Глава 14

По-настоящему мужчине нужно, чтобы рядом с ним всегда находилась любимая женщина. Он может лишь надеяться, что будет достаточно сообразителен, чтобы понять это.

Найджел, виконт Кавендиш

— Найджел, — серьезно проговорила Мэдди, открывая дверь библиотеки и входя, — нам нужно…

— В чем дело? — Найджел поднял голову от документов, разложенных перед ним на столе отца, то есть на его столе.

Сестра смотрела еще мгновение, потом тряхнула головой.

— Никогда раньше не видела, чтобы ты сидел за отцовским столом.

— Как видишь, у меня много дел. Что ты хочешь?

— Не надо говорить таким тоном. — Мэдди подошла к столу и уселась в кресло, в котором обычно сидел Найджел, когда разговаривал с отцом. А теперь за столом отца сидел Найджел. Новый виконт Кавендиш.

— Найджел, прошло десять дней. Нам надо поговорить.

— Надо ли? — Он опустил перо. — По-моему, за прошедшие десять дней мы разговаривали много раз.

— О смерти, делах, связанных с этим, и тому подобном. — Мадлен решительно заглянула брату в глаза. — Но есть и другие вещи, которые нам следует обсудить.

— Например?

Мадлен несколько мгновений рассматривала брата изучающим взглядом.

— Во-первых, у меня не было возможности извиниться за то, что ты, возможно, рассматривал как предательство…

— Мадлен, в этом нет необходимости. Как ты тогда сказала, ты могла лишь подготовить почву, а действовал я исключительно сам. Кроме того… Теперь это не важно.

— Очень важно. — Она наморщила лоб и подалась вперед. — Ты понимаешь, что Фелисити была здесь во время похорон и всего остального.

— Разумеется, я понимаю, что она была здесь. Я же не умер! Прости. Я не хотел…

Он прекрасно осознавал, что Фелисити была в Кавендиш-Хаусе, рядом с ним. Но меньшего он от нее и не ожидал. Он переехал обратно в этот дом сразу же после смерти отца, чтобы уладить семейные дела. Фелисити вернулась к своим родителям. Дом, в котором они жили, стоял пустой и безжизненный. Еще один символ, на котором Найджелу не хотелось останавливаться.

— Я не была полностью уверена, что ты это заметил. Ты был — не знаю, подходящее ли это слово, — думаю, «занят» подошло бы. — Она вздохнула. — С другой стороны, мы все были заняты.

— Время было трудное.

Слово «трудное» также никак не отражало события последних десяти дней, как и слово «занят», употребленное по отношению к поведению Найджела или кого-то другого.

Покойный виконт Кавендиш мирно скончался во сне, из чего врач заключил, что у него остановилось сердце. Если не брать во внимание шокирующую внезапность смерти, было странно думать, что отец умер так тихо и кротко. Найджелу рисовалась совершенно иная кончина Эдмунда Кавендиша.

Он беспомощно развел руками:

— Я не знаю, что делать.

— Это ты про отца? Или про Фелисити?

— Для отца я могу сделать лишь одно — продолжить его дело. Ты видишь все это. — Он указал на документы перед собой. — Подробности, сопровождающие уход человека с разнообразными интересами, слишком многочисленны, чтобы о них упоминать. Если бы я не находился под его опекой эти последние несколько недель, сейчас мне пришлось бы туго. При нынешних обстоятельствах у меня нет времени разбираться с чем-то, кроме этого.

— У тебя нет времени исправить ситуацию с женой?

— Нет.

Он слишком сосредоточился на горе от потери отца, чтобы сильно переживать еще и из-за потери жены. С того момента, как Мэдди сообщила ему новость, он чувствовал себя так, будто движется сквозь туман. Он только сейчас узнал своего отца. Как человека, не просто как родителя. Это так несправедливо.

— Как ты думаешь, он догадывался, что его дни сочтены?

Мэдди покачала головой:

— Я не…

— Он поэтому хотел передать мне все это? — На губах Найджела появилась нерешительная улыбка. — Он сделал все, что мог, чтобы семейные дела велись надлежащим образом.

— Отец был бы доволен тобой. — Мадлен помолчала. — Хотя не обрадовался бы твоей размолвке с супругой. Ты же знаешь, она ему нравилась.

— А что мне делать, Мэдди? — Он поднялся и направился в другой конец комнаты к столу, на котором еще стояло бренди, любимое отцом.

— Ты мог бы попытаться поговорить с ней. Извиниться за то, что так глупо себя вел.

Найджел налил рюмку и выпил.

— Она не станет говорить со мной.

— А ты пытался?

— Начиная со дня похорон я каждый день посылал ей записки. Они возвращались нераспечатанными.

— Она живет согласно своему обету, всем этим глупостям насчет того, чтобы сделать тебя счастливым, уйдя из твоей жизни.

— Откуда тебе это известно?

— Я кое-что подслушала.

— Кое-что или все?

— Ну не все… — пробормотала Мадлен. — В этой комнате слишком массивная дверь.

Надо было возмутиться, что сестра подслушивает, но Найджел этого не сделал. Сейчас он нуждался в помощи сестры, как никогда раньше. И чем больше она знала, тем большую помощь могла бы оказать.

Найджел опять наполнил рюмку.

— Знаешь, я серьезно думал ничего не предпринимать. Отпустить ее с намерением расторгнуть брак.

— Развестись? Ты сошел с ума? У тебя от горя помутился рассудок? Она лучшее, что произошло в твоей жизни.

— Дорогая сестра, мне это известно. Но вопрос в том, являюсь ли я лучшим, что произошло в ее жизни?

— Разумеется, да.

— Я признателен тебе за сестринскую преданность, но с момента знакомства с Фелисити я только и делал, что думал о себе. Я вел себя эгоистично, высокомерно и… Она заслуживает лучшего.

— Разумеется, она заслуживает лучшего. Большинство женщин заслуживают лучшего. Мужчины вообще эгоистичные, высокомерные животные. К сожалению, ты — типичное явление.

— Вот и вся сестринская преданность!

— Это не имеет никакого отношения к преданности, это просто факт.

— Довольно-таки цинично с твоей стороны.

— Вовсе нет. Это реальный взгляд, основанный на годах брака с эгоистичным высокомерным животным. Теперь он стал довольно милым, но ты же не думаешь, что на момент нашего знакомства Джерард был образцом мужской добродетели?

— Он всегда представлялся мне добропорядочным человеком.

— Так и должно было быть, потому что у вас очень много общего, по крайней мере в том, что касается твоего отношения к женщинам. Есть только одна вещь, которая по-настоящему изменяет мужчину.

— Какая?

— Любовь, Найджел. Ты ведь любишь Фелисити, да?

— Боюсь, что это так. Но если я люблю ее, как я могу обречь ее на жизнь со мной? С эгоистичным высокомерным животным.

— Вот об этом-то я и веду речь. Ты уже думаешь о ней больше, чем о себе. Это очень хорошее начало.

— Этого недостаточно.

— Нет, но это — начало. Ты знаешь, что она тоже любит тебя? Любовь не поддается пониманию. Она не предполагает ни рационального, ни логического, она просто есть. Ты любишь ее и согласен отказаться от нее во имя ее счастья. Конечный результат для вас обоих…

— Счастье? — спросил Найджел.

— Если ты по-настоящему любишь ее, то не можешь допустить, чтобы она стала такой несчастной, какой она неизбежно станет без тебя.

— Значит, ей лучше быть несчастной со мной, чем несчастной без меня?

— Совершенно верно. — Мадлен решительно кивнула. — Позволь задать тебе один вопрос. Что предпочел бы ты?

Найджел встретился с сестрой взглядом.

— Я предпочел бы всю оставшуюся жизнь провести в поисках ответа на вопрос, как сделать ее счастливой настолько, насколько это возможно.

— Великолепно! Это приводит нас к началу разговора.

Он вернулся к своему креслу, уселся и покачал головой:

— Я все еще не знаю, что предпринять.

— Тебе нужно что-нибудь придумать. Какой-нибудь план. Помни, что Кавендиши никогда не разводились. Как правило, супругов пристреливали.

Брат поморщился.

— Это ты сейчас про тетушку Марию, да?

— Да, среди прочих, хотя намеренно стрелять в супругов не рекомендуется.

— Я всегда думал, что дядя Чарлз умер в результате досадного несчастного случая.

— О таких вещах предпочитают не говорить, — тихо сказала Мадлен. — А теперь обещай мне, что не откажешься от Фелисити, как бы много времени для этого ни потребовалось.

— Даю слово.

— Найджел, я понимаю, тебе никогда раньше не приходилось ухаживать за женщиной серьезно. Не позволяй себе остановиться, если встретишь сопротивление.

— Мне следует попросить тебя о той же помощи, какую ты оказала ей. Это будет справедливо.

— Мой дорогой Найджел! Я только что сделала это.

— Дорогая, ты собиралась прожить всю жизнь с нами? — поинтересовалась мать Фелисити, расположившись в комнате дочери.

— А я могу это сделать?

— Конечно, этот дом всегда будет твоим, пока ты будешь нуждаться в нем. Только как долго это продлится?

Фелисити пожала плечами:

— Не знаю.

— Понятно. Значит, ты ничего не придумала? Никаких планов?

— Нет, никаких особенных планов у меня нет. Я думала, может быть, мне отправиться путешествовать? Может, поехать в Италию?

— Думаю, твой муж не сможет сейчас уехать. Из-за траура и всего, что с этим связано.

— Я не собиралась ехать с ним.

Матушка да и отец тоже отнеслись к ней с большим пониманием и старались выяснить, почему именно их дочь вернулась в ночь перед смертью свекра. И почему Фелисити, находившаяся рядом с Найджелом во время похорон и всего того, что связано с похоронами горячо любимого родственника, не переехала в Кавендиш-Хаус с мужем, не вернулась в дом, в котором они жили.

— Мой брак был огромной ошибкой…

— Дорогая, временами каждый брак представляется огромной ошибкой. Особенно вначале.

— Я любила Найджела за то, каким он был. Вызывающим волнение и деятельным, совершено нескучным и нереспектабельным. А потом я ожидала, что он изменится. С моей стороны это было совершенно неправильно. И ужасно глупо.

— Глупость часто присутствует в том, что касается мужчин. И любовь.

— Я люблю его. Отчаянно. Но я могу сделать его счастливым, лишь будучи вдали от него.

— Ерунда. Этот мужчина просто не может быть счастлив без тебя. — Мать усмехнулась. — Он посылал тебе записки каждый день в течение недели. А ты даже не распечатала ни одной.

— Это не имеет значения. Он… он хочет быть великодушным. И гордится своим великодушием. Очевидно, он не может просто оставить меня.

— Мужчины, которые пожелали бы продемонстрировать собственное благородство, посчитали бы, что одной записки вполне достаточно. Примечателен тот факт, что он вообще написал тебе. Ты же знаешь, ему нелегко сейчас.

— Конечно, знаю. — Фелисити встала и принялась расхаживать по комнате. — Мне хотелось бы помочь ему, но мое присутствие дела не улучшит. Я — постоянное напоминание о браке, которого он не желал. О решениях относительно его жизни, права принимать которые его лишили.

— Ни один мужчина вначале по-настоящему не желает брака. Они рассматривают его как конец беззаботной жизни, полной удовольствий и всевозможных излишеств. Твой отец тоже не горел желанием жениться, когда мы познакомились.

— Я всегда считала ваш брак союзом по любви.

— В конце концов все так и оказалось. Но началось это скорее как союз… Из-за скандала. Из-за страсти, если хочешь.

— Страсти?

— Я не собиралась тебе ничего рассказывать. Для дочери это плохой пример, но когда мы с отцом познакомились, он был настоящим повесой, а репутация его была столь же неприглядной, как и у твоего мужа. Я бы сказала, еще непригляднее.

— У папы?! — возвысила голос Фелисити.

— Ну, тогда он не был твоим отцом. Тогда он был… человеком авантюрного склада, волнующим, немного опасным.

— Папа? — с трудом выговорила Фелисити. — Опасным?

— Частично из-за его работы, — сухо заметила мать.

— Какой работы? — Фелисити не верила собственным ушам. — Что это было за работа?

Мать неопределенно махнула рукой:

— Теперь это не важно, и что проку об этом говорить. Кстати, та подзорная труба, которой ты сейчас пользуешься, принадлежала ему. Он доволен, что ты нашла ей применение.

Фелисити насупилась.

— Папа был моряком?

— Господи, нет, — развеселилась мать. — Твой отец не очень хорошо переносит корабли. Он не испытывает ни малейшего желания там находиться. Твой отец был игроком. Он проиграл и выиграл несколько небольших состояний. С другой стороны, тогда… — мать озорно улыбнулась, — я была такой же.

Фелисити открыла рот от удивления.

— Раз уж я делаю такие признания, наверное, тебе следует знать и то, что брак наш планировался не дольше, чем твой. Хотя, думаю, ты стала подозревать нечто подобное, когда отец Найджела высказался насчет того, что история повторяется.

— Я об этом и понятия не имела, — сдавленно произнесла Фелисити.

— Для тебя все это полная неожиданность. Я тебя понимаю, я не собиралась ничего тебе рассказывать. Ты так хорошо жила, изучая звезды, и взгляд твой на жизнь был здравым и практичным. А потом мы отправили тебя посмотреть мир.

— А теперь я тебя разочаровала?

— Вовсе нет. Я давно ожидала, что однажды ты сбросишь оковы приличия. Честно говоря, скандалы случаются такие, что твой скандал такая малость, особенно по сравнению с… Ну, не важно. Голос крови подскажет.

— Подскажет? — слабым голосом произнесла Фелисити.

— Он всегда подсказывает. Эдмунд Кавендиш был хорошим человеком, и я не сомневаюсь, что Найджел — его сын во всем. Ты совершишь огромную глупость, позволив ему уйти.

— Я не хочу его отпускать. Но у меня нет выбора. Этого хочет он.

— Сомневаюсь. Помнишь записки? Несмотря на все то, что произошло между вами, я готова поспорить, что твоему мужу на самом деле нужна именно ты. Предлагаю тебе, когда сегодня придет записка от него, а я уверена, что она придет, ты прочтешь ее, ответишь и согласишься с ним встретиться.

— Не могу. Пока не могу. Я еще не знаю, как поступлю.

— Ты позволишь ему извиниться и умолять тебя о прощении.

— Он ничего не сделал, за что можно было бы простить.

Мать подняла бровь:

— Ну, кое-что он сделал.

Фелисити взглянула на мать:

— Почему ты так уверена, что он хочет, чтобы я вернулась?

Мать заговорила, тщательно подбирая слова:

— Даже при том, что он бывал несколько грубоват, я видела, как он смотрел на тебя. Разумеется, только тогда, когда ты этого не видела. Я не уверена, что он делал это осознанно, но мужчина не смотрит так на женщину, если она ему не нужна. Если он ее не любит.

— Ты думаешь, он любит меня? Мадлен говорила то же самое. Только с тех пор случилось так много всего.

— Я в этом абсолютно уверена.

А что, если матушка права? Внутри пробудилась надежда.

— Ну ладно. Когда сегодня прибудет записка, я отвечу на нее. Если он захочет встретиться со мной, я соглашусь.

— Прекрасно, — просияла мать. — В конце концов, все всегда заканчивается так, как должно закончиться. Такова судьба.

Надо было заключить с матушкой пари. Бесконечный день сменился бесконечным вечером, а записки от Найджела все не было. Никаких известий из Кавендиш-Хауса. К тому времени как Фелисити отправилась спать и рухнула на постель, ощущая внутри ужасную пустоту, ей пришлось осознать, что матушка ошиблась. Найджел не желал вернуть ее. За мгновение до того, как она погрузилась в беспокойный сон, на ум пришла мысль, заставившая ее резко сесть.

Господи, о чем она все это время думала? Да и думала ли она вообще? Видимо, нет. Она совершала огромную ошибку. Оставить Найджела, чтобы принести ему счастье, может быть, благородный, бескорыстный поступок с ее стороны, но ведь это и ее жизнь. Разве она не заслуживает счастья? Теперь, размышляя над этим спокойно, она удивилась, почему эта мысль до сих пор не приходила в голову. В течение недели их брака Найджел выглядел явно счастливым, пусть даже под покровом ночи. В их последний совместный вечер на балу у Тредуэллов и после него он казался блаженно счастливым. Ни один мужчина не может так хорошо притворяться.

Фелисити отбросила одеяло, встала и принялась расхаживать взад-вперед. Разумеется, он не обрадовался, когда обнаружил, какую роль сыграла Мадлен в том, чтобы соединить их. Это недовольство можно было бы оправдать в некоторой степени, но Найджел говорил тогда отвратительные вещи. Она должна была быть вне себя от негодования, а теперь она поняла, что именно так оно и было. Видимо, смерть отца Найджела задвинула ее собственные чувства и все остальное в глубину сознания. А сегодня этот человек даже не прислал записку! Однако, может быть, именно это и привело ее в чувство.

Достаточно, вполне достаточно. Первое, что она сделает утром, — это сложит вещи и переедет в Кавендиш-Хаус, чтобы быть рядом с мужем. Она любила Найджела и явно была единственной, кто сомневался в его ответной любви. Если Найджел и впрямь хочет, чтобы она исчезла из его жизни, пусть лично выкинет ее на улицу. Только вот без борьбы она не сдастся.

Фелисити была полна решимости и первый раз с той ночи в обсерватории чувствовала себя самой собой. Все получится. Они предназначены друг другу судьбой. Если потребуется, она потратит всю жизнь, чтобы убедить Найджела в этом. Нравится ему это или нет.

Найджел глубоко вздохнул и взглянул на шпалеры, доходившие до балкона Фелисити. Интересно, это будет последний раз, когда он взбирается по шпалерам, или он обречен время от времени взбираться по стене этого дома всю жизнь? Он представил себе, как медленно поднимается к балкону в возрасте лорда Фернвуда. Нет, это будет последний раз. Если только в этом есть необходимость. Он решительно вздохнул. Если ему суждено подниматься по этим шпалерам каждый день, он будет подниматься. В конце концов, наверху его жена.

Он нашел знакомую зацепку в шпалере и начал подниматься. Можно было просто постучаться у двери или нанести более приличествующий в обществе визит в светлое время суток, но Найджел посчитал, что здесь необходимо нечто необычное. Нечто авантюрное, скандальное и совершенно неприличное. После разговора с Мэдди он весь день раздумывал, как вернуть жену, и остановился на этой необычной идее. Может быть, это не самый умный поступок, но в нем явно прослеживались параллели. Все началось с подъема на балкон при свете звезд, ее звезд, и именно так все начнется заново. Это ему понравилось. И ей это понравится. Возможно, она даже обрадуется. Найджелу не хотелось думать, насколько велика вероятность, что Фелисити столкнет его с балкона или снова пригрозит пристрелить его.

Добравшись до балкона, он перелез через перила. У него появились определенные навыки. Дверь в комнату жены снова была приоткрыта. Найджел раскрыл ее пошире, проскользнул внутрь и дождался, пока глаза привыкнут к темноте. Потом понял, что не знает, как действовать дальше. Конечно же, он не хотел пугать Фелисити. Вполне возможно, что она до сих пор спит с пистолетом у кровати.

— Фелисити, — тихо позвал он.

— Я так и подумала, что это ты, — отчетливо произнесла Фелисити.

Прозвучало это так, будто она вовсе не спала. Очевидно, за эти дни ей повезло со сном не больше, чем ему. Подумав об этом, Найджел приободрился. Вспыхнула спичка, и Фелисити зажгла лампу. Она сидела на кровати и смотрела на Найджела.

— Что ты здесь делаешь?

— Именно это ты сказала, когда я был здесь последний раз. Тебе надо бы подумать о новом приветствии.

— Хорошо. Я подумаю. А сейчас уходи. Тем же способом, что и пришел. Пожалуйста.

Найджел шагнул к кровати.

— В прошлый раз, когда я был здесь, ты спросила, не пришел ли я изнасиловать тебя?

Фелисити подняла бровь:

— А ты пришел за этим?

— А это возможно? — В голосе его прозвучала надежда.

Фелисити отбросила одеяло и выскользнула из постели. Относительно скромный ночной наряд обрисовывал каждый изгиб ее тела, а когда она встала перед лампой…