания. Нам приходилось быть продавцами, грузчиками, сторожами. После достижения пятнадцати лет каждый из нас отправлялся с караванами, в качестве охранника. Мужество и мастерство нужно оттачивать как клинок воина, так считал отец, а где еще, как не на караванных тропах и торговых путях, преодолевая трудности и непогоду, сражаясь с разбойниками, можно испытать себя, свою силу, а главное, понять, чего ты стоишь, как мужчина.