В доме все давно заснули, и старая Аливель отправилась восвояси, хлебнув доброго пива, что сварила мать, но Гвендилена не сомкнула глаз в ту ночь. Ей все чудился испуганный плач обреченных детей и злобный рык великана…

А еще — сумрачное, недоброе место, где вечно блуждают неприкаянные души.

С тех пор прошло немало времени, но историю об Аннуне Гвендилена не забыла. И сейчас она удивленно озиралась, словно узнавая уже знакомые места…

Непонятно было, почему она здесь одна. «Видно, я еще не умерла… — растерянно подумала девушка. — Давно известно, что живые не могут видеть мертвых, а мертвые живых!»

Только подумав об этом, Гвендилена заметила, как воздух стал сгущаться, обретая подобие формы, и совсем скоро перед ней возникла длинная череда серых теней. Тела их казались полупрозрачными, будто сотканные из легкой кисеи, и эти существа были похожи на людей… Но не совсем.

В каждом из этих созданий было что-то ощутимо неправильное, уродливое, жуткое. Здесь были изможденные, похожие на скелеты мужчины и женщины, протягивающие вперед исхудавшие руки, и безобразно раздутые толстяки, были слепые, и черные провалы вместо глаз выглядели особенно страшно, были женщины, прижимающие к себе мертвых младенцев…

Всех их, таких разных, объединяло неуловимое сходство. Гвендилена и сама не могла бы объяснить, в чем оно заключается — в выражении лица, взгляде, движениях… Словно большая семья собралась на празднике, чтобы выпить пива, обменяться новостями, а потом усесться за общим столом.

И ей, вполне возможно, предстоит стать главным блюдом!

Они все приближались, и Гвендилена видела, как их руки тянутся к ней. Она испугалась, что сейчас эти чудовища растерзают ее, но вышло иначе — может быть, еще страшнее.

Все взгляды разом устремились на нее — точнее, на венец у нее на голове. Казалось, изумрудно-зеленый глаз у нее надо лбом действовал на них гипнотически… Камень имел особенную власть и облекал этой властью любого, носящего его, как облекает властью королевская корона. Теперь уродливые тени стали вдруг на диво любезны, даже подобострастны. Они почтительно кланялись, расступались перед ней, на жутких лицах Гвендилена видела заискивающие улыбки.

Но это вовсе не радовало девушку, напротив — пугало еще больше! Путь, что открывался перед ней, вел прямо к башне, возвышающейся вдалеке. Остов знаменитой Стеклянной башни, созданной древним колдовством, вызывал такой темный ужас, что хотелось бежать прочь без оглядки, и вместе с тем Гвендилена чувствовала всем своим существом, что она обречена и у нее нет другого пути, только туда…

Словно завороженная, она сделала несколько шагов, но вдруг опомнилась. Покорно погибать, как овца на бойне, идти навстречу уготованной судьбе? «Ну уж нет! Верно же когда-то говорила мать, что ничто в жизни не дается даром… Если из-за красивой безделушки я оказалась здесь, то пропади она пропадом!»

Последним отчаянным движением Гвендилена сорвала с себя венец и швырнула в толпу, а потом с разбегу бросилась в озеро. Лучше уж утонуть, чем стать жертвой этих нелюдей или, того хуже, стать одной из них!

Вода обожгла холодом, но девушка отважно нырнула в глубину. До последнего момента, когда силы окончательно покинули ее и сознание погасло, она надеялась, что призраки не умеют плавать и не бросятся вслед за ней.

О том, чтобы спастись, она уже не думала.

Глава 3

Гвендилена пришла в себя от холода. Вокруг было темно, и девушка не сразу сообразила, что уже наступила ночь. Шел дождь, холодные тугие струи били прямо в лицо… Бушевала гроза, и темноту разрывали лишь яркие вспышки молний.

Айя лежала чуть поодаль. Гвендилена бросилась к ней, но, сколько ни трясла, ни тормошила, тело оставалось бесчувственным, холодным и странно тяжелым. Вспышка молнии осветила ее лицо, и, заглянув в широко распахнутые пустые глаза, Гвендилена невольно отшатнулась. Только сейчас она поняла, что сестра умерла…

И она сама убила ее.

Это было так страшно, что Гвендилена застыла на месте, прижав руки ко рту. Хотелось крикнуть: «Я не хотела! Это произошло случайно… Я не виновата…» — но слова будто застряли в горле. Непоправимость происшедшего сводила на нет все оправдания, превращая их в жалкий, беспомощный лепет.

Что сказать, если Айя больше не встанет, не засмеется, не перекинет через плечо тяжелую косу, перевязанную алой лентой… Не бывать ее свадьбе с Вилердом, и платье, что мать любовно вышивает уже третий месяц, так и останется ненадеванным.

Гвендилена без сил опустилась на холодный сырой песок рядом с телом сестры и разрыдалась, отчаянно и безутешно. Больше всего ей сейчас хотелось умереть, умереть, как Айя…

Плакала она долго, так, что даже слезы иссякли. Как ни странно, от этого она ощутила особенное, горькое облегчение. «Надо что-то делать дальше, — решила Гвендилена, — но вот что именно?»

При одной мысли о том, чтобы вернуться домой, все внутри леденело от ужаса. Как объяснить, что случилось с Айей? И что будет с ней, убийцей родной сестры? Никто не поверит, что это была просто случайность, никто не встанет на ее защиту — даже родная мать! Айю она всегда любила больше, а ее просто терпела, иначе ни за что не согласилась бы отдать в монастырь.

И что будет потом — подумать страшно. Скорее всего, ее просто забьют камнями, как забили в прошлом году дочь соседа, удавившую тайком незаконно прижитого ребенка. Она закопала его в овраге, но собаки притащили крохотное тельце и положили на пороге дома, словно надеясь, что его можно еще возвратить к жизни… А потом рыжую зареванную Кайту привязали к дереву, и каждый, проходя мимо, должен был бросить в нее камень — даже отец с матерью.

Гвендилена уже совсем было впала в отчаяние, но вдруг где-то совсем рядом сквозь шум дождя и завывание ветра послышался чей-то голос:

— Вас было только двое…

От неожиданности она вздрогнула и оглянулась по сторонам. Вокруг по-прежнему никого не было, только Айя лежала чуть поодаль, холодная и неживая. Гвендилена не сразу сообразила, что незнакомый голос звучит у нее в голове, а когда поняла, что это так, испугалась еще больше. Неужели она помешалась в разуме или стала одержимой злыми духами? Там, в Аннуне, их было более чем достаточно!

Она заткнула уши и отчаянно замотала головой, но тихий вкрадчивый голос звучал упорно и настойчиво, твердя о том, что на озере их было только двое, и, раз уж сестре теперь не помочь, совсем не обязательно рассказывать дома, что случилось на самом деле. Главное — никому нельзя говорить ни про венец, ни про то, что она побывала в Аннуне. За такое, пожалуй, и на костре сжечь могут!

Значит, надо говорить правду, но не всю. Айя просто оступилась, упала и разбила себе голову о камень… И больше ничего не было!

А если было — только померещилось.

Гвендилена повторяла эти слова без устали, пока брела домой под дождем, увязая в грязи, оскальзываясь и падая, поднимаясь вновь… И к тому моменту, когда постучалась в дверь родного дома и упала от изнеможения у порога, почти поверила в них сама.