Только теперь я рассмотрел Георгиевский крест на эфесе, потом вопросительно посмотрел на барона.

— Какого дьявола вы на меня смотрите, поручик?! — неожиданно зло выкрикнул барон. — Вы на шашку… А, черт! Ваша память! Эти мрази убили офицера-храбреца! Это наградное оружие, которое…

— Господин штаб-ротмистр, сейчас не до эмоций.

Тот дернул головой, словно норовистая лошадь, но бешеный блеск своих глаз притушил.

— Вы правы. Извините! Продолжайте, господин поручик, а я пока займусь сбором трофеев.

— К офицерам как твой атаман относится? — продолжил я допрос.

Парень опустил голову.

— Ладно. Так ходят поезда?

— Ходят. Только когда как.

— Гетманцев на станции много?

— Много. Станция большая. Рядом со станцией поселок. Даже рынок есть.

«Рынок, это хорошо. Это очень интересно».

— Пока поедешь с нами. Вставай.

Много чего нам досталось с двух разбитых отрядов. Оружие, патроны, гранаты, двенадцать фляг и одна баклага с водой на три литра. Особенно ценным приобретением стал бинокль, снятый с командира-чекиста. Исходя из полученной информации, мы решили, что фуражки с красноармейскими звездочками здесь плохо принимают, после чего присмотрев себе наиболее чистую одежду, переоделись в гражданское. Нашлись и свежие продукты. Хлеб, сало, лук, вареная картошка и яйца. Помимо продуктов в походных сумках бандитов мы нашли немного драгоценных изделий и семь золотых монет царской чеканки. В кармане командира чекистов я нашел мандат, о котором говорил Митрич. Предельно циничная бумага. Сам себе судья, прокурор и расстрельная команда, а главное, что врага ты определяешь сам. Показал документ штаб-ротмистру. Тот прочитал его дважды, словно не сразу поверил, потом тихо сказал:

— Большевики за все заплатят. За все. Кровью.

Вроде ровно и негромко сказано, но за этими отрывистыми словами была дикая ненависть к красным, удерживаемая сильной волей.

«Ох и непрост этот штаб-ротмистр».

Держа парня под присмотром, мы принялись готовиться к походу. Заполнили водой все найденные емкости. Сложили и пересчитали оружие. Что с ним делать? Бросать жалко, а везти с собой проблемно. Вот куда сунешь третий пулемет? А лошади? Тут я вспомнил слова паренька насчет рынка, а потом посмотрел на барона. Этот точно не станет заниматься торговлей, но он мне не сват и не брат, а я нахожусь сейчас в автономном рейде и должен обеспечивать сам себя. К тому же нет во мне, скажем так, благородства, как у нынешних офицеров, которые старались свято блюсти кодекс офицерской чести. Я знал, что этика русского императорского офицера требовала и на войне придерживаться гуманных способов действий, соблюдать «законы войны», проявлять милосердие, не проливать лишней крови, вот только учили меня в той жизни преподаватели Страны Советов использовать любые методы и возможности для выполнения задания. Быстро обдумав все это, я подошел к барону и коротко рассказал все то, что узнал от паренька.

— Что скажете, барон? — спросил я его после своего рассказа.

— Что тут говорить? Добираемся до станции и ждем там поезда на Ростов.

— А гетманцы?

— Скоропадский неплохо относится к русскому офицерству. К тому же я слышал, что у него много наших служат. Так что собираемся и едем, господин поручик. Время дорого!

— Поезд должен скоро прийти, — вдруг неожиданно сказал сидевший на земле Сенька, уж очень ему не хотелось ехать с нами. Он боялся барона до дрожи в коленках, даже старался не смотреть в его сторону, а уж тем более в лицо. Мыслил он по-детски наивно: офицеры поедут прямо сейчас к станции и раз не убили сразу, оставят его в степи. Зачем он им? Мы почти одновременно со штаб-ротмистром повернулись к нему. Ни он, ни я спрашивать не стали, сам начал, пусть и дальше сам говорит.

— Я разговор подслушал, перед самым отъездом. Батька с атаманом… — он замолчал, так как понял, что сказал лишнее.

— Живо отвечай! Кто твой отец?! В глаза смотри! Ну! — паренька от резкого оклика барона передернуло, словно хлыстом перетянуло. Он вздрогнул, вскинул голову.

— Говори! Живо!

Паренек вскинул глаза на барона, застыл и, не опуская глаз, быстро забормотал:

— Степан Мельник. Батя с детства с дядей Григорием дружит.

— Твой отец у атамана в офицерах ходит?! — теперь уже его спросил я.

— Нет! Он…

— Соврешь сейчас — застрелю, — пообещал ему барон равнодушным голосом.

— Он… — нехотя выдавил из себя Сенька, — пулеметными тачанками у атамана командует.

Парнишку пробрала крупная дрожь. Видно уже решил, раз он сын подручного атамана, то теперь его обязательного убьют.

— Дальше, — бросил барон.

— Атаману верный человек донес. Так они собираются остановить поезд на станции.

— Разве он не должен сам остановиться на станции? — поинтересовался я.

— Это на Иловайской, а Тихорецкую паровоз проходит без остановки.

— А чего не на Иловайской?

— Так там же гетманцы.

— И как хотят остановить?

— Не знаю. Я ведь только начало разговора слышал, а потом меня батька за дверь выставил.

— Значит, когда точно состав прибывает, ты не знаешь?

— Не, дяденька. Думаю, дня… через два.

Я посмотрел на барона, он на меня. Сейчас мы, наверно, думали об одном и том же. На одной станции сядем, а на другом полустанке бандиты остановят поезд, нас выведут в чистое поле и шлепнут. Опять шансов пятьдесят на пятьдесят. Вот как хочешь, так и выбирай. Вот только решать что-то надо сейчас.

«Болтаться в степи нет никакого смысла. Ну, доберемся до станции… А на что потом жить? У нас избыток лошадей и оружия. Может, как-то можно продать…»

— Парень, а на рынке возле станции коней можно продать? Или винтовки?

При этих словах на меня как-то странно посмотрел барон, словно увидел меня впервые и сейчас пытался понять, кто я такой. Паренек сразу не ответил. Было видно, что ему есть что сказать, но при этом он сомневался, стоит ли говорить.

— Слушай, парень, если все у нас хорошо сладится, то мы тебя с собой брать не будем. Там и оставим, — попробовал я подтолкнуть подростка к принятию решения.

— Точно?! Оставите? — его лицо оживилось.

Я кивнул головой.

— Тогда… к дядьке Мирону можно съездить. Он купит лошадей и оружие, — в голосе у парня явно прибавилось уверенности.

«Что-то задумал, сучонок. Риск есть. Голову даю, что этот Мирон имеет прямое отношение к банде, а с другой стороны, у нас есть двое суток в запасе. Если выгорит… Попробую».

«Едем», — решил я и спросил у «тевтона»:

— Вы как, барон, относитесь к нашему маленькому походу к местному барыге?

— Поручик, вы точно дворянин?! — в голосе штаб-ротмистра слышалось неподдельное возмущение.

— Ничего не могу сказать по этому поводу. Память у меня дырявая.

Барон скривился, словно лимон надкусил. Я понял, что дискутировать со мной он не собирается.

— Не знаю, как вас, а меня в этом мире никто бесплатно кормить и поить не будет! — поставил я точку в этом вопросе. — Сенька, сколько ехать?

— К вечеру будем.

Барон осуждающе посмотрел на меня, но говорить ничего и не стал.

— Тогда поедим и поедем.

— Погодите, поручик. Есть еще одно. Лошади.

Я недоуменно посмотрел на него, а потом на коней, которые, постепенно успокаиваясь, стали все ближе подходить к месту схватки. Мне удивительно было видеть, как они спокойно идут между трупами людей, но при этом испуганно всхрапывают и косятся на тела своих мертвых собратьев.

— Что с ними не так?

— Подождите. Потом объясню.

В течение следующего часа штаб-ротмистр осматривал лошадей, после чего освободил часть их от сбруи и отпустил на волю. Подойдя, поймал мой взгляд, пояснил:

— Возраст. Еще два-три года и на крестьянское подворье, сено возить, а у нас сейчас крепких и молодых лошадей хватает.

Мы ехали на двух тачанках, а за нами на длинном поводу скакало восемь лошадей. Одной тачанкой управлял барон, другой — Сенька. Я ехал вместе с ним. Пытался за дорогу паренька разговорить, но тот отвечал скупо, короткими фразами, но и той информации, что я из него выжал, мне хватило, чтобы сложить свое мнение как о личности бандитского барыги, так и его доме. Паренек что-то недоговаривал, но не трудно было догадаться, что дом Мирона представляет собой бандитскую базу, а значит, вполне можно нарваться на нежелательных личностей. На это, скорее всего, и рассчитывал сынок бандита, при этом он намекнул, что Мирон будет разговаривать только с ним, а чужим людям, без всякого сомнения, даст от ворот поворот.

Солнце уже склонилось к горизонту, когда вдали показалась деревня. Придержав лошадей, остановились.

— Штаб-ротмистр, давайте совет держать.

— Так вы вроде все уже сами решили, поручик. Или еще нет?

— Я исходил из того, что нам не нужны лишние лошади и оружие. Ведь они и вам не нужны, не так ли?

— Вы что, в прежней жизни были торгашом? — вдруг со злым ехидством в голосе неожиданно спросил меня барон.

— У определенного круга людей есть такая черта характера — практичность. У меня она присутствует. Так есть какие-то предложения?

— Сейчас надо ехать, потому как стемнеет, дядька Мирон никому уже не открывает. Воров боится, — неожиданно проинформировал нас парнишка.