Глава 2

Начальник местного отделения ГПУ Степан Евсеевич Скидок сидел в своем кабинете под портретом Ленина и думал о том, как ему покончить с бандой Левши. Не так давно он был заместителем начальника отдела в уездном ГПУ, но совершил ошибку и был отправлен в почетную ссылку. Перед отправкой его бывшее начальство намекнуло: если он приложит усилия и наведет окончательный порядок на месте, простим и вернем в Красноярск. Уже три месяца он находился в этом богом проклятом селе.

«Да, совершил проступок. И что? Ошибся. С кем не бывает, а так верой и правдой служил. Ну расстрелял не тех. И что? Там все одно контра была».

В дверь неожиданно постучали, Скидок раздраженно вскинул голову, дверь приоткрылась, и в узком проеме показалось симпатичное личико его секретарши, а также любовницы Наточки.

— Степан Евсеевич, к вам товарищ Конопля.

— Давай его сюда!

В кабинет зашел агент первого разряда, являющийся заместителем начальника по оперативной части. Тяжелое, мясистое лицо. Со стороны он казался тяжелым, неповоротливым, тупым мужиком, но на деле был хитрым, изворотливым и жестким человеком. Именно он должен был получить должность начальника, а вот на тебе! Прислали этого выскочку из Красноярска. Вначале они были врагами, но спустя какое-то время, после серьезного и откровенного разговора, пришли к соглашению: как только Скидок уходит на повышение, то вместо себя оставляет Макара Коноплю. Начальник пошел на такое условие, прекрасно понимая, что без своего оперативника он пустое место, а тот жил здесь уже полтора года, значит, имеет нужные связи и агентуру. Когда ему было нужно, Скидок умел ладить и находить верный тон с подчиненными.

Ехал он в село с большой неохотой, так как знал, что прежний начальник пропал неизвестно куда и его до сих пор не нашли. Еще он прекрасно понимал, что здесь у него будет много ответственности и мало власти, но даже с этим можно смириться, если бы не банда Левши, которая отличалась от остальных бандформирований антисоветской направленностью.

Лесных бандитов ловили долго и трудно, но все безрезультатно, и уездное начальство уже не знало, что ему делать. Левша никак не хотел утихомириваться, а за две последние недели совсем разбушевался: разогнал коммуну, повесив председателя и его заместителей, расстрелял пять человек из агитационной бригады, которая ездила с концертами по уезду и агитировала за советскую власть. Но при этом артистов бандиты не тронули. После этого у уездного начальства в Красноярске лопнуло терпение, следствием чего стал звонок, во время которого заместитель председателя уездного ГПУ по борьбе с контрреволюцией в весьма доступной форме изложил, что будет со Скидоком, если тот в течение двух недель не покончит с бандой Левши.

— Что скажешь, товарищ Конопля? Есть что по агентуре? И вообще есть что-то новое?

— Для нас — ничего. Шесть пустых доносов да пьяный разговор рабочих кирпичного завода, где они ругали советскую власть. Дескать, при царе им исправно платили, а теперь уже три месяца денег не видят. По Левше ничего нет, как сквозь землю провалился, — Конопля внимательно посмотрел на начальника, как тот отреагирует на его слова.

Скидок тяжело посмотрел на своего заместителя.

— Плохо. Нам две недели отпустили, Макар, потом приедет следственная комиссия. Если не решим поставленную перед нами задачу, нас с тобой вмиг в контру запишут, а дальше… Да ты и сам это понимаешь.

— Понимаю я, Степан, все понимаю. Только что я могу сам сделать? Надо ждать донесений. Агенты мне сразу дадут знать, как только кто-то из его людей в селе или на станции появится. Вот только у него, ты и сам знаешь, стукачей здесь поболе будет, да и местная контра его поддерживает, а сделать против них мы ничего не можем, так как в любой миг мятеж подымут. А Левше только того и надо! Порубят нас в капусту, и поминай как звали!

Начальнику, работавшему сначала в ЧК, а потом в ГПУ, уже пару раз приходилось сталкиваться с подобными ситуациями, которые чем-то походили на весы. Вот и здесь сельсовет вместе с расквартированным взводом ЧОНа, чекистами, милиционерами и частью жителей лежали на одной чашке, а на другой были лесные банды, имевшие неслабую поддержку со стороны местных жителей. Если отряд Вешателя, который возглавлял бывший капитан царской армии, представлял собой шайку воров и убийц, ненавидели, то к Левше и его людям местные жители относились неоднозначно, так как тот воевал только с советской властью.

Историю, как командир красного партизанского отряда Семен Торопов, воевавший с Колчаком, стал атаманом Левшой, знали все, от мала до велика. По чьему-то доносу, в котором говорилось, что младший брат Торопова — контра, тот был арестован, а затем расстрелян. Стоило Семену узнать об этом, как красный командир стал бандитом Левшой.

С того момента как он появился в окрестных лесах, его все ловят и ловят, а прошло уже полтора года. За это время уезд дважды присылал войска для уничтожения банды. Когда прочесывание окружающих лесов ничего не дало, прислали усиленный отряд с десятком опытных охотников и следопытов. Спустя три дня он попал в засаду, откуда сумела вырваться только треть людей.

После этого на пару месяцев наступило затишье, а затем все началось снова, и тогда решили взять бандитов не силой, а хитростью, и подослали в отряд Левши двух тайных агентов. Прошло какое-то время, и наконец от них была получена записка с указанием места стоянки банды. Вот только прибывший на место усиленный отряд нашел там не банду, а двух повешенных агентов. Трое суток обозленные до чертиков чекисты и чоновцы мотались по близлежащим лесам, но так никого и не нашли.

Вот только спустя месяц после этих событий на Коноплю неожиданно вышел один из его агентов и сказал, что его свояк, который сейчас находится в банде Левши, за полное прощение согласен сдать местонахождение банды Торопова. Состоялась встреча, на которой все было оговорено, вот только после этого агент как в воду канул. Через день Конопля навещал два тайника, где агент Пчела должен был оставлять записки, но пока ничего не пришло. Теперь им приходилось только ждать. Невнятная ситуация и висевшая над головой угроза из Красноярска бесила и нервировала обоих чекистов.

— Я будто этого не знаю! Вот только здесь кулак на кулаке сидит и кулаком погоняет. Контра проклятая!

Готовы в любой момент ударить нам в спину! Макар, что делать будем? Пчела молчит. Может, его уже прикопали? Как думаешь?

— Не знаю, что и думать. Сам извелся. В тайниках, которые мы с ним обговорили, ничего нет. Меня только одно успокаивает. Если бы Левша прикончил Пчелу, то мы бы его уже нашли. Повесил же он тогда напоказ двух засланных агентов с табличками на груди «Крыса чекистская».

— Может, он на хуторах отсиживается? — предположил начальник ГПУ. — Или к староверам ушел?

— Может, и так, но староверы его точно не примут. Кровь человеческая у него на руках, а они этого не приемлют. Кстати. Из милиции запрос пришел. Местные более недели назад нашли молодого парня у железной дороги. Думали, помрет, ан нет, выжил. Оказалось, что он старовер. Егор Аграфов. Просят узнать: не числится ли он за нами?

— Так узнай, — недовольно буркнул Скидок, которого не покидала мысль о банде Левши. — Что еще?

— Сводка из милиции. Два трупа. Один на железной дороге нашли, свежий. Похоже, пьяный с платформы упал да головой об рельсы. Другое тело в лесу обнаружили. Кто, что — непонятно. Времени прошло немало, да и зверье сильно погрызло. Четыре пьяных драки. Одна из них с ножевыми ранениями. Кражи. Все по мелочи. Нэпман Савостиков в милицию жалобу написал, что кто-то пытался его лавку поджечь, — помолчал, ожидая реакции начальника.

— По Вешателю есть что-то?

— Тоже нет ничего. Может, ушел?

— Не уйдет! Эта белогвардейская сволочь пообещала нас с тобой на суку вздернуть, а судя по тому, что я о нем слышал, он привык отвечать за свои слова. Так что или мы его, или он нас. Об этом все. Теперь давай думать, как нам с Левшой разделаться.

— Да я с утра до вечера только об этой бандитской сволочи и думаю! Еще я думаю о том председателе комбеда, который заклеймил контрой его брата и сдал властям, а также о чекисте, шлепнувшем его. Это они, падлы, нам всю эту карусель устроили!

— Брось, Макар. Ты сам должен помнить, что в Сибири в те годы творилось.

— Знаю, только мне от этого не легче, потому как меня за их безответственность через пару недель могут к стенке поставить. Тех-то Торопов, как я слышал, давно в расход пустил, а меня еще такое, возможно, ждет. — Увидев недовольное выражение лица начальника, резко поменял тему: — Понимаю, что бесполезно злобу копить, только сердцу не прикажешь! Ладно. Все, забыл. Только что с этим наглым бандитом делать будем?! Народ не хочет против него говорить, так как он, как всякая сволочь выражается, только камуняк режет. Да ты и сам, Степан, знаешь, как в большинстве народ к нам относится. Теперь вон каждый второй кричит, что мы много чего обещали, а на деле ничего не дали. Я уже и сам…

— Это ты брось, Конопля! Не след такие слова чекисту и коммунисту произносить, а главное, даже думать не смей! Выкинь эту дурь из головы! Нам партия доверила защиту достижений социалистической революции, а это значит, что мы должны выполнить поставленные перед нами задачи!