— Исключено.
За восемь лет Уилл никогда не отказывал мне. А теперь этот морщинистый старый дурак буквально захлопывает дверь своего фургончика у меня перед носом. Я рада, что Килорна нет рядом. Что он не видит, как я его подвела.
— Уилл, ну пожалуйста. Я знаю, ты можешь…
Он качает головой, и его седая борода мотается туда-сюда.
— Даже если бы я мог — я торговец. Люди, с которыми я имею дело, не из тех, кто станет тратить время и силы, переправляя беглецов. Это не наша забота.
Я чувствую, что моя единственная надежда — и единственная надежда Килорна — буквально утекает сквозь пальцы.
Уилл, очевидно, видит отчаяние в моих глазах, потому что вдруг смягчается и прислоняется к косяку. Он тяжело вздыхает и оглядывается в черное нутро фургона. Спустя несколько секунд он поворачивается ко мне и манит внутрь. Я охотно повинуюсь.
— Спасибо, Уилл, — торопливо говорю я. — Ты даже не представляешь, что это для меня значит…
— Сядь и не шуми, девочка, — произносит чей-то высокий голос.
Из темных недр фургона, едва различимая в тусклом свете единственной синей свечи, возникает женщина. Точнее сказать, девушка: на вид она чуть старше меня. Но намного выше, и у нее вид закаленного вояки. За широкий красный кушак, украшенный вышитыми солнцами, заткнут пистолет — уж точно нелегальный. Она слишком светловолоса и красива для местной; судя по капелькам пота на лице, эта девушка не привыкла к жаре и влажности. Она чужестранка, иноземка — и, следовательно, вне закона.
Именно тот человек, который мне нужен.
Она жестом подзывает меня к скамье, вделанной в стенку фургона, и садится, выждав, когда сяду я. Уилл следует за мной по пятам и буквально валится на старый стул. Взгляд Свистка перебегает с нее на меня.
— Мэра Бэрроу, это Фарли, — негромко говорит он, и незнакомка плотнее сжимает зубы.
Она внимательно изучает мое лицо.
— Ты хочешь переправить груз.
— Себя и одного парня…
Но она вскидывает широкую мозолистую ладонь, и я замолкаю.
— Груз, — повторяет она, и глаза у нее очень выразительны.
Мое сердце подскакивает в груди; эта Фарли может оказаться весьма полезна для нас.
— И каков пункт назначения?
Я напрягаю голову, пытаясь вспомнить хоть какое-нибудь безопасное место. Перед моими глазами возникает старая школьная карта — очертания побережья и рек, деревни и города… От Гавани до Озерного края, от северной тундры до зараженных радиацией Развалин и Болот — повсюду для нас слишком опасно.
— Там, где нет Серебряных. Вот и всё.
Фарли моргает, глядя на меня. Выражение ее лица не меняется.
— У безопасности есть цена, девочка.
— У всего на свете есть цена… девочка! — огрызаюсь я в том же тоне. — И я это прекрасно знаю.
В фургоне надолго воцаряется тишина. Я чувствую, как уходит ночь, отнимая у Килорна драгоценные минуты. Фарли, видимо, ощущает мою тревогу и нетерпение, но не спешит говорить. Наконец, целую вечность спустя, она открывает рот:
— Алая Гвардия согласна, Мэра Бэрроу.
Приходится собрать волю в кулак, чтобы не вскочить со скамьи от радости. Но что-то не дает мне покоя, мешает улыбке появиться на лице.
— Оплата в полном объеме, эквивалентная тысяче крон, — продолжает Фарли.
Из моих легких словно вышибают весь воздух. Даже Уилл, кажется, удивлен: его мохнатые белые брови исчезают под волосами.
— Тысяча крон? — с трудом выговариваю я.
Такой суммы нет ни у кого, во всяком случае, в Подпорах. Ее хватило бы моей семье на год. Нет, на много лет.
Но Фарли не закончила. Я чувствую, что она наслаждается.
— Расплатиться можно бумажными купюрами, тетрархами, ну или натурой. Это — сумма за одного, разумеется.
«Две тысячи крон». Целое состояние. Наша свобода стоит целое состояние.
— Груз пойдет послезавтра. Тогда и нужно будет заплатить.
Я едва дышу. Меньше двух дней на то, чтобы собрать столько денег, сколько я не наворую за целую жизнь. «Не вариант».
Фарли даже не дает мне времени возразить.
— Принимаешь условия?
— До послезавтра я не успею…
Она качает головой и подается вперед. Я чую, что от нее пахнет порохом.
— Принимаешь условия?
Невозможно. Глупо.
Но это наш единственный шанс.
— Принимаю.
Всё расплывается перед глазами, когда я бреду домой в грязи и темноте. Мозг пылает: я пытаюсь придумать, каким образом заполучить нечто, хотя бы приблизительно стоящее сколько надо. Ничего подобного в Подпорах нет, это уж точно.
Килорн по-прежнему ждет во мраке. Он похож на маленького потерявшегося мальчика. В целом так и есть.
— Плохие вести? — спрашивает он, стараясь говорить спокойно, но голос у него все равно дрожит.
— Контрабандисты готовы вывезти нас отсюда.
Ради Килорна я стараюсь говорить очень спокойно. Две тысячи крон… с тем же успехом Фарли могла потребовать королевский трон. Но я делаю вид, что это ерунда.
— Если эту сумму может заплатить кто-то другой, значит, можем и мы. Можем.
— Мэра… — голос Килорна холоден, холоднее зимы, но еще страшнее пустота в глазах. — Всё кончено. Мы пропали.
— Но если мы…
Он хватает меня за плечи и удерживает в своей крепкой хватке на расстоянии вытянутой руки. Мне не больно — я потрясена.
— Не надо так, Мэра. Не заставляй верить, что это выход. Не внушай мне надежду.
Он прав. Жестоко вселять надежду, когда ее нет. Она превратится в разочарование, негодование, гнев… всё, что делает жизнь сложнее, чем она есть.
— Просто позволь мне с этим смириться. Тогда… тогда, наверное, я не впаду в отчаяние, как следует обучусь, получу шанс вырваться оттуда…
Я нащупываю его запястья и крепко сжимаю их.
— Ты говоришь так, как будто уже умер.
— Возможно, так оно и есть.
— Мои братья…
— Твой отец начал их готовить задолго до призыва. Ну и вдобавок они же размером с дом.
Он заставляет себя ухмыльнуться в надежде, что я рассмеюсь. Но тщетно.
— Я хорошо плаваю и умею управлять лодкой. На озерах я пригожусь.
Только когда Килорн обвивает меня руками и прижимает к себе, я понимаю, что дрожу.
— Килорн… — бормочу я, уткнувшись ему в грудь, а дальше ничего не получается. «Это должна быть я». Но мое время быстро приближается. Надеюсь, Килорн протянет достаточно долго, чтобы вновь увидеться со мной, в казарме или в траншее. Может быть, тогда я найду нужные слова. Может быть, пойму, что чувствую.
— Спасибо, Мэра. За всё.
Он отстраняется, слишком быстро выпустив меня.
— Если будешь откладывать деньги, накопишь достаточно к тому времени, когда за тобой придет легионер.
Ради Килорна — я киваю. Но я не позволю ему сражаться и умирать в одиночку.
Устроившись в кровати, я понимаю, что сегодня не засну. Наверняка есть какой-то выход, и даже если на это уйдет вся ночь, я его найду.
Гиза кашляет во сне — негромко и вежливо. Даже в бессознательном состоянии она умудряется помнить о хороших манерах. Неудивительно, что она так здорово ладит с Серебряными. Она буквально воплощает всё, что они ценят в Красных: кротость, непритязательность, умение довольствоваться малым. Хорошо, что именно ей приходится иметь с ними дело, помогать идиотам-сверхлюдям выбирать шелк и красивые ткани для нарядов, которые они наденут только один раз. Она говорит, что ко всему привыкаешь — ради денег, которые Серебряные платят за такие пустяки. А в Больших Садах — на рынке в Саммертоне — суммы удесятеряются. Гиза и ее хозяйка возятся с кружевами, шелком, мехом, даже с драгоценными камнями, создавая шедевры для Серебряной аристократии, которая во всем подражает королевской семье. Это бесконечная вереница прихорашивающихся павлинов, каждый из которых еще надменнее и нелепее предыдущего. Все — Серебряные, все — глупые, все — помешанные на своем статусе.
Сегодня я ненавижу их сильней, чем обычно. Носков, которые они теряют, наверно, хватило бы, чтобы спасти от призыва нас с Килорном и половину Подпор.
И во второй раз за сегодня меня осеняет.
— Гиза. Проснись.
Я говорю в полный голос, но она спит как убитая.
— Гиза.
Сестра ворочается и стонет в подушку.
— Иногда я мечтаю тебя убить, — бормочет она.
— Очень приятно. Ну, просыпайся!
Глаза у нее по-прежнему закрыты, и я прыгаю, приземлившись сверху, как гигантская кошка. Прежде чем Гиза успевает завопить, заныть и разбудить маму, я зажимаю ей рот рукой.
— Просто послушай меня, вот и всё. Ничего не говори, только слушай.
Она сердито пыхтит, но тем не менее кивает.
— Килорн…
При упоминании этого имени Гиза явно краснеет. Даже хихикает, чего в норме никогда не делает. Но мне некогда разбираться с ее детской влюбленностью.
— Прекрати, Гиза. — Я с трудом перевожу дух. — Килорн попал под призыв.
И она замолкает. Призыв — не шутка. Только не для нас.
— Я нашла способ увезти его отсюда, спасти от войны, но для этого мне нужна твоя помощь.
Больно говорить это, но тем не менее я продолжаю:
— Гиза, я не справлюсь сама. Ты поможешь мне?
Она отвечает, не колеблясь, и я ощущаю невероятный прилив любви к сестре.
— Да.
Хорошо, что я небольшого роста, иначе запасной рабочий костюм Гизы не налез бы на меня. Он плотный и темный, вовсе не подходящий для летней жары, с пуговицами и молниями, которые буквально раскаляются на солнце. На спине у меня перекатывается мешок, и я чуть не падаю под тяжестью ткани и швейных принадлежностей. У Гизы тоже мешок и неудобный костюм, но, кажется, они ее вовсе не стесняют. Она привыкла к тяжелой работе и тяжелой жизни.