Вдруг отчаянно зазвонили колокола. По направлению я определил, что этот звон шел от той церкви, которую так отчаянно защищали горожане. Я передернул плечами, но не от холодного порыва ветра, а от нервного озноба. Завернул за угол и услышал очередной пронзительный женский крик. Чувство жалости, которое, как мне казалось, я изжил в себе, неожиданно вырвалось, да с такой силой, что прежде чем думать, я уже начал действовать. Забыв про боль в избитом теле, почти влетел в дом, откуда доносились звуки борьбы и женские крики. Внизу, в лавке, никого не было — кричали наверху, в жилых помещениях. Я взбежал по лестнице. На верхних ступенях лежал труп слуги с кухонным ножом в руке. На лице и груди — несколько колотых ран. Перескочив через него, оказался в большой комнате — гостиной. В распахнутом сундуке рылся лучник в легкой кожаной броне, а другой, с лицом, забрызганным кровью, прижимал кинжал к горлу миловидной женщины средних лет, стоявшей у стены. Другой рукой он задирал на ней юбку. В двух шагах от них, у перевернутого стула, лежала молоденькая девушка. Судя по всему, она была в обмороке. Лучник, рывшийся в сундуке, резко развернулся ко мне. Его лицо не предвещало ничего хорошего. Другой солдат, у которого даже борода слиплась от крови, повернув голову ко мне, зло зарычал:

— Вон отсюда! Это наша добыча!

Лучник с мечом сделал шаг ко мне:

— Или я сейчас увижу твою спину, или ты увидишь свои кишки, разбросанные по всему дому! Выбирай!

Это были уже не люди, а звери в человечьем обличье. Дикая злоба, жажда крови и алчность прямо сочились изо всех пор этих грабителей и насильников. Напряженное тело и рука с мечом, готовая разить, подсказали мне, что говорить бесполезно, поэтому я сразу начал действовать. Резко шагнув к вольному стрелку, я сплеча нанес рубящий удар. Он сделал так, как я и хотел — уходя от удара, прикрывшись мечом, отступил. При этом он забыл, что у него за спиной стоит сундук. Наткнувшись на него, солдат потерял равновесие и на какое-то мгновение раскрылся. Больше мне и не надо было — клинок свистнул в воздухе, и кровь залила разрубленное лицо лучника. В следующую секунду мне пришлось отпрыгнуть, чтобы уйти от кинжала второго наемника. В спешке не рассчитав силы, лучник по инерции проскочил вперед, удачно подставив свою челюсть под удар эфеса. Оглушенный солдат отлетел назад, при падении зацепил стул и вместе с ним рухнул на пол.

Я повернулся к первому лучнику. Тело сползло с сундука и лежало в луже крови. Труп! Подошел ко второму вольному стрелку. Тот был без сознания. Повернулся к женщине. Она прикипела взглядом к моему мечу, с лезвия которого стекала кровь. Ее бледное лицо и дрожащие губы говорили, что хозяйка дома на грани истерики.

— Эй! Не бойся! Я тебя не трону! — сказал я по-французски.

Она перевела взгляд на меня, но, кажется, не сообразила, о чем я.

— Очнись! Эй! Я не сделаю тебе ничего плохого!

— Не тронете меня?!

В ее голосе, дрожавшем от напряжения, было поровну изумления и недоверия.

— Не трону! Обет дал! Теперь все понятно? Что с девочкой?

— Она в обмороке!

Женщина бросилась к ней, приподняла ее голову, стала гладить и что-то нежно шептать вполголоса.

— Тащи воды и приводи ее в сознание!

Хозяйка метнулась в соседнюю комнату и вернулась с кувшином. Вскоре девушка-подросток с бледным лицом и трясущимся от страха подбородком сидела на краешке стула, с ужасом глядя на залитый кровью труп лучника. Но нежную красоту ее личика не мог испортить даже этот ужас.

— Господин! У нас есть тайная комната! Мы с дочкой укроемся там!

— Почему же не укрылись сразу?!

— Она изнутри не открывается, а муж уехал…

— Веди! Когда все утихнет, приду и выпущу вас.

Женщина, взяв за руку дочь, направилась в соседнюю комнату. Я было последовал за ней, но тут заметил, как дрогнули веки лежавшего на полу лучника. Он все слышал!

Что делать?! Если дать ему уйти, он приведет с собой толпу вольных стрелков. Меня зарежут или повесят, а женщину с дочкой изнасилуют и убьют. Я не хотел этого делать, но тело сделало все само. Клинок поднялся и опустился. Глаза лучника удивленно распахнулись. Изо рта вырвался хрип вместе с розовыми пузырями. Он попытался схватиться руками за лезвие, но те замерли на полпути, а затем с глухим стуком снова упали на дубовый пол. Тело дернулось в последний раз.

Вытерев пот со лба, облизал пересохшие губы. Хотелось пить. Повернулся к столу, чтобы взять кувшин, и тут мой взгляд наткнулся на прислонившуюся к дверному косяку женщину. Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а потом она медленно повернулась и скрылась в соседней комнате. Жадно сделав с десяток глотков, я направился за ней.

Мощный буфет из резного дуба, оказывается, мог отъезжать в сторону. За ним находилась небольшая потайная дверь. Мать вручила дочери зажженную свечу и приказала заходить первой. Затем, взяв запасные свечи, хлеб, мясо и кувшин с водой, вошла сама.

Я установил буфет на место, сцепив с полом деревянными колышками. Потом прошелся по комнатам, отворил все двери и разбросал по полу вещи, имитируя полный разгром. Втащил в комнату тело убитого слуги и уложил поверх тела зарубленного мною в схватке лучника. И покинул дом.

Выйдя через городские ворота, я вскоре добрался до лагеря. Позже, один за другим, вернулись мои люди, о которых я уже начал беспокоиться. Несмотря на раны, они выглядели довольными. Может быть, потому, что каждый разжился всяким добром. На груди у Джеффри висела толстая серебряная цепь, а пальцы украшали два перстня с драгоценными камнями. Он снял все это с трупа французского дворянина, предварительно вогнав тому в грудь меч. Ляо, раскрыв мешок, продемонстрировал мне набор серебряной посуды. Хью, пришедший позже всех, похвалился богато изукрашенным поясом и кинжалом с драгоценными камнями на рукояти. Он был довольно серьезно ранен в бок, и им занялся Лю.

Смыв с себя кровь и сменив порубленные доспехи на кольчугу-безрукавку и теплый длинный плащ, я через некоторое время снова, в сопровождении Джеффри, покинул лагерь, чтобы вызволить из заточения женщину и девочку. Навстречу нам жидким потоком тянулись победители, неся награбленное барахло.

В городе было уже тихо, но когда мы вышли на нужную улицу, то увидели четверых пьяных стрелков с винными сосудами в руках. Они остановились, перегородив нам дорогу, и один из стрелков, тряхнув сосудом, воскликнул:

— Сегодня все должны быть пьяны! Мы победили!

Я сказал:

— Хорошо, приятель! Мы спешим. Освободите нам дорогу!

— Джон! Смотри! Этот господин нами брезгует! — раздалось с левого края жидкой шеренги.

Я бросил косой взгляд на подстрекателя. Молодой парень, лет двадцати. Его распирал хмель и желание покуражиться, как, впрочем, и его приятелей. Они показали себя в битве настоящими мужчинами и хотели, чтобы все это видели. Пролитая кровь, насилие и хмель сыграли с ними дурную шутку, и теперь они возжелали одержать новую победу, на этот раз — над высокомерным дворянином. Мешки с их спин слетели на землю, кулаки сжались. Тот, кого лучник назвал Джоном, расправив широкие плечи, выступил вперед. Его поза была вызывающей и угрожающей. Однако он никак не ожидал, что я так высоко выброшу ногу. Мысик моего сапога врезался ему в подбородок. Парень завопил и отпрянул, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, но, наткнувшись на одного из своих остолбеневших приятелей, не удержался и рухнул на землю. Мы с Джеффри тут же выхватили мечи. Однако остальные лучники в драку не полезли, оставшись стоять на местах.

— Всего хорошего, парни!

Я прошел мимо них и направился дальше, Джеффри прикрывал мне спину. Через несколько шагов я все-таки обернулся. Лучники поставили на ноги пострадавшего, подобрали мешки с награбленным добром и скрылись за углом.

Войдя в нужный дом, я понял, что после меня здесь снова побывали мародеры. Сердце застучало, как молоток. Взбежал по лестнице, бросился в комнату, и только когда увидел, что массивный буфет стоит на месте, облегченно выдохнул. Отодвинул буфет и открыл потайную дверцу.

— Выходите!

Для начала мы с Джеффри вынесли на улицу все трупы, после чего мать с дочкой принялись наводить порядок в комнатах. Я осмотрел входную дверь. Она висела на одной петле. Пришлось просто прикрыть ее, а внутри сложить маленькую баррикаду из всякого хлама, подвернувшегося под руку. Попробуют открыть — шуму будет предостаточно, а там посмотрим, чьи мечи острее!

После того как разгорелся огонь в очаге, мы сели за стол, на котором уже стояло вино, а на блюде лежало нарезанное мясо и хлеб. Разговор не клеился. Дело было в страхе, который разделил невидимой стеной горожан и солдат-англичан. Этой женщине повезло дважды. Во-первых, ее и дочь спасли, а во-вторых, муж не погиб, он был в отъезде по торговым делам.

Так мы и сидели, пока плотные сумерки не окутали землю. Если до их наступления на улицах еще были слышны крики, то сейчас в городе стояла мертвая тишина.

Никогда не думал, что слово «мертвая» подходит к тишине, а вот теперь — очень даже подходит!

Подошел к окну. На улице начал моросить дождь.

Тоже мне зима!

От еды и тепла меня разморило, да и уставшее и избитое тело настойчиво просило отдыха. Предложил матери и дочке идти ложиться. Когда те вышли, Джеффри что-то пробурчал им вслед. Я его понял. Сидел бы он сейчас в лагере, в компании приятелей, пил подогретое вино и хвастался напропалую вместе с другими солдатами своими подвигами. А тут? И баба есть, а что толку? Одно только раздражение.

Утро встретило нас проливным дождем, хлеставшим по крыше, по стенам, по булыжной мостовой. Некоторое время я смотрел на пузырящуюся перед домом лужу, потом повернулся к столу. Джеффри с кислым видом жевал хлеб с мясом.

«Что, господин, благодаря тебе придется нам месить грязь, да еще под холодным ливнем», — говорило его лицо.

Хозяйка стояла у стены, теребя пальцами передник.

— Все. Мы пойдем, — сказал я.

Женщина, резко оторвавшись от стены, метнулась из комнаты. Дочь осталась с нами. В отличие от матери, девочка, похоже, выспалась и сейчас лицом и тоненькой фигуркой, затянутой в белое платье, походила на ангелочка.

Только крыльев не хватает!

На сердце у меня потеплело.

Женщина вернулась с кубком и мешочком в руках. Низко поклонилась мне и сказала:

— Отважный сэр, примите от меня подарок, — и она протянула золотой кубок, на дне которого лежал золотой массивный перстень с драгоценным камнем.

Я сделал попытку отказаться, но хозяйка была непреклонна:

— Это самое малое, что я могу для вас сделать! Я и моя дочь будем молиться за вас! Пусть Господь убережет и охранит вас от опасностей на вашем жизненном пути!

Я молча взял кубок.

Она подошла к Джеффри и вновь поклонилась, но уже не так низко:

— Спасибо тебе, добрый человек! — и вручила ему мешочек.

Судя по тому, как разом посветлело хмурое лицо моего телохранителя, тот оказался достаточно весомым.

— Вот это правильно, — сказал он по-французски.

…Мы шли по безлюдным улицам, обходя трупы и поваленные телеги, перешагивая через бревна. Отойдя от городских ворот, прошагали еще немного, и я остановился и оглянулся. На фоне серых туч и приутихшего дождя город со сломанными воротами и горами трупов, лежащих у стен, выглядел уныло и безобразно. На душе снова стало тоскливо.

Угораздило же меня попасть сюда, в это гребаное время…

Глава 15

Награда за предательство

Несколько часов тому назад мы расстались с отрядом вольных стрелков Алана Уилларда. После штурма города, где я вдоволь насмотрелся на зверства, творимые солдатами из вольных отрядов, мысль о том, чтобы заключить контракт хотя бы на один рейд, отпала сама собой. Если я привык к тараканам и крысам, то в отношении подлости человеческих поступков моя брезгливость никуда не делась. Я мог убить в схватке, но зарезать человека, защищающего свое добро, не мог. И от души надеялся, что не скоро смогу. К тому же связывать себя по рукам и ногам обязательствами мне не хотелось, так как рано или поздно наши пути с отрядом должны были разойтись. Исходя из всего этого, я просто стал выжидать, когда какой-нибудь из вольных отрядов отправится в поход в нужном мне направлении.

Таким оказался отряд Алана Уилларда. До нашей встречи я видел этого командира мельком, зато много слышал о том, что он хладнокровен и расчетлив в бою, к тому же хитер, как лиса, и силен, как бык. Мы встретились с ним в таверне, где я предложил ему свой маленький отряд в качестве солдат, но не на основе договора, когда наемнику платят за каждый день его службы, а за часть добычи, полученной в совместном бою. Уиллард с нескрываемой радостью принял мое предложение и сказал, что слышал обо мне и Джеффри, как о хороших бойцах. Да и таланты китайцев за это время проявились в достаточной степени, снискав им славу даже среди отъявленных головорезов и драчунов, какими были вольные стрелки. О Ляо заговорили после двух поединков, по окончании которых его противников отнесли на кладбище. Лю, с моего разрешения, открыл, если так можно выразиться, пункт скорой медицинской помощи для больных и раненых. Его вежливое обхождение и умелое лечение скоро сделали его популярным лекарем в военном лагере. Сначала среди солдат, а затем и среди горожан. Лечил он, естественно, за плату, но лечил хорошо, что и стало ему рекламой. Чжан продолжал держаться в стороне от всего, что касалось войны, выполняя обязанности слуги, а свободное время полностью отдавал тренировкам. Посмотреть на тренировки китайцев приходили толпой. Мы с Джеффри, чтобы не смущать умы, пустили слух, что это ритуальные танцы их народа, но потом по лагерю прошел новый слух: дескать, желтолицые вызывают таким образом злых духов. Следующим вечером на тренировку явилось два десятка пьяных солдат, чтобы разобраться с китайцами. Раньше, случись такая ситуация, они бы сбежали или дали безропотно себя избить, но теперь у них был хозяин, поэтому драка состоялась по всем правилам. По ее окончании часть солдат пришлось уносить, остальные, из оставшихся на ногах, тоже выглядели не лучшим образом. Слух о вызываемых китайцами демонах пропал, зато вместо него разнеслась молва о непобедимости Чжана, как кулачного бойца. Именно он произвел наибольшее впечатление не только на забияк, которым он свернул челюсти или поломал ребра, но и на многочисленных зрителей. Так как из всех развлечений в лагере были только шлюхи, вино и игра в кости, то сильный кулачный боец оказался для солдат приятным сюрпризом. Один за другим Чжана стали вызывать на бой другие известные кулачные бойцы. Недели две в лагере царил своеобразный праздник, пока выбитые челюсти и сломанные руки и ноги признанных силачей не свели к нулю желающих померяться силой. Так слава и звание непобедимого бойца остались за Чжаном.

А в общем, я получил то, что хотел. Теперь у меня было имя, пользующееся определенной известностью среди солдат и наемников.

Две недели мы провели в походе вместе с вольными стрелками. В память навсегда врезалась встреча с отрядом восставших крестьян.

В тот день мы двигались, как обычно, в походном порядке. Впереди и по бокам повозок с запасом еды, котлами и палатками шли латники и лучники, составлявшие основную часть вольного отряда, а в арьергарде ехал конный отряд, в котором находились и мы. Тяжеловооруженные латники являлись гордостью Уилларда, так как ни у одного из командиров вольных отрядов не было тяжелой конницы. Пейзаж был до боли стандартным и унылым: рощи с прогалинами, заросшими кустарником, впереди — полусгоревшая деревня, вокруг нее — виноградники и заброшенные поля. Не успели мы проехать деревню, как увидели дым множества костров. Командир только успел отдать приказ остановиться, как нас заметили. Пока Уиллард думал, не зная, на что решиться: прорываться с боем или отступить, лагерь повстанцев пришел в движение. Время выбрать позицию крестьяне нам просто не дали, толпой направившись к нам. Там было не менее тысячи человек, и получалось, что на одного вольного стрелка приходится как минимум пять крестьян.

Алан начал отдавать офицерам распоряжения для построения. Затем отозвал меня в сторону и сказал:

— Сэр! Приказывать я вам не могу, но очень прошу стать на время этого боя командиром у латников. Им придется принять основной удар. Они, как и я, много слышали о вашей храбрости, сэр! Ваше присутствие в их рядах придаст им сил и мужества!

Это была грубая лесть, мы оба это понимали, так же как понимали и то, что откажись я от такого предложения, все будут смотреть на меня, как на труса. С другой стороны, это было распространенной практикой в армиях того времени — назначать надежных офицеров над группами солдат в наиболее уязвимых точках линии обороны или атаки.

— Хорошо, Алан. Пусть будет так.

— Благодарю вас, сэр!

Латники перекрыли дорогу, ведущую через деревню, оградив свои фланги развалинами домов. Мы стояли не плотной шеренгой, а россыпью. Это было сделано для того, чтобы затем быстро пропустить сквозь свои ряды стоявших перед нами лучников. Тяжелая конница из тридцати всадников, к которым присоединились Джеффри, Хью и Ляо, находилась пока в тылу, прячась за развалинами домов. По замыслу нашего командира, она должна была в нужный момент переломить ход сражения.

Толпа крестьян остановилась неподалеку от нас. Худые и грязные, в лохмотьях, с запавшими глазами на истощенных лицах, восставшие смотрелись как армия живых мертвецов из фильма ужасов. В их глазах пылал огонь голодной ненависти. Увидев его, я тут же поверил в слухи о каннибализме среди французских крестьян, которые до этого считал сказками. Несколько томительных минут толпа уродливых и страшных в своем безумстве людей стояла, сжимая в руках, более похожих на птичьи лапы, оружие, переделанное из крестьянского инвентаря. И вот наступил миг, когда толпа качнулась и, сорвавшись с места, бросилась на нас с ревом, в котором не было ничего человеческого.

— Давайте, парни! — откуда-то сбоку заорал Уиллард. — Усмирите это вонючее быдло!

Только он это выкрикнул, как воздух наполнился смертельной музыкой боя: беспрерывно загудели спускаемые тетивы, тонко запели стрелы. Туча добрых английских стрел пронзила воздух. Промахнуться было невозможно. Одни повстанцы замертво падали на землю, другие, раненые, пытались подняться, но уже в следующее мгновение оказывались затоптанными следующими рядами атакующих крестьян. Эти жалкие человеческие огрызки, ничего не видя вокруг, полностью отдались дикой злобе, клокотавшей в них. В их сердцах не было страха, одна лишь сжигающая их ненависть. Только поэтому, несмотря на бьющие в упор стрелы, повстанцы продолжали катиться на нас, правда, скорость их продвижения резко упала из-за множества трупов собратьев. Острия стрел с глухими чмокающими звуками вонзались в незащищенную плоть, вырывая из черных провалов ртов крики боли. Кровь из ран била такими фонтанами, что мне казалось, что еще чуть-чуть, и долетит до нас. Вся дорога перед нами была завалена ранеными и мертвецами, а грязная, дикая и неуправляемая толпа, завывая, все так же продолжала нестись на нас. Они были уже совсем близко, когда лучники в последний раз выпустили стрелы, развернулись и побежали, просачиваясь между нами. Надежда, что эти чертовы крестьяне образумятся и отступят под градом смертоносных стрел, испарилась в то самое мгновение, когда мы остались наедине с этими выходцами из ада.