Рыбий Глаз, бежавший первым, не заметил в сумраке края тяжелой лавки, торчащей из-под стола, и, зацепившись, рухнул во весь свой длинный рост. Палач, бежавший за ним вслед, не сумел среагировать и, споткнувшись о тело подельника, тоже грохнулся на пол. Панический страх поднял на ноги Рыбьего Глаза. Он добежал до двери и уже начал отодвигать засов, когда ему в спину вонзился меч. Наемник заорал, а охваченный яростью Джеффри рубанул его мечом еще раз и резко повернулся к следующему врагу. Палач, потерявший при падении свое оружие, вскочил на ноги и стал растерянно озираться, не зная, куда ему бежать. В следующую секунду в сумраке тускло сверкнуло лезвие меча и опустилось ему на голову.

Когда я услышал крик, то спросонья подумал, что это какой-то подгулявший постоялец все никак не может успокоиться, но новые крики сказали мне, что это не так. Затем все стихло. Я вышел из комнаты и увидел Ляо. Он обшаривал труп, лежащий в шаге от моей двери. Рядом лежало еще одно тело. Китаец мгновенно оказался на ногах. Он начал было знаками объяснять, что произошло, но сконфуженно замолк, после чего показал рукой на лестницу. Подойдя к перилам, в колеблющемся свете факела я увидел внизу своего полуголого телохранителя с окровавленным мечом в руке, а рядом с ним два трупа. Поблизости стоял бледный хозяин гостиницы. Это он левой рукой держал над головой факел, а правой, не переставая, крестился. Только двое из постояльцев, барон Роберт Манфрей и его оруженосец, очень мощного сложения человек, спустились вниз и осматривали место побоища.

Я почему-то подумал, что ко мне пытались проникнуть не обычные грабители…

Глава 13

Первый бой

Я смотрел на удалявшийся берег Англии и думал, что уже пережил столько приключений, что на их основе в двадцать первом веке могли бы поставить неплохой исторический боевик.

«Думаю, что дальше будет круче! Глядишь, и сериал получится. А главное, чтобы со счастливым концом».

Неподалеку раздались голоса, и я повернул голову. Лучники из отряда барона Роберта Манфрея подошли к борту. Среди них были два седых ветерана. Я прислушался к разговору.

— У нас с французами мир, а мы все равно идем на войну. Это как понять?

— Ты молод и глуп, как щенок, который гоняется за своим хвостом, — заявил ветеран. — По ту сторону пролива тебе любое дитя ответит на этот вопрос. Знай же, хотя между нами и Францией мир, но на французских землях покоя нет. Их бароны и графы идут войной друг на друга, ведь много земель лишилось своих хозяев. Теперь идет дележ. Да и банд всяких полно. Когда каждый хватает соседа за горло и любой дворянчик, которому грош цена, идет воевать против кого ни попадя, было бы непонятно, почему бы отважным английским парням не заработать себе на жизнь.

— Да уж! Сейчас во Франции кого только нет! — подхватил другой лучник. — Немцы, шотландцы, те воюют на стороне французского короля…

— Я слышал, что шотландцы — опытные воины, — снова сказал «зеленый» лучник, совсем еще молодой парень с едва пробившимися усами и реденькими волосами на подбородке. — Правда это?

— Топором и мечом они владеют превосходно, — ответил ему седой ветеран, — и стоят друг за друга, как родные братья. А вот лучники из них никудышные. Даже из арбалета толком не умеют целиться, не говоря уже про боевой лук. При всем этом они храбрые и отважные воины.

— А французы? — спросил другой лучник, постарше «зеленого», но, похоже, такой же новичок в военном деле, как и тот.

— Французы — отличные солдаты. Я видел, как они сражаются в поле и при взятии и защите городов и замков. Видел их на турнирах. Их рыцари и оруженосцы, скажу тебе, парень, ничуть не хуже наших. С другой стороны, их простой народ так придавлен налогами, которые больше похожи на грабеж, что еле дышит. Только болван может воображать, будто если в мирное время приучить человека быть трусом, так тот на войне станет вести себя как лев.

— Не дело теснить бедняка, — пробурчал лучник, стоявший ко мне спиной. — Все люди одинаковы. Все мы ходим под Господом Богом, так почему одним — все, а другим — ничего? Чем я отличаюсь от барона Брокаса?

— Хватит, Том! — строго сказал ветеран. — Я уже слышал подобные разговоры и знаю, что ни к чему хорошему они не приводят. Поэтому держи свои мысли при себе и не дури голову молодым!

Наступило молчание, которое было прервано все тем же любознательным молодым лучником:

— А что можно сказать о швейцарцах? Слышал, что горцы свирепы и дики! Так ли это?

— Точно, Пит! Дерутся и рвут глотки, как спущенные с цепи боевые псы! Льют кровь, как воду, и не раз устраивали резню и австрийским, и немецким рыцарям. Как люди, необузданны и жестоки. Лезут в драку по малейшему поводу. Их оружие — копье, алебарда и арбалет. Испанцы чем-то на них похожи. Горячий народ, но храбрые солдаты. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, ведь они уже, наверно, сто лет ведут непрерывную войну против мавров. А вот взять немцев…

Разговор прервался ударами корабельного колокола, который звал на обед.

Отобедав, я снова встал у борта. Мне вспомнились слова молоденького лучника о войне между Англией и Францией, которой как бы нет. Я уже думал на эту тему, но понять смысла этой войны для англичан так и не смог. Если раньше была завоевана чуть ли не треть Франции, то теперь в руках англичан оставались только несколько городов-портов на побережье. Кале, Байона, Бордо. Помимо них был еще с десяток укрепленных замков, разбросанных по побережью. К тому же у английской короны были постоянные трудности с доставкой продовольствия и наймом солдат. Недаром вышедший несколько лет тому назад королевский указ прямо говорил о том, что командиры отрядов, отправляющиеся воевать во Францию, могут вербовать себе солдат из числа грабителей и убийц, сидящих в тюрьмах. Англия была истощена войной и не могла держать на континенте достаточно большую армию, а потому в войне с Францией была обречена на поражение — ей не хватало солдат. В принципе, если есть деньги, то собрать армию можно быстро, а если их нет? Как только сундуки пустели, армия стремительно распадалась. Вот их-то как раз у Англии не было, и королю приходилось без устали ломать голову, как удержать солдат на поле брани. Если бы не помощь двух французских провинций, богатых и воинственных, которые отошли в свое время к Англии благодаря бракам между членами двух королевских семей, то положение английской армии было бы намного хуже. Именно они — Гиень и Гасконь — давали острову самых храбрых солдат. Там было предостаточно рыцарей и оруженосцев, готовых в любую минут покинуть свои замки и собраться в отряды для набегов на Францию. Они вместе с английскими рыцарями, сражавшимися ради чести и славы, и с несколькими тысячами грозных наемных стрелков, получавших по четыре пенса в день, и составляли войско англичан. В противовес им у французов была Лотарингия, Пикардия, Овернь, Эно, Вермандуа, Шампань, а также шотландцы и немецкие рыцари-наемники. Французы, несмотря на союзников англичан, давно бы выбили их со своей земли, если бы не их внутренние разногласия. Ведь французским дворянам приходилось вести войну на три фронта. С Англией, со своими крестьянами, а также между собой. Деря с крестьян три шкуры, они заставляли последних хвататься за вилы и косы и пускать «красного петуха» в поместьях своих господ. Крестьянские восстания, вспыхивающие то там, то здесь по всей территории Франции, оставляли после себя пепелища вместо богатых владений и каменные руины вместо замков. В свою очередь, господа оставляли после очередного карательного похода сотни виселиц и сожженные дотла деревни. Сама же знать делилась на партии дворян, поддерживавших различных членов королевской семьи, и в силу личных или политических разногласий и выяснения, кто прав, а кто виноват, действия нередко выходили за рамки мирных переговоров, получая свое продолжение на ратном поле. Все это сказывалось не только на единстве и сплоченности французской армии, но и на ее управлении. Нередко в военном походе вместо одного командира их оказывалось столько, сколько именитых рыцарей было в этом отряде.

В пятницу утром восьмого сентября наш корабль «Святая Троица» после утомительного плавания по Жиронде и Гаронне, наконец, бросил якорь против города Бордо. Перегнувшись через фальшборт, я с изумлением и восторгом любовался лесом мачт, стаями лодок, сновавших по широкому изгибу реки, но больше всего городом, раскинувшимся со всеми своими колокольнями и башнями на западном берегу. Я еще не встречал такого большого города, поэтому мне не терпелось сойти на берег и пройтись по его улицам. Я пока не знал, что только столица Англии, Лондон, могла сравниться с ним размерами и богатством. Сюда прибывали товары из всей Англии: олово из Корнуолла, железо из Сассекса, шерсть из Бритберри. Именно сюда свозились французские товары, чтобы отправиться дальше — в Англию: сукна с юга Франции, кожи из Гиени, вина из Медока. Здесь жили и работали знаменитые плавильщики и кузнецы, благодаря которым бордосская сталь прославилась как самая надежная в мире: она была непробиваема ни для копья, ни для меча, тем самым сберегая драгоценную жизнь ее владельцам. Мне, даже на таком расстоянии, был виден дым их кузниц, поднимавшийся в чистый утренний воздух.

— Джеффри, а что это за серая башенка слева? — я знал, у кого спрашивать, ведь мой телохранитель уже дважды успел побывать в этом городе.

— Это храм архангела Михаила, а вон тот, справа, — храм Святого Реми. Лучше, господин, посмотрите на крепость! Обратите внимание на мощные стены и башни! А сколь многочисленны часовые! Их шлемы блестят, словно начищенные подсвечники в деревенской церкви перед большим праздником! О, смотрите! От этого корабля отходят лодки! Этот герб мне знаком! Медведь, вставший на дыбы на зелено-серебряном поле! Сэр Уорслей из Хэмпшира! Мы с ним были в Бретани! Вы помните, господин?! Извините, господин. Снова забыл. А вон идут лодки к нашему кораблю!

Я оглядел себя. Камзол с пышными рукавами, куртка, двухцветные штаны. Берет с вставкой из страусиных перьев — мне не нравилась помесь шапки с капюшоном, ниспадающая на плечи, последний писк моды. Серебряная цепь на шее, расшитый серебром кожаный пояс, кинжал с резной рукояткой…

Сойдя на берег, мы подверглись тщательной проверке отряда городской стражи, и нам разрешили въехать в городские ворота. Бордо поражал своими размерами. Все города, что я видел до этого, в лучшем случае представляли собой его десятую часть. Джеффри кратчайшим путем повел нашу группу к гостинице, в которой раньше любил останавливаться мой «отец». Я ехал, с любопытством смотря по сторонам. Китайцы тоже не отставали от меня, то и дело хватая друг друга за рукав и громко восклицая, когда их внимание привлекало что-то для них непривычное. Проезжая торговые ряды, я удивлялся количеству изделий из драгоценных металлов, выставленных в лавках. Столько золота, собранного в одном месте, я еще никогда в жизни не видел! Оружие, посуда, драгоценности… Затем мы проехали улицу с рядом лавок, где продавались письменные принадлежности — бумага, перья, чернила, — и сидели писцы. Город выглядел намного приличней, чем все те, что я видел раньше. Причем это касалось не только лавок и церквей; даже жилые дома, расположенные довольно далеко от центра, смотрелись привлекательно и не казались лачугами из трущоб, как в других городах, где я бывал. Впрочем, ничего удивительного. Даже мне, человеку, далекому от истории, было ясно, что война, разорившая половину Франции, принесла, в свою очередь, неисчислимые богатства городам-портам побережья. Мало того, что через город потоком шли товары, таким же потоком шли солдаты с добычей, сюда стекались разбойники и отряды вольных стрелков, чтобы спустить награбленное и растратить выкупы.

Мы миновали собор и аббатство Святого Андрея, пересекли широкую площадь, заполненную солдатами, монахами и прочим людом. Проехали еще две улицы и оказались у дверей гостиницы «Вороной конь».

…Несколько дней я осматривал город, а потом стал собирать сведения о тех местах, через которые мне придется ехать, чтобы добраться до моей цели, замка Ле-Бонапьер. Говорили много разного, но один вывод из сказанного уже можно было сделать: ехать по разоренной территории, наводненной бандитами и авантюристами всех мастей, лучше всего в составе большого отряда. После этого, поразмыслив, я решил присоединиться к какому-нибудь вольному отряду, потому что только они, имея свободу действий, забирались настолько далеко в глубь французских владений, насколько это вообще возможно. И тут, к своему великому сожалению, узнал, что те в своем большинстве уже ушли в дальние рейды, чтобы успеть вернуться до наступления осенней распутицы. Неожиданно хорошую весть принес Джеффри: формируется вольный отряд, который должен скоро отправиться в путь. Он же устроил мне встречу с его командиром. С первого взгляда мне не понравился этот человек, а наш дальнейший разговор только подтвердил мое предварительное мнение. Своим напыщенным видом он пытался мне внушить, что я имею дело с благородным человеком. Представился он как Джеральд Кингсли, дворянин, но руки бывшего крестьянина и манеры — жалкое подражание придворным — говорили о том, что он так же пропитан ложью, как его неопрятная борода жиром. Я и сам был не силен в тонких манерах и цветистых речах, но этот человек явно относился к типу людей, которых можно смело называть «разбойник с большой дороги», да и то, что он мне предложил, больше напоминало грабеж. В городе находились три таких отряда. Для очистки совести я встретился еще с одним командиром, но, получив второе «грязное» предложение, плюнул и отыскал Роберта Манфрея. Благодаря его рекомендации спустя сутки я был записан в отряд, в котором тот служил вместе со своими лучниками. Так я стал полноценным участником войны между Англией и Францией, которую потом назовут Столетней войной.

Колонна возов, сопровождаемая сотней солдат и всадников, тащилась по размокшей дороге мимо скошенных полей. С самого утра шел дождь, хотя и не проливной, но и его хватило, чтобы вымокнуть до последней нитки. Мы возвращались в лагерь с продовольствием. Я сильно устал за свой первый поход в составе английской армии. Последние три ночи приходилось спать на холодной земле, закутавшись в плащ. По утрам мне казалось, что ночевки не только не прибавляют сил, а, наоборот, высасывают их из меня. К тому же постоянно хотелось есть. Наверно, поэтому работа моей головы сводилась к одной-единственной мысли: когда вернусь в лагерь, ничего делать не стану, а буду только сидеть у горящего камина и хлебать горячий мясной суп.

Внезапно раздались крики солдат арьергарда. Повернув голову, я увидел неподалеку конную группу легковооруженных французов, порядка двадцати — двадцати пяти человек, которые двигались вслед за нами.

Разведка?! Значит, где-то должен быть еще один отряд. Если так, нам, похоже, придется драться!

Все три недели, проведенные в английском военном лагере, прошли в долгих и тяжелых тренировках под руководством Джеффри. По крайней мере, незатейливая шутка Джеффри, что я держу меч, как вертел для мяса, давно исчезла с его уст. Мне хватало силы, хватало техники, но не было чего-то такого, что я не мог выразить словами, чтобы стать настоящим мастером. Может, все дело в том, что я не имел военного опыта? Он был у того Томаса, но не у меня. Хватит ли мне стойкости и смелости, когда придется сражаться с врагом не на жизнь, а на смерть?

И вот сейчас, похоже, наступил момент истины.

Мои догадки насчет французского отряда подтвердились, когда мы к вечеру достигли речки. На том берегу нас уже поджидали французы. Их отряд по численности едва превышал наш, а речушка была совсем мелкой. В том месте, где мы собирались перейти — воды по колено будет, мы уже переправлялись здесь, когда ехали из лагеря. Кажется, все просто. Переправа через реку, а там обрушиться на французов, смять их — и вот она, победа! Черта с два! Лошади и люди устали за долгий переход, тем более что отряд, стоявший на противоположном берегу, мог только на первый взгляд представляться равным по силе. А вдруг где-нибудь позади него лежат еще с полсотни пехотинцев? Хотя нет в здешних людях такой хитрости. Предпочитают все по-простому, без затей — силу ломать силой. Но даже в этом случае нельзя забывать об отряде в двадцать пять всадников на нашем берегу, готовых в любой момент ударить нам в тыл.

Неподалеку от брода стоял сожженный мост, а чуть дальше виднелась заброшенная деревушка. Дома в ней были с гнилыми, местами провалившимися крышами из тростника, в глиняных стенах зияли дыры. Берег по всей длине, насколько видел глаз, был покрыт плотной стеной камыша и тростника.

Мы, три дворянина и командир лучников, собрались у одного из возов, чтобы обсудить наши дальнейшие действия. Я участвовал в совещании, так как в этом походе временно получил должность «лейтенанта», командира отряда из двадцати латников.

— Что будем делать? — открыл наш военный совет граф де Бержерак.

Этот нормандский дворянин люто ненавидел французов. Все началось с нелепого случая, после чего вражда двух соседей, чьи земли граничили, переросла в вендетту, в результате которой замок графа сгорел дотла, а все его близкие родственники погибли — одних зарубили, а другие не спаслись от пожара.

— Что тут говорить? — сказал не без язвительности Генри Скин, дюжий, грубый и скорый на кулачную расправу командир лучников. Хорошо залатанная кольчужная рубаха и блестящий, с кожаной подкладкой, шлем выдавали в нем человека, привыкшего следить за собой. Если бы не наглость и самодовольство, так и хлещущие из него, он был бы не самым плохим человеком и командиром. — Надо бить француза!

— Люди и лошади устали. Может, начнем на рассвете? — это предложил Роберт Манфрей.

— А если французы договорятся и ударят по нам с двух сторон? Или к ним подойдет подкрепление? Что тогда? — возразил граф.

— Да бить их! — воскликнул Скин. — Прямо сейчас!

И тут я предложил свой план:

— Господа, мы ведь все равно собирались, перед тем как переходить брод, наполовину разгружать возы. Не так ли?

— Что из того?

— А то, что из телег и мешков мы можем соорудить отличную крепость, которую удержит пара копейщиков и пяток лучников. Остальные в рассветный час ударят по французам на том берегу.

Я надеялся, что спор на этом прекратится и мы начнем обсуждать детали, но нет. Спор продолжался, пока не исчерпались все аргументы, однако ничего конкретного, помимо моего плана, никто так и не предложил. Наконец решили остановиться на моем варианте.

Сон долго не шел ко мне, но все же усталость взяла свое, и я заснул, завернувшись с головой в плащ, несмотря на мокрую траву и ночной холод. Проснулся, когда небо чуть посветлело. В туманной дымке на том берегу с трудом угадывались ивы, зато фигуры французских латников хорошо смотрелись на фоне горевших костров. Наши солдаты, поднявшись, сразу смотрели на тот берег, и при виде вражеских костров их лица становились напряженными и злыми. Вода тихо журчала среди камней отмели. В этом месте ширина реки была не более пятидесяти метров.

Половина всадников спешилась, усилив ряды пехоты, а двадцать конников остались под руководством Роберта Манфрея. Я бы с удовольствием согласился заменить его, но мне предложили почетное место в первых рядах атакующих. План состоял в следующем: латники и копейщики пересекут брод, лучники и арбалетчики прикроют их, а когда дело дойдет до рукопашной схватки на другом берегу, присоединятся к бою. Следом за ними должны будут ударить конники Манфрея. Им отводились два варианта. Или они переломят ход сражения в нашу сторону, или будут прикрывать наше отступление, если дело пойдет совсем уж плохо.