— Наш разговор еще не закончен, студент.

— Вы это о чем? — испуганно-удивленным тоном спросил я его, при этом представляя, как прямо сейчас сворачиваю ему шею, как хрустят, ломаясь, его позвонки, как тяжело упадет на пол тело и как он уставится слепыми, невидящими глазами на изливающую яркий свет люстру.

Он усмехнулся, так как по-своему понял мое застывшее выражение лица.

— Не дрожи, студент. Вот, возьми, — он подал мне бумажку с адресом. — Завтра ровно в одиннадцать должен прибыть по этому адресу.

— Погодите! У меня в институте в это время…

— Опоздаешь или не придешь — пеняй на себя. Найду, пожалеешь, что на свет родился! — Он резко отвернулся от меня и крикнул: — Таня, я жду тебя в машине!

Я пришел вовремя. Постучал. Дверь мне открыла нестарая женщина с больным и измученным лицом. Серая вязаная кофта, мешком сидевшая на ней, и длинная — из черной плотной ткани — юбка делали ее больше похожей на старуху.

— Вам кого, молодой человек?

— Мне дал этот адрес и сказал сюда прийти Давид Надарович.

Стоило мне назвать это имя и отчество, как ее передернуло, при этом она одновременно отпрянула от меня, словно ей сейчас в лицо сунули жабу.

— Вы вместе с ним работаете?

— Нет. Меня зовут Константин, я студент. Учусь в ИФЛИ.

— Студент. Ой, как хорошо! — ее лицо сразу посветлело. — Проходите, пожалуйста! У меня есть чай и сухарики!

Не успел я сделать несколько шагов в глубь квартиры, как за спиной раздалась пронзительная трель звонка.

— О господи! Это он! — В ее голосе было полно страха и ненависти.

«Сын гор» вошел, как к себе домой. Прошел мимо хозяйки квартиры, словно мимо пустого места, по пути бросил на меня взгляд, и уже из гостиной послышался его голос:

— Эй! Студент! Чего там стоишь, иди сюда!

Я прошел в гостиную.

— Иди сюда! За мной!

Мы прошли через спальню хозяйки, судя по широкой металлической кровати, и оказались в дальней комнате, практически пустой, за исключением двух здоровых, уже вскрытых деревянных ящиков и нескольких картин, выставленных у стен.

— На них смотри!

«Ни фига себе! Он что, в Эрмитаже их спер?!» — не успел я так подумать, как снова раздался гортанный говор «сына гор»:

— Потом туда смотреть будешь! Сейчас на меня смотри и слушай, что я скажу! Список всего этого сделаешь! Художники там и прочее! Чтобы все написал правильно! Понимаешь?!

— Мне что, составить опись этих картин?

— Опись-мопись! Не знаю, но чтобы все правильно было! Художник там! Сколько стоят! И не только про картины! Вот здесь еще смотри! — и он рукой указал на ящики.

Я подошел к ящикам. Моим глазам предстала мешанина из тщательного упакованного старинного фарфора, древних фолиантов и других предметов антиквариата.

«Точно! Спер, гад! Поэтому не стал искать специалиста, а студентом решил обойтись. Хм. Тогда интересный вопрос напрашивается: что потом с этим студентом будет?»

— Чего смотришь! Меня слушай! Перепиши, потом цены поставь! Понял?! Три дня тебе на все!

— Три дня?! За это время еще с картинами, наверное, можно определиться, а насчет ящиков сразу скажу, мне на них и двух недель будет мало! Не разбираюсь я в старинном фарфоре…

— Ты не говори! Ты давай работай! Делай свою опись, а цены поставь — какие знаешь! Теперь последнее. Смотри сюда! — он достал из кармана удостоверение сотрудника госбезопасности. — Слово лишнее кому скажешь — поедешь на Колыму! Знаешь, как у нас в управлении говорят: был бы человек, а статью мы всегда найдем, — сказав, он весело, от души, засмеялся, потом посмотрел на меня: — Что, не смешно?

— Не смешно.

«Сын гор» смерил меня недовольным взглядом, хотел что-то резкое сказать, но, видно, передумал: я ему еще был нужен.

— Ладно. Теперь еще. Если здесь хоть что-то пропадет и я узнаю… Лучше сразу вешайся! Понял, студент?!

— Понял.

— На все тебе десять дней! Все! — он сделал небрежный жест рукой, словно барин, подгоняющий своего слугу. — Иди, работай!

Больше не обращая на меня внимания, он пробежал глазами по содержимому ящиков, потом бросил взгляд на картины, стоящие у стены, и вышел из комнаты. Спустя несколько минут я услышал, как хлопнула входная дверь. Какое-то время я стоял, разглядывая все эти произведения искусства, и думал о том, что, продав на аукционе, на всем этом можно неплохо заработать.

«Мысль неплохая, но для начала надо прояснить ситуацию», — и я пошел искать хозяйку.

Нашел я ее на кухне. Вот только стоило мне ее увидеть, как стало понятно, что разговора не получится. Блестящие глаза, побледневшее лицо, рука, прижатая к сердцу, стакан воды, стоящий на столе рядом с каким-то порошком, — все это говорило о том, что женщине плохо.

— Сердце?

— Да. Не волнуйтесь, сейчас… пройдет. Я лекарство… приняла.

Я прислонился спиной к раковине, в которой лежали две немытые тарелки и ложка, и приготовился ждать. Спустя несколько минут ее лицо порозовело и глаза ожили.

— Краем уха я слышала, как он с вами разговаривал, — женщина посмотрела на меня в ожидании моей реакции.

Я только хмыкнул в ответ.

— Я понимаю вас. Скажу вам честно: сама его жутко боюсь.

— Извините, как мне вас звать?

— Наталья Витальевна.

— Наталья Витальевна, скажите мне, пожалуйста, откуда в вашей квартире произведения искусства?

Она ничего не ответила. Просто закрыла лицо руками и заплакала. Тихо, горько, безутешно. Спустя несколько минут, я понял, что разговора не будет.

— До свидания. Я к вам завтра приду.

На следующий день я пришел не с пустыми руками. Принес бутылку вина, бутерброды с колбасой, печенье и немного сливочного масла к чаю. Увидев продукты, она сделала вид, что обрадовалась, но я-то видел, что у нее в глазах стоял страх. Она боялась меня, боялась моих вопросов. Сначала мы разговаривали на нейтральные темы. Говорили о нехватке продуктов, о больших ценах, о длинных очередях в магазинах, о том, что на ее зарплату ткачихи в 420 рублей можно было прожить только впроголодь. Хотя разговор шел как бы неспешно, но при этом чувствовалось, что женщина с каждой минутой все больше нервничает. Чтобы успокоиться, она даже махом выпила полстакана крепленого вина, но, похоже, ей это не помогло, и она, не выдержав, спросила:

— Скажите мне, Костя, что вам рассказал этот человек обо мне?

— Ничего не сказал. Но согласитесь со мной, Наталья Витальевна, что это вопрос напрашивается сам собой.

Она грустно качнула головой.

— Понимаю я. Еще как понимаю, молодой человек. Вы боитесь. Но раз вы здесь, значит, ему тоже чем-то обязаны и поэтому исполняете его указания, иначе бы вы во второй раз сюда не пришли.

Мы некоторое время молчали, потом хозяйка продолжила:

— Вчера весь день оплакивала свою судьбу, потом ночь не спала, все думала… и решила: чем так жить — лучше умереть.

Ее заявление меня несколько озадачило, хотя бы потому, что от хозяйки веяло какой-то черной безысходностью, а в глазах стоял страх.

«Похоже, хозяйка до ручки дошла».

Тут же изобразил тревогу и озабоченность на своем лице.

— Вы это… бросайте, Наталья Витальевна! Вам еще жить да жить!

— Да не могу я больше жить как хочу! Только смерть теперь в моей власти!

— Погодите! Может, вы мне объясните…

Она будто не слышала меня. Вино, смешавшись со страхом и распаленным воображением, на какое-то время отключило ее от реального мира.

— Ею он теперь распоряжается!! — тут она резким жестом ткнула рукой в сторону входной двери. — Он хозяин моей жизни! Захочет, выбросит меня из квартиры на улицу! Захочет, в лагеря отправит! Захочет, жизни лишит!

Мне пришлось с силой хлопнуть ладонью по столешнице, чтобы прекратить зарождающуюся истерику. Она вздрогнула, замолчала, испуганно глядя на меня.

— Извините меня, но так будет лучше, — я налил ей еще половину стакана вина. — Выпейте. И успокойтесь.

История ее жизни вначале была стандартной, и только в последние годы переросла в самый настоящий кошмар. Двадцать лет тому назад она познакомилась с советским служащим Владимиром Бушинским. Сыграли свадьбу. Бушинский показал себя хорошим специалистом и со временем вырос до начальника отдела какого-то главка. Выступал на совещаниях, что-то распределял, подписывал важные бумаги. В доме появились продукты, вино, конфеты. Из комнаты в коммуналке они переехали в однокомнатную квартиру. У него появились новые знакомые, но при этом он стал стесняться ее, простой ткачихи, стараясь ходить в гости без нее. Со временем стал приходить поздно, отговариваясь тем, что у него много работы, но при этом она стала замечать, что от одежды мужа пахнет духами. Женскими духами. Будучи женщиной прямой и открытой, она прямо спросила мужа о другой женщине в его жизни. Тот не стал отрицать, и вскоре они развелись. Она переехала к своей матери в коммунальную квартиру и думала, что навсегда выкинула его из своей жизни, но оказалось, что она ошибалась. Где-то спустя полгода бывший муж снова появился на пороге ее комнаты. Он пришел в тот момент, когда ее мать сильно заболела и ей были нужны дорогие лекарства. Бушинский помог не только достать, но и оплатил их, а в качестве ответной услуги попросил изредка бывать в трехкомнатной квартире, которую купил. На вопрос, откуда у него такие большие деньги, сказал, что у него теперь важная и ответственная работа, после чего исчез и месяца четыре не появлялся. В следующее его появление Бушинский принес бумаги на квартиру, которые собирался оформить на ее имя. Она отказывалась, но он так настойчиво просил «во имя их прежней любви», что женщина не выдержала и сдалась на его уговоры. После оформления бумаг он повез ее на квартиру, где показал два деревянных ящика и несколько завернутых в плотную бумагу картин. Объяснил их присутствие он так: в Государственном музее сейчас идет реорганизация, поэтому часть предметов достали из запасников, но для них не оказалось места, куда их поставить.