Он еще живой! Мой Бог!

Я оглянулся в растерянности. Чжан обшаривал убитых, передавая все, что нашел, Лю. Бывший разбойник и мой телохранитель допрашивали главаря, ревевшего от боли, а вот Хью, наблюдавший за этой процедурой, был там явно лишним.

— Хью! Иди сюда!

Тот быстро подошел и вопросительно уставился на меня.

— Убей пленника!

Хью глянул на изуродованное тело:

— Господин, ему и так недолго мучиться…

— Убей!

— Будет исполнено, господин!

Отдав приказ, я быстро направился к краю поляны и остановился. Сделал несколько судорожных глотков свежего воздуха, напоенного ароматами леса и трав, и мне стало легче. За моей спиной послышался звук шагов. Обернулся. Лю протянул мне три худосочных кошелька, снятых с разбойников. Отмахнулся от них:

— Отдай Джеффри.

Неожиданно для себя я развернулся и пошел к месту пытки. Мне хотелось видеть этого садиста. Глянуть ему в глаза. Когда я приблизился, телохранитель встал с корточек и сделал шаг в сторону. Вслед за ним выпрямился и Лю. Я склонился над главарем.

Разбойник был невысок, широкоплеч, мускулист. Нос сломан, лицо, как и грудь, изрезаны и залиты кровью, а кисть правой руки раздроблена. Взгляд его был полон животного ужаса. Сейчас при виде изуродованного тела я не чувствовал ни брезгливости, ни тошноты, только мрачное удовлетворение. Вдруг глаза главаря полыхнули дикой злобой из-под густых бровей.

— Что смотришь на меня?! Нравится, когда лежат у твоих ног?! Ничего! Настанет день, когда другие сделают над тобой и твоим семейством то, что ты и твое сословие сотворили со мной и моими близкими! Пусть мне тысячу лет гореть в аду, но я проклинаю тебя, зажравшийся дворянчик, и всех тех, кто живет под крышей твоего замка!

Тут из-за моего плеча выступил Джеффри:

— Как ты смеешь, шелудивый пес, говорить такие слова моему господину! Сейчас же заткни свою грязную пасть, висельник!

— Сам ты пес! Ты скалишь зубы только тогда, когда рядом нет палки, а как только ее увидишь, сразу прячешься в ногах своего хозяина и жалобно скулишь!

Джеффри аж задохнулся от злости:

— Господин, позвольте мне продолжить!

Я кивнул. На этот раз без внутреннего напряжения.

Собаке — собачья смерть!

— Эй, Хью, давай сюда! — позвал Джеффри. — К огню его потащите!

Ляо с прибежавшим на помощь Хью, схватив извивавшегося главаря, понесли его к затухающему костру. Терпения у разбойника хватило на несколько минут. Сначала он ревел, кричал, выл от дикой боли, потом стал визжать, дико и истошно. Лю, как только по поляне поплыл запах паленого человеческого мяса, опрометью бросился в кусты. Чжан с непроницаемым лицом, но, я так думаю, и с осуждением, смотрел на пытки. Я отвернулся. Я тоже был не в восторге от того, что творилось на поляне, но теперь воспринимал все как воплощение поговорки «око за око, зуб за зуб».

Это жизнь такая! И никуда от нее не деться. Все происходящее может быть названо восстановлением справедливости…

Мои мысли прервала неожиданно наступившая тишина. Повернул голову. Главарь что-то шептал наклонившемуся над ним Джеффри.

Вскоре телохранитель подошел ко мне.

— Ну что, Джеффри? Насколько мы еще разбогатели?

Тот радостно оскалился:

— Кое-что есть, господин. С вашего разрешения, мы с Ляо пройдемся к тайнику.

— Возьмите Лю. А мы с Чжаном пойдем к лошадям.

— Господин, разве мы не здесь будем ночевать?

— Нет желания спать в обнимку с трупами!

— Хорошо, господин. Мы придем туда.

Когда мы вернулись к нашим пленникам, их разговор мгновенно стих. Подойдя к мальчишке, я достал из ножен кинжал, чтобы разрезать веревки, но тот превратно понял мои действия и испуганно заорал:

— Милостивый господин, пожалейте! Не губите невинную душу!

— Дурак! Я разрежу веревки, а потом иди куда хочешь!

Не успел я освободить паренька, как тот упал на землю и начал слюнявить мои сапоги, бормоча:

— Милостивый господин! Хороший господин! Век Бога благодарить за вас буду!

— Все, хватит! Мне еще твоего приятеля развязать надо!

Он резко поднял голову:

— Господин, он убил девочку! Ни у кого рука не поднялась, а он взял и убил! Маленькая совсем, только ходить начала!

Я застыл на месте, услышав эти слова, затем медленно развернулся к разбойнику, привязанному к соседнему дереву.

— Милостивый господин! Не слушайте этого выкормыша крысы! А-а-а!!! Гаденыш!!! Убью!!! Зубами загрызу!!! А-а-а!!! Тварь!!!

Его глаза выкатились. Он изо всех сил рвался из пут, дергая руками и ногами, выгибая тело. Я подошел к нему. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но сразу перестал кричать и заскулил на собачий манер, жалобно и противно. Какое-то время я стоял и молча смотрел на этого выродка, но видел сейчас не его, а истерзанное тело замученного разбойниками человека. Тяжелая волна ненависти, смешавшись с кровью, ударила в голову, зашумела в ушах, застучала в висках. И уже кто-то другой, а не Женька Турмин, сейчас стоял и смотрел на убийцу маленьких детей. Я даже не сделал попытки сдержать себя, когда рука потянулась за кинжалом. Выхватив его, я вонзил тонкое острое лезвие в человеческую плоть. Вытащил и снова ударил. Парень обмяк.

Я отошел и сел на траву. Чжан и мальчишка смотрели на меня.

Внутри все дрожало, но голова была ясная.

«Я все сделал правильно. Покарал убийцу и разбойника. Главное, чтобы в будущем не перегнуть палку с восстановлением справедливости. А то, глядишь, войду во вкус и…»

Из раздумий меня вывели какие-то шорохи, звяканье и стук. Джеффри, Лю и Ляо появились на поляне с добычей из тайника разбойников. Три заплечных мешка и сума наподобие тех, что носят нищие и паломники, даже на вид были тяжелы. Поднялся, подошел. Перехватив взгляд телохранителя, брошенный на бандита, привязанного к дереву, сказал:

— Этого отвяжите… и бросьте в кусты! Где-нибудь подальше. Мальчишку накормить и отпустить. Джеффри, дашь ему денег! И не меди, а серебра!

— Понял, господин.

Когда разбор и упаковка награбленного разбойниками закончились, я выступил перед своим маленьким отрядом с короткой благодарственной речью:

— Джеффри, ты молодец! Хью! Ляо! Чжан! Лю! Вы, парни, отлично поработали! Благодаря вам одной бандой головорезов в этих лесах стало меньше! Предлагаю это дело отметить! Где там у нас вино?

…Когда я уже улегся, ко мне подошел телохранитель. Присев на корточки, протянул мне какой-то ящичек:

— Извини, Томас, только сейчас вспомнил. Лю нашел это среди вещей в лагере и передал мне.

В лунном свете я увидел печать.

Печать! Точно такая же стояла на тубусе с письмом аббата, которое я вез во Францию.

Я даже подскочил от неожиданности, потому как за всеми этими приключениями и думать забыл о письме. Джеффри замер, глядя на меня в недоумении.

Тот. Убитый. Он…

— Тот, которого пытали… Где Хью? Живо его сюда!

Хью уже спал, когда Джеффри поставил его на ноги и приволок ко мне. Арбалетчик моргал сонными глазами и зевал во весь рот.

— Что случилось, сэр?

— Он что-нибудь сказал?

— Кто, господин?!

— Тот несчастный, которого я приказал… прикончить.

Лицо Хью виновато вытянулось.

— Так приказа не было слушать. Он несколько слов сказал. Что-то насчет хранителей… и про замок. Ле-Бокапер, что ли?

— Может, Ле-Бонапьер?

— Точно, господин.

— И больше ничего?

— Нет, господин.

— Идите спать! Оба!

Глава 12

Снова в дороге

Наступила ночь, когда мы наконец добрались до лесной гостиницы, стоявшей на перекрестке дорог. Над входной дверью в длинное и низкое здание постоялого двора горели два факела, приглашая проезжих и путников, а из окна торчал длинный шест с привязанным к нему пучком зелени — знак того, что тут продаются спиртные напитки. Дом с полусгнившей соломой на крыше был сложен из неотесанных и плохо пригнанных бревен. Сквозь щели виднелись отблески пламени. У коновязи были привязаны две лошади.

Несмотря на внешний вид гостиницы, я обрадовался этому приюту. Целый день езды настолько утомил меня, что я был готов примириться даже с тараканами и мышами, которые ожидали меня здесь. Спешившись и передав поводья Ляо, я направился к дощатой двери, из-за которой доносились громкие голоса и взрывы грубого хохота. Открыл ее и вошел в заполненное дымом помещение. За спиной послышались шаги моих людей, и наступила тишина. Большинство глаз было приковано, как обычно, не ко мне, а к китайцам, Чжану и Лю. Бывший разбойник остался снаружи, с нашими лошадьми. Хотя вечер был теплым, в большом очаге трещала, стреляя искрами, целая груда дров. Дым уходил в примитивную трубу, но немало его попадало и в зал, оседая сажей на лицах и стенах. На огне очага кипел и булькал огромный котел. Неподалеку от него сидели человек десять. Они изучили нас, и разговор возобновился.

Пока я присматривался, где устроиться, откуда-то сбоку, из дымовой пелены, вынырнула дородная женщина с кружками в руках.

— Милорд, я рада вас видеть! Вы оказываете мне честь своим появлением в моем заведении! Что угодно милорду?

— Еды и питья.

— Все, что прикажете, благородный сэр. Густой эль, хмельной мед, сделанный по рецепту братьев кармелитов, вино. Хотите испанское? Я его держу для дорогих гостей!

Я только улыбнулся в ответ на эту неприкрытую рекламу своего заведения.

«Да откуда в этой прокопченной развалюхе есть что-то стоящее?»

Она угадала мои мысли.

— Вы ничего такого не думайте, сэр. — От улыбки ее широкое лицо расползлось еще больше. — Вот посмотрите!

И она показала рукой на стену над очагом. Сквозь завесу дыма я с некоторым трудом разглядел с десяток деревянных щитов с грубо намалеванными на них различными гербами.

— Под моей крышей останавливались многие благородные господа, такие, как сэр…

— Хорошо, верю, хозяйка… Куда нам сесть?

— Вон за тот стол, в углу, господин. При желании можно отгородить угол. Сэр Брокенхест каждый раз, когда бывает у меня проездом по дороге в Рочвуд…

Я прервал ее:

— Вина и мяса. А впрочем… давай и похлебку. Моим людям, кто что пожелает. Да… и еще. У меня там слуга на улице. Пусть ему вынесут поесть.

Не прошло и минуты, как передо мной стояла исходящая паром миска с похлебкой. Осторожно попробовал, и та, на удивление, оказалась вкусной. Утолив первый голод, снова обвел взглядом помещение. В низком закопченном потолке увидел несколько квадратных люков с дверцами, к ним вели грубо сколоченные лестницы. Кроме столов и лавок были еще полки с глиняной посудой. Освещение, помимо очага, состояло из трех факелов, воткнутых в подставки на стенах. Они мерцали и потрескивали, издавая сильный запах смолы.

Молоденькая служанка, почти девчонка, разносила кружки с элем, выслушивая грубые шутки клиентов по поводу своей худосочности. Служанка отмалчивалась, а хозяйка, женщина с потасканным лицом, в отличие от нее, с удовольствием смеялась и сама отвешивала такие же тяжеловесные и грубые шутки. Было видно, что она искренне рада этому обществу.

Из разговоров я понял, что трое посетителей — лесорубы. Это были крепкие, загорелые и бородатые люди с живым зорким взглядом и быстрыми движениями. Неподалеку от них расположился обрюзгший мужчина средних лет. У него на поясе висела чернильница и маленький ножик, очевидно, для очистки перьев. Потрепанный коричневый камзол и плащ с вытертой опушкой говорили о том, что это, скорее всего, мелкий чиновник или переписчик. Возле него сидел монах-францисканец, судя по круглому клобуку и коричневой рясе, подпоясанной веревкой, к которой были привязаны четки. Этот плотно сбитый мужчина лет под сорок медленно и аккуратно ел, отрешенно глядя на огонь. Он был единственный, кто молчал, предпочитая слушать, а не говорить. Ближе всех к огню устроились четверо нечесаных грубых парней со свалявшимися бородами и волосами, которые лежали на их плечах сальными сосульками, — опять же, из разговора я понял, что это вольные работники. Последним в этой компании был молодой человек в полосатом плаще с зубчатыми полами и в разноцветных штанах, глядевший вокруг с глубоким презрением. Одной рукой он то и дело подносил к носу флакон с нюхательной солью, а в другой держал оловянную кружку. И вдруг обратился к монаху на латыни. Ложка в руке монаха замерла на какое-то мгновение. Затем я увидел, как губы францисканца зашевелились, но ничего не расслышал, так как ответил он тихо. Молодой человек некоторое время удивленно смотрел на монаха, а потом, сделав очередной глоток из своей кружки, снова принял презрительный вид. По его знанию латыни я понял, что этот парень — студент из Кембриджа или какого-нибудь другого университета.

Спустя некоторое время люди постепенно стали расходиться. Сначала ушли в ночь лесорубы, за ними — вольные работники. Хозяйка вместе со служанкой, сдвинув пару столов в сторону, принялись стелить на полу матрасы, набитые соломой и ароматной травой.

Я лег. На соседнем матрасе устроился Джеффри, поставив между мной и собой две сумы с нашим «золотым запасом». Разбойничий тайник пополнил нашу казну деньгами, золотыми и серебряными украшениями, десятком столовых принадлежностей из серебра и другим добром. Телохранитель, добровольно взяв на себя обязанности казначея, глаз не спускал с этих сумок и, укладываясь спать, привязал их кожаными ремнями к левой руке. Китайцы и Хью улеглись чуть поодаль, с таким расчетом, чтобы отгородить меня своими телами от остальных постояльцев.

Я хотел заснуть сразу — но не тут-то было! Поворочавшись, стал думать о том, что меня ждет по ту сторону пролива. Я уже знал: Англия — просто маленький костер по сравнению с тем, что происходит во Франции, которая напоминала проснувшийся вулкан. Англичане и французы, несмотря на перемирие, все так же продолжали терзать друг друга налетами, пусть даже мелкими отрядами. К тому же сами французские феодалы пытались за счет смуты в стране улучшить свое материальное положение, не стесняясь в средствах. Они боролись между собой за все: за наследство, за владение замком, за руку богатой наследницы, за право вершить суд и собирать налоги. Чтобы получить власть или завладеть богатством, в ход шли убийства, грабежи, поджоги, подкупы и шантаж. Помимо междоусобных войн, по Франции бродили отряды наемников и орды восставших крестьян, доведенных до крайности своим бесправным положением. И те и другие были предельно безжалостны, убивая всех, кто попадался им на пути. Честно говоря, мне не очень хотелось лезть в этот вулкан, но… Что меня ждет, останься я в Англии? Убогий замок «отца» и прозябание в среде таких же, как я, неудачников. Нет! Это не мое! Я могу добиться большего. Главное — верить в себя… и в свою счастливую звезду!

Вообще, взгляды мои изменились, и немалую роль в этом сыграли легкие деньги, которые мне достались за время пути. Не упорным трудом они были добыты, а умом, хитростью и силой. Да, спорить не буду, при таком способе заработка присутствует немалый риск. Ну и что? Да вся эта жизнь — сплошной риск! К тому же, приобретя кое-какой опыт, я стал по-другому смотреть как на жизнь, так и на смерть. Теперь вид смерти уже не потрясал меня до такой степени, как прежде, но и не стал обыденностью, как для того же Джеффри или Хью. Нет, конечно, она меня продолжала пугать, но после всего, что я видел, чувствовал и пережил, страх перед ней притупился. И хоть умирать я собирался отнюдь не на поле боя во имя рыцарских идеалов, но уже, по крайней мере, мог понять подобные стремления другого человека. Все это, вместе взятое, подвинуло меня к мысли: идя по жизни — положиться на меч, ум и удачу! Только с их помощью можно взять то, о чем мечтают все — от крестьянина до рыцаря. Власть и богатство! Как в свое время мне сказал Лю: «У любого человека есть своя вершина. Только тропинка к ней у каждого человека своя».

Ведь недаром говорят: риск — дело благородное. Так почему бы не рискнуть, если дело того стоит. Не знаю, какой тропинкой воспользуюсь, чтобы забраться на вершину, но твердо знаю одно: буду искать эту возможность и приложу все силы, чтобы не упустить ее! Конечно, для дворянина предпочтительнее путь воина. Он даст славу и деньги, а возможно — и новые владения, но скорее всего, я получу в награду раны, увечья или смерть. Ученую стезю или жизнь монаха я отбрасывал сразу. Не мое! А вот тайное общество вполне может привести меня наверх, к власти и богатству. Я и раньше догадывался о его существовании, по поведению и разговорам аббата, а после того как прочитал письмо человека, замученного разбойниками, у меня исчезли последние сомнения в этом. Оно выглядело как обычное письмо купца, написанное компаньону, находящемуся в другом городе, но после того как я подержал его над огнем, на чистой нижней стороне листа проступили новые фразы. Они ничего бы мне не сказали, если бы я не догадывался о тайной миссии аббата и не знал о замке Ле-Бонапьер, куда ехал по его поручению.

«Брату Куоку от брата Фенриса. Полагаю, что наш Враг в Англии зашевелился. Их человек по кличке Лорд попытался раздобыть документы виконта, но Господь не дал свершиться этому. Это говорит о том, что Враг снова стал на наш след. Надо узнать, каким образом, и принять ответные меры».

О Лорде и документах виконта я уже знал, а по почерку определил, что письмо было написано аббатом Метерлинком и отправлено с гонцом в замок Ле-Бонапьер. Кому оно было предназначено, я узнаю, приехав на место.

Итак — тайное общество. Тут я оказался прав. Умирающий, как сказал Хью, произнес слово «хранители». Название тайного общества, в котором состоит аббат? Возможно. У них есть Враг, который их преследует. Лорд работает на него. Интересно, что они не поделили? Золото? Священные реликвии? Впрочем, какой смысл гадать! Однозначно, что те, что другие — глубоко законспирированные общества. Значит: шпионы, явки, пароли, конспиративные квартиры, двойные агенты! Чего я не перечислил? Хм… А! Наемных убийц. И в чем тут будет мой интерес? Опять гадаю на пустом месте. Похоже, лучше руководствоваться словами из Библии: «Пути Господни неисповедимы». На них пока и остановлюсь.

Проснулся я от живописной ругани хозяйки гостиницы, стоявшей у открытой двери. Потягиваясь и зевая, сел на матрасе. В дверном проеме сумерки боролись с подступающим рассветом. Девчонка-служанка, склонившись над очагом, пыталась раздуть пламя. Джеффри, едва продрав глаза, бросил взгляд на сумы и только потом сердито крикнул:

— Эй! Я встречал и более обходительное отношение в гостиницах!

Хозяйка повернулась к нам. Сердито сложенные губы тотчас растеклись в широченной улыбке:

— Прошу простить меня, добрые господа! Я не хотела вас будить! Так получилось! Эта помойная крыса, этот ученый хорек, этот сын портовой шлюхи, этот…

— Хватит глотку драть! — остановил я поток ее красноречия. — Что случилось?!

— Этот школяр сбежал, не заплатив! Он съел две миски моей похлебки и выдул четыре кружки эля за вечер! Он…

— Я заплачу за него! И еще. Нагрей воды. Хочу помыться!

Жирное лицо хозяйки стало удивленным.

— Я сказал: хочу помыться!

— Да, господин! Будет исполнено, добрый сэр!

Лес то подступал глухой стеной к самой дороге, то отступал, открывая широкие серовато-коричневые торфяные пустоши, на которых темными пятнами выделялись небольшие рощи. Пустоши иной раз тянулись так далеко, что ограничивающие их далекие леса выглядели толстой черной линией. Если лес был полон птичьим писком и пением, то пустоши были полны звуками, которые издавали всевозможные насекомые. В траве стрекотали кузнечики, в воздухе жужжали пчелы, а крупные, поблескивающие слюдяными крылышками стрекозы то и дело зависали над дорогой. Нередко встречались стайки коричневых дроф. Странные птицы — высунутся из кустов, пробегутся, неловко ковыляя, и вновь скроются в зарослях.