— Еще?
Он закрутил головой. Я вытащил кляп. Чередуя стоны и слова, он выложил мне, где хранит свои личные сокровища.
— Речь не б этом! Меня интересует место, где ваш главный хранит деньги. Адрес. Понял? Если прямо сейчас не скажешь, возьмусь за тебя по-настоящему.
При моей угрозе его лицо прямо посерело от страха.
— Не знаю! Христом Богом клянусь, не знаю! Человек время от времени приходит, передает для меня деньги и «посылки», как он их называет. Чемоданчик-посылку я должен передать человеку, назвавшему пароль. Это все, что знаю! Поверьте мне! Чем хотите поклянусь!
Я задумался. В его словах была логика. Деньги, как основной инструмент управления, действительно должны быть только у резидента.
— А кто ваш главный?
— Не знаю. Истинный крест, не знаю!
— Знаешь, я тебе начинаю верить.
Найдя его тайник, выудил оттуда четыре пачки пятирублевок и около десятка царских золотых монет. Вернувшись к пленнику, спросил:
— Золото откуда?
Что-то мелькнуло в его глазах, но после моего покачивания головой, означающего, что если соврет, только хуже будет, он быстро ответил:
— Мне месяца два тому назад приказали найти человека, через которого можно будет доставать золото и драгоценности. У Соньки Завирухиной, из шестого дома, есть брат. У него есть двое сыновей. Один из них работает в комиссионном магазине. Она сама хвасталась своим племянником. Тот, говорила, живет, словно сыр в масле катается. Про золото она, конечно, не говорила, но догадаться можно было. Идти мне к нему было не с руки, поэтому я просто передал адрес комиссионки, а также имя и фамилию племянника.
— Почему не с руки? Ты же честный советский труженик. М-м-м… «Денег я накопил — мешок золота купил». Как тебе?
— Теряюсь я в этом проклятом городе. Улица на улице, где что — не поймешь. Люди непонятные. Бога забыли! Тьфу, нехристи!
— Адрес и фамилия продавца!
Он сказал.
— Ручка и бумага есть?
Нашелся чистый лист и карандаш. Четкими, почти печатными буквами я вкратце изложил на бумаге все то, что мне рассказал Архипов. Практически он мало что знал. Дописал адрес второго агента, квартирующего у бабушки Тимофея. Отложив листок, встал из-за стола, подошел к Архипову. Достал нож.
— Ты чего, паря?! Я тебе все как на духу рассказал! Не бери грех на…
Я проехал несколько остановок, пока не увидел на углу деревянную будку телефона. Спрыгнул. Набрал номер. Сонный голос дежурного произнес:
— Милиция. Дежурный…
Не дав договорить, перебил его:
— Дом двенадцать по Домогаровскому переулку! Там человека хотят убить! Срочно езжайте! Дом двенадцать! Домогаровский переулок!
Вернулся в общежитие уже за полночь. Дежурный вахтер, тетя Клава, перед тем как меня впустить, целую лекцию прочла о шалавах. Дескать, пока еще молодой, сначала жизнь свою правильно выстрой, специальностью обзаведись, а вот когда выучишься, человеком станешь, тогда и по девкам можно шастать. Как можно вежливее поблагодарил ее за наставления и отправился в свою комнату. Ребята уже спали. В темноте осторожно подобрался к своей кровати и вдруг увидел, что какая-то наглая свинья на ней спит! Резко схватил за плечо и развернул лицом к себе.
«Так это Костик! Чего он тут? А запашок… Перегар на гектар!»
Присел на край кровати, потряс за плечо. Тот чего-то буркнул, не открывая глаз, и опять повернулся на бок. Выхода не было, и я лег рядом. Как лег, так и уснул. Разбудил меня Сашка Воровский.
— Идешь на лекции?
Я помотал головой, просыпаясь. Тот стоял у моей кровати уже одетый. Смотрел с усмешкой.
— Что уже? — тупо спросил я.
— Уже. Так идешь?
— Позже.
— Как знаешь.
Когда ребята ушли, я растолкал Костю.
— Вставай, пьянчуга!
Тот приоткрыл один глаз и какое-то время смотрел на меня. Потом подскочил на кровати и оглянулся по сторонам. Я с интересом наблюдал за ним.
— Это что? Я в общаге?
— Ты с чего так нализался? С радости или с горя?
— Ох! Голова как болит.
— Пить надо меньше!
— Тебя бы из дому выгнали, ты бы еще не так запил!
— Не понял. Тебя из дому выгнали?
— Не тебя же, — буркнул тезка, морщась и потирая виски. — Сколько времени?
— Время в институте на лекциях сидеть.
— Сам чего там не сидишь?
— Ну ты и нахал. Сначала узурпировал мою кровать, а сейчас на лекции гонишь!
— Извини. Просто поздно было, и я не знал, куда ехать.
— У тебя что, подруг мало?
— Так мне посоветоваться надо было! Черт! Как в горле пересохло! У тебя попить ничего нет?
— Водка.
Костю передернуло.
— Ну и шутки у тебя. И так тошно, а…
Я достал задвинутую под кровать сумку и вытащил оттуда буханку хлеба, три банки тушенки, сало, завернутое в тряпицу, и бутылку водки. Все эти продукты я реквизировал у немецкого шпиона, полагая, что мертвецу они не понадобятся.
— Верю. Не шутишь, — скривился Костя. — А чай есть?
— Все есть. И даже какао с коньяком, — я на секунду задумался. — Черт с тобой! Заодно и сам поем. Одевайся, умывайся и пойдем.
Пока тезка приводил себя в порядок, я думал, что делать с оружием. Расставаться с ним не хотелось, словно ребенку с любимой игрушкой.
«Возьму с собой».
К удивлению Кости, я повел его не в студенческую столовую, а в кафе. Тот сначала залпом выпил два стакана яблочного сока и только потом принялся есть омлет, запивая горячим чаем. Свою порцию я съел быстро и теперь смотрел, как тот нехотя доедал омлет.
— Рассказывай, что ты там натворил.
Оказалось, что вчера вечером его отец пришел злой и совершенно неожиданно приревновал сына к своей молодой жене. Оленька и Костик клялись и божились, что ничего между ними не было и быть не может. Папа Костика выслушал их, потом заперся в своем кабинете и, как истинный интеллигент, начал пить горькую. Оленька все это время плакала навзрыд под его дверями, а Костик сидел в своей комнате тихо-тихо, изображая мышь под веником. Ближе к ночи папа вывалился из кабинета, затем пришел в комнату сына и патетически заявил, что змея, которую он согрел на своей груди, больше не может жить в его доме.
— Так и сказал? Змея?
— Да. Так и сказал. А что?
— Ты же он, змей…
— Змей! Змея! Какая разница! Главное, что он выставил меня за дверь!
Правда, сын ушел не просто так, а сумел прихватить с собой бутылку вина, выдержанного марочного портвейна. Половину бутылки выпил на улице, а с остатком приехал в общежитие и стал меня ждать, а так как ребята от вина отказались, он и прикончил бутылку в одиночку.
— И что дальше будет? — поинтересовался я.
— Может, он так спьяна зверствовал, — предположил Костик.
— Считаешь, передумает?
— Не знаю, — помрачнел тезка.
— А причина есть?
— Поверь! Мне-то тебе зачем врать! Не было у нас с ней ничего! Не было!
— Чего ты кричишь? Не было так не было. В общем так. Тебе надо выяснить свои отношения с отцом сегодня. Сегодня! Койка одна, и я не собираюсь ее с кем-либо делить. Встретимся часов… В четыре. В общаге. Позже не получится. У меня сегодня тренировка. Деньги есть?
— Ну…
— Держи, — я отсчитал ему несколько бумажек. — Здесь двадцать рублей.
— Спасибо. Не знаю, как тебя…
— Обойдусь. В институт идешь?
Он покачал головой:
— Настроения нет. Обдумать все это надо.
— Тогда в четыре.
Комната была почти пустая, не считая Костика, сидевшего на моей кровати с гитарой в руках. На грифе инструмента был повязан шикарный красный бант. Он что-то негромко напевал, аккомпанируя себе. Причем, судя по его физиономии, похоже, не грустил. Увидев меня, выдал замысловатый аккорд и запел во весь голос:
В вечерних ресторанах,
В парижских балаганах,
В дешевом электрическом раю
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки
И людям что-то жалобно пою!
— Это что за бред?
— Сам ты бред. Это Вертинский. «Желтый ангел».
— А гитару где взял?
— Девочки дали.
Я сел на соседнюю кровать. Открыл тумбочку.
— Есть будешь?
— У девчонок перекусил.
— Ну-ну.
Я достал тушенку и хлеб. Вскрыл банку. Намазал тушеное мясо на ломоть хлеба. Не успел я это сделать, как Костик схватил мой бутерброд и откусил большой кусок.
— Это как понимать?
— Вкусно пахнет.
— Вот бы и нюхал, а чего в рот тянешь.
Сделал второй бутерброд. Откусил один раз. Второй раз. Прожевал и спросил:
— Чего молчишь? Рассказывай.
— Это все случилось из-за этой дуры. Оказывается, Олька вчера приходила к отцу в институт за деньгами. Присмотрела что-то в магазине, хотела купить, а тот ей отказал, в ответ она решила сцену ему устроить. Дескать, сидит она целыми днями одна-одинешенька и тоскует, только с Костиком и может тоску развеять. Она хотела сказать, что ей одиноко и скучно, в гости и театры не ходим, а папаша понял по-своему. Я ему поклялся, что между нами ничего не было, он мне вроде поверил…
— Слушай, а чего ты его папашей зовешь?
— Ты знаешь, сколько он баб к себе перетаскал, пока мы вместе с ним жили? И после этого я его уважать должен?!
— Понял. Рассказывай дальше.
— В общем, он предлагает мне переехать в двухкомнатную квартиру одного его коллеги по работе. Тот женился и переехал к супруге, а квартиру сдает. Я так понимаю, до этого мой папаша использовал ее для своих любовных утех. Предлагаю поселиться там вдвоем. Ты как?