Это единственный шанс.

Получить ипостась Тиамат и похоронить всех, кто есть за стенами главного зала Храма. Сравнять Цитадель с землёй, вместе с «Милитари», Ведьмами, Наказующими и Чакрой. А в том, что она была здесь, хоть её и берегли, как зеницу ока — я был уверен.

«Духовный удар».

Щедро плеснув треть резерва в «крисы», я вогнал их в лежащего на алтаре Гариона.

«Внимание!

Понижение репутации с Двалином.

Текущий уровень: Ненависть».

Какого демона? Он же обещал, что урегулирует вопрос.

Бар его жизни таял с приличной скоростью. Несмотря на то, что гном превосходил меня в уровнях почти впятеро, вливаемая в рукояти «мана» и формируемая «крисом» в «Духовный удар», делала своё дело.

«Внимание!

Понижение репутации с гномами Клана Стали.

Текущий уровень: Ненависть».

Взглянув в глаза Гариону, я увидел там злое торжество. Он умирал, на его губах пузырилась кровь, но он улыбался, отчего это было больше похоже на рожу только пообедавшего упыря.

— Зачем? — только и спросил я, когда внезапная догадка озарила меня. — За что ты нас так ненавидишь?

— Даже, если ты и прервёшь жертвоприношение — ничего не изменить! — еле различимо прозвучал клёкот гнома. — Тебе придётся… или призвать её, тем самым настроив всех против вас. Или…

— Что или?

Гном не ответил. Жизней у него оставалось не больше пяти процентов. Да мне и не требовался ответ, поскольку я и сам всё внезапно понял.

Завернув свои амбиции и амбиции Двалина в яркую бумажку мнимого спасения, гном сумел меня убедить, что это нужно только для того, чтобы на время отсрочить приход Ариэла. Что пока «пришлые» будут пытаться пробиваться к Старому Кладбищу Ордена, куда неминуемо вернётся Искра, я смогу собрать весь набор рун, чтобы овладеть профессией и создать оружие, способное убить Бога.

Так говорил Гарион, умалчивая о том, что как только Тиамат получит силу, мы станем абсолютными изгоями, испортив репутацию со всем миром. На нас ополчатся все!

Союз с Ллос, хорошие отношения с Тенгри и его Первожрецом Кортом… Всё это пойдёт прахом. Неужели Гарион настолько нас ненавидит?

«Всё равно не будет по-твоему», — оскалился я.

— То, что случится дальше, лживый старик, останется целиком и полностью на твоей гнилой совести, — прошептал я ему в ухо. Недоумение сменилось тревогой, которая перешла в понимание. Когда в его глазах застыл ужас, он попытался закричать, но я закрыл ему рот, предвкушающе улыбнувшись.

— Я принёс жертву! Кровь и жизнь Первожреца на алтаре его Бога! — слова, которые Гарион заставил меня заучить, слышали все гномы. — Добровольно жертвую всю силу сего Алтаря и посвящаю его тебе, Танатос!

Толпа вздохнула в едином порыве, не веря своим ушам.

— Приди и возьми её! — заорал я что есть мочи, чувствуя, как тело Гариона в последний раз дёрнулось и обмякло.

А когда сверху внезапно опустилась Тьма, только тогда я позволил себе обессиленно опуститься на пол, чтобы дать отдых дрожавшим ногам.

Глава 3

— Что ты хочешь?

— Я хочу убить время.

— Время очень не любит, когда его убивают.

(Льюис Кэрролл, «Алиса в стране чудес»).

Время — это то, что нельзя пощупать или увидеть. Его можно только наблюдать. Наблюдать на лицах окружающих, видеть рост или угасание растений, видеть постройку величественных зданий или наоборот — их разрушение год за годом.

Время — неумолимо.

Очень многие не понимают, как правильно им пользоваться. Часто мы теряем время впустую, начиная бежать за ним, когда становится слишком поздно.

Время — беспощадно.

Одних оно может исцелять, а других калечить, убивать.

До встречи с Танатосом я даже не задумывался, что есть время? Но увидев его впервые понял — он и есть Время.

Только Богу Смерти было подвластно полностью остановить его ход. Та жалкая попытка Тармиса и фокус с, якобы, остановкой времени не имел ничего общего с тем, что делал Танатос.

Пустота. Вот чего не было у Тармиса.

Именно это я ощущал сейчас, не чувствуя присутствия родной Мглы, не ощущая дрожи в ногах и усталости, не ощущая ничего. Просто застыл на том отрезке времени, который был угоден Танатосу. И если мой игровой аватар мне повиновался, то остальные присутствующие были лишены этой милости.

Окружающее пространство виделось, как сквозь тонированное стекло, за исключением фигуры Бога и моей.

— До недавнего времени казалось, что меня уже ничем нельзя удивить, — произнёс Танатос, осматриваясь вокруг.

Спокойным шагом, будто по летнему саду, он направился ко мне, абсолютно не обращая внимания на собравшуюся толпу. Казалось, перед ним расступается само пространство, сминаясь, а затем принимая первоначальное положение.

Может это какой-то иллюзорный обман, но он умудрился пройти сквозь застывший строй коротышек ни разу не зацепив никого, хотя я готов был поклясться, что между кучно стоявшими гномами даже кот бы не смог прошмыгнуть.

— Ну здравствуй Первожрец Тиамат, — чёрные глаза бога смотрели на меня оценивающе. — Ты звал — я пришёл.

Мне показалось, или в его голосе проскочили слегка насмешливые нотки? Да нет, быть этого не может.

Тёмный костюм свободного покроя, чистенький и отутюженный, будто только из ателье, на плечах — плотный на вид плащ, скрепленный на груди замысловатой фибулой стального цвета, и всё тот же отрешённый вид, будто ничего сверхординарного не произошло.

«Подумаешь, Алтарь отдали, эка невидаль. Да у меня дядя на алтарной фабрике работает. У него этих алтарёв — завались», — подумалось мне внезапно, хотя нынешняя обстановка явно не располагала к веселью.

Скорее, наоборот — как бы не пришлось рыдать.

— Приветствую тебя, Танатос, — я обозначил поклон. — Благодарю, что так быстро откликнулся на мою просьбу.

— Да вот — пришлось, — теперь я убедился, что тень насмешки мне не почудилась. — Пока не стало поздно.

Взглянув на божественный Алтарь, Танатос слегка поморщился, поскольку тело Гариона даже не думало исчезать, превратившись в скрюченную высушенную мумию. Щёлкнув пальцами, он снова обратил внимание на мою скромную персону, которая сейчас стояла и лихорадочно подбирала слова, чтобы сформулировать свою просьбу.

— Так всегда. Рано или поздно настаёт момент, когда ко мне приходит каждый, — пояснил он.

Мумия на алтаре рассыпалась прахом, который на моих глазах растворился, то ли просто исчезнув, то ли впитался в слегка светящийся камень.

В непроглядной черноте глаз Бога промелькнули светящиеся искорки.

— Позволишь? — мгновение, и Танатос оказался возле меня. Протянув руку, он обозначил намерение коснуться моей головы пальцами. — Это сэкономит кучу времени, а его у нас и так нет.

Демоны!

Я уже понял, что он спрашивает разрешения на считывание моей памяти. Сам факт того, что он это делает не насильно, как в первый раз, слегка обнадёживал.

— Конечно, — обречённо вздохнул я, готовясь к калейдоскопу воспоминаний и массе неприятных ощущений, но Танатос смог меня удивить.

Холодное, как лёд, прикосновение вызвало только странную щекотку внутри головы. И всё. Постояв так несколько секунд, Танатос отнял руку.

— Когда ты сам готов поделиться воспоминаниями — не одно и то же, чем, когда я их беру сам.

— Воспоминаниями? — удивился я. — Значит…

— Нет, — покачал головой Бог. — Мысли я читать не умею, в отличии от твоей Богини. Да и нечего у вас читать, всё примитивно и порой начертано на лицах, — горько усмехнулся Танатос. — Это утомляет.

— Понимаю.

Он едва заметно поморщился от моей неуклюжей реплики.

— Что до твоей ситуации, тут даже я не могу найти слов. Вот только не знаю: восхищаться ли твоей удачливостью или скорбеть о скудоумии?

Я, насупившись, молчал, понимая, что Танатос отчасти прав.

— Сейчас я знаю всё, что ты видел и слышал в своих двух жизнях. И в твоей голове нет знаний о том, что если Первожрец одного бога принесёт в жертву Первожреца другого Бога, то тем самым он нарушит закон Равновесия.

— И что это означает? — внезапно пересохшим горлом поинтересовался я.

— Это означает только то, что обиженный Бог вправе потребовать сатисфакции, обратившись к Двуединому, как главенствующему над Порядком, — спокойно пояснил Танатос, глядя мимо меня. — Простыми словами, Двуединый с Двалиным сейчас бы получили полное право напасть на Тиамат и уже бы разносили Сердце Хаоса. А скорее всего — уже бы как раз заканчивали. И ни один Бог был бы не в праве им помешать. Только случилось так, что один очень глупый Первожрец оказался весьма удачлив, как я уже заметил. Причём удачлив настолько, что не только не попытался отдать божественную силу своей Богине, а и сумел вывернуться из расставленной западни одним единственным верным способом.

— Тем, что отдал Алтарь тебе?

— Тем, что отдал божественную силу тому, кому она совершенно бесполезна, тем самым отрицая выгоду. У меня есть алтари, вот только к ним не придёт паства и не отдаст свою частичку. И даже, если у меня отнять их все — сила только продолжит увеличиваться.

Получается, что он хоть и обладает каким-то количеством Алтарей, то скорее всего просто для того, чтобы сохранить это самое Равновесие?