То, что она сказала дальше, оказалось еще огорчительнее.

— Мы с мистером Лорингом обсуждали твое будущее и сошлись на том, что ты должна обеспечивать себя самостоятельно. В конце концов, почему ты вечно должна жить нашими щедротами? Тебе было позволено расти и учиться бок о бок с Эсмеральдой — не самой лучшей компаньонкой ты для нее стала, увы. Эсмеральде скоро предстоит обзаводиться мужем, так что в тебе она более нуждаться не будет. Мы с мистером Лорингом ни на минуту не забываем, что ты принадлежишь нашему роду, и мы не будем бросать тебя посреди дороги. Мы подыщем подходящее место, когда придет время, ибо немыслимо, чтобы кто-то из наших родственников оказался в рабском положении. Так что, гувернантка или компаньонка какой-нибудь дамы — вот все, на что ты можешь рассчитывать. Наш круг знакомств достаточно широк, и мы найдем что-нибудь приемлемое. Правда, это не так просто, как тебе кажется, потому что для нас нежелательно отправить тебя в дом, в который мы сами вхожи. Это может вызвать некоторые пересуды. Твое будущее место будет выбрано со всей тщательностью. А тебе пока следует готовиться к этому. Учиться вдумчиво, трудиться активно, особо следует обратить внимание на рукоделие. Я поговорю с вашей гувернанткой на сей счет. К тому времени, когда Эсмеральда начнет выезжать и выйдет замуж, работа для тебя будет найдена. Теперь я полагаю, ты раскаиваешься в содеянном. Что же пройди через наказание, ты заслуживаешь этого. Иди в свою комнату. Мистер Лоринг поднимется к тебе.

Бедный кузен Уильям! Мне было просто жалко его. Он робко вошел, держа в руках хворостину, которой следовало высечь меня. Занятие это было ему ненавистно. Мне надлежало лечь лицом вниз. Он несколько раз опустил «орудие наказания» мне на спину, да так легко, что я чуть не рассмеялась.

Он смущался и краснел. Потом сказал:

— Надеюсь, это послужит тебе уроком.

Хорошо, что он дал мне хоть какой-то повод для веселья, уж больно мрачными были теперь мои думы о будущем.

В эту ночь как раз и явился мне в очередной раз тяжелый сон, когда, увидев комнату с красным ковром, я проснулась от предчувствия своей гибели.

Прошло несколько лет. Справили мое восемнадцатилетие. День, когда мне предстояло выйти в мир, чтобы зарабатывать свой хлеб, становился все ближе и ближе. Эсмеральда все старалась утешить меня.

— Когда я выйду замуж, Эллен, — говорила она, — ты останешься в моем доме.

Эсмеральде я не завидовала. Это было просто невозможно. Она была такой мягкой, незлобивой, похорошела. Правда, я ничего не могла сделать, когда люди, если видели нас вместе, смотрели прежде всего на меня. Черные волосы, пронзительные голубые глаза, «любопытный», как называл его Филипп, нос — весь облик говорил о моем живом, любознательном характере.

Будущее Эсмеральды было ясным и безмятежным. Примеров кругом было предостаточно: девушки выходили в свет, им подбирали жениха, и вот перед нами уже матрона в окружении малышей. Все это было тщательно спланировано и происходило без сучка без задоринки.

Труднее приходилось тем, кому надо было самостоятельно заботиться о себе. Таким, как я, например.

Были еще два-три досадных случая, когда я своим поведением вызывала недовольство кузины Агаты, но все это даже в подметки не годилось приключению на рынке или пожару во владениях Каррингтонов. Теперь, приезжая за город, мы активно занимались общественными делами. То мы навещали бедные семьи и носили им «деликатесы», по словам кузины Агаты. На самом деле это были просто отвергнутые ею в качестве угощения для своего стола блюда. То мы украшали церковь к первому осеннему празднику урожая. Это бывало уже незадолго до возвращения в Лондон. То посещали благотворительные базары, где всегда открывали собственный прилавок. Всюду мы играли роль помощников самой леди Баунтифул [Баунтифул (Bountiful — англ.) — щедрость.]; на «журфиксах» кузины Агаты мы бесконечно разносили прохладительные напитки и закуски. Обездоленных мы обшивали, в парке гуляли степенно — ни дать ни взять примерные юные девицы. Однако кое-что для меня в жизни, пусть незаметно, но изменилось. Нас с Эсмеральдой начали потихоньку разделять, и тем чаще, чем ближе становился день ее светского дебюта. С родителями она теперь отправлялась в театр, меня же не приглашали. На визиты теперь кузина Агата ездила вместе с дочерью, и меня они в свою «компанию» не брали. Портниха, которая уже много лет работала на всю семью и частенько просто селилась в доме, когда предстояли «серьезные» приемы, теперь обосновалась, кажется, надолго — она занималась новым гардеробом Эсмеральды. А вот в отношении моих нарядов все оставалось по-прежнему — одно платье было весеннее, одно — летнее, одно — зимнее, одно — осеннее. Обнова полагалась мне раз в году.

Я предчувствовала приближение зловещих событий — совсем как в том сне.

Эсмеральда ходила немного растерянная. Без меня ей никуда не хотелось ходить, я же сопровождала ее теперь только на прогулках в парке и на благотворительных мероприятиях.

Каррингтонов в нашей жизни теперь стало чрезмерно много. Это были самые близкие друзья кузины Агаты. Имя леди Эмили упоминалось на дню раз двадцать.

Филипп часто принимал участие в семейных мероприятиях, даже ходил в театр вместе с Эсмеральдой, кузиной Агатой и кузеном Уильямом. Тогда в театре Сент-Джеймса впервые в сезоне давали «Веер леди Уиндермир». Я слышала, что эта пьеса была полна остроумных ремарок, оригинального юмора. Боюсь, что Эсмеральда не смогла оценить всей прелести постановки.

За их отъездом и возвращением я следила из окна. Вечером я перехватила Эсмеральду и велела все подробно рассказать. Она подробно изложила сюжет пьесы, а потом стала говорить о Филиппе, который, оказывается, весь спектакль безудержно хохотал. После театра они были на ужине и все было очень-очень мило, призналась Эсмеральда. Она выглядела даже хорошенькой в своем искристом голубом платье, в голубом бархатном плаще. Я просто мечтала о такой прежде, но еще больше мечтала оказаться в театре и вдоволь посмеяться с Филиппом.

На следующий день мы гуляли в парке вместе с нянькой Грейндж, которая все еще была при нас. Возможно, она останется в доме и после замужества Эсмеральды, чтобы нянчить ее детей. Кузина Агата считала, что старых нянек следует подольше держать в семье, всегда будет на кого положиться. К тому же во всех приличных домах именно так поступают.

Теперь, когда мы повзрослели, Грейндж всегда держалась лишь «безукоризненных» мест в парке, строя при этом наблюдая за окружающими. Стоило какому-нибудь мужчине только приблизиться, она со всех ног неслась грудью вставать на нашу защиту. Меня это умиляло и смешило.

На той прогулке мы встретили Филиппа. Он зашагал рядом с нами. Это не возбранялось, его персона не пугала няньку Грейндж. В конце концов, он был Каррингтон.

Филипп с укором поинтересовался, почему вчера меня не было в театре.

— Никто не приглашал меня, — ответила я.

— Ты хочешь сказать, что… — Он запнулся, посмотрел на меня:

— Нет! Не может быть!

— Да вот может. Неужели ты не знаешь, что я всего лишь бедная родственница?

— Ой, перестань, Эллен, — заныла Эсмеральда, — не могу слышать, когда ты так говоришь.

— Можешь, моя дорогая, или нет, не важно, главное, что я говорю то, что есть на самом деле.

— Когда мои родители пришлют вам ответное приглашение, я буду настаивать, чтобы ты была в театре непременно, — пообещал Филипп.

— Это очень мило с твоей стороны, — сказала я, — но я не хочу бывать там, где мое присутствие нежелательно кому-либо.

— Дура! — шутливо прошипел Филипп, толкнув меня при этом, совсем как в детстве. Я немного приободрилась: хоть Филипп не признает во мне несчастной сиротки.

Скоро дом занялся приготовлением к большому балу. Раздвижные двери трех нижних гостиных предстояло снять, чтобы почти весь этаж превратить в просторный большой зал. Бал этот имел особое значение — ему предстояло стать светским дебютом Эсмеральды. По этому случаю ей шили потрясающее платье из голубого шелка и кружев. Портниха Тилли Парсонс предполагала, что на работу уйдет не меньше недели. «Боже правый, все эти сборки и рюши…» — бормотала она.

Мне было позволено появиться на балу, поэтому тоже понадобилось выходное платье. Я мечтала о наряде из шифона глубокого синего цвета, который подчеркивал бы яркость моих глаз. Я так и представляла себя фланирующей по просторному залу, мечтала, что единодушно буду признана королевой бала. Эсмеральда есть Эсмеральда, она не обиделась бы. Всегда благожелательная и добродушная, она неуютно себя чувствовала, когда привлекала всеобщее внимание.

Меня вызвала кузина Агата. Можно было догадаться, в чем дело. В конце концов, восемнадцать мне уже исполнилось, и угроза, висевшая надо мной все детство и отрочество, стало реальной.

— О Эллен, ты можешь присесть.

Я настороженно села.

— Ты, конечно, понимаешь, что достигла возраста, когда тебя можно выпускать в мир. Должна признаться, что я делала все возможное, чтобы подыскать для тебя место, и вот наконец мои труды вознаграждены. Я нашла подходящий вариант.

Мое сердце забилось тревожно.

— Миссис Оман Лемминг… Достопочтенная миссис Оман Лемминг… через полгода в ее доме освобождается место гувернантки. Я уже имела с ней один разговор о тебе, но она хочет познакомиться с тобой лично, чтобы выяснить, насколько подходящей будет твоя кандидатура.

— Миссис Оман Лемминг… — выдавила я.

— Достопочтенная миссис Оман Лемминг, — поправила кузина, — она дочь лорда Пиллингзворта. Мы знакомы многие годы. Однако смущает меня то, что мы в ее доме частенько бываем. Это очень щекотливый вопрос. Тебе следует быть благоразумной и осмотрительной и ни в коем случае не появляться, если мы прибудем с визитом. Миссис Оман Лемминг проявила такую деликатность в связи с этим, ну, она наш старинный друг. Я просила ее навестить меня, чтобы выпить чаю, и она собирается сделать это на следующей неделе. У нас ей представится прекрасная возможность взглянуть на тебя. И я умоляю, Эллен, внимательнейшим образом отнесись к ее визиту. Если ты чем-нибудь не угодишь ей, то устроить тебя будет крайне сложно. Такие места на дороге не валяются.

Я просто онемела. Если честно, я не думала, что все так просто и быстро кончится. Мой дурацкий оптимизм не позволял мне раньше верить в такое. Но вот, пожалуйста! Вот она, моя судьба. Через шесть месяцев — конец.

Кузина Агата, которая безусловно ждала от меня бурной благодарности, наконец вздохнула и пожала плечами.

— Не хочу, чтобы ты ходила в обносках, поэтому я обдумала вопрос о твоем выходном платье. Ткань я уже подобрала. Черный цвет очень практичен, и Тилли Парсонс сошьет тебе что-нибудь «вне моды», чтобы наряд этот послужил тебе не один год. Я не могу допустить, чтобы ты осталась совсем без гардероба.

Я уже знала, что это будет за платье — для женщины без возраста. Такое, чтобы дожило до моих зрелых лет. Я расстроилась.

А встретившись с достопочтенной миссис Оман Лемминг, я поняла, что подтверждаются мои худшие опасения.

Она, как и кузина Агата, была женщиной крупной; в шляпе с перьями и в длинных узких лайковых перчатках. На ее мощной холмообразной груди сияла тяжелая золотая цепь, на блузке сверкала огромная брошь. По духу она также явно была близка кузине Агате, и сердце мое упало.

— Это и есть моя воспитанница Эллен Келлевэй, — пропела кузина.

Достопочтенная миссис Оман Лемминг подняла лорнет и принялась пристально изучать меня. Не думаю, что она пришла в восторг от увиденного.

— Она очень молода, — наконец произнесла гостья, — но, возможно, это к недостаткам не относится.

— Молодые ведь более податливы в руках, Летти, — сказала кузина Агата, и меня прямо резануло несоответствие этого имени и такой дамы.

— Ты права, Агата. А как она управляется с детьми?

— Должна сознаться, что у нее небольшой опыт общения с ними, но зато росла и училась она наравне с Эсмеральдой.

Достопочтенная миссис Оман Лемминг закачала головой, будто какая-то всевидящая жрица. Я успела заметить, что глаза ее слишком близко сидели от носа, что рот, пока она рассматривала меня, был сжат в тонкую жесткую линию. Внешне она мне сразу не понравилась, а уж мысль о том, что предстоит войти в ее дом, стать в какой-то степени предметом обихода, угнетала донельзя.

Тут она вновь повернулась ко мне.

— Итак, в доме четверо детей. Хестер, она старшая, ей четырнадцать лет, Клэрибель — одиннадцать, Джеймсу — восемь, Генри — четыре. Джеймс скоро будет отправлен в школу, в свое время последует за ним и Генри. В доме останутся девочки, и вашей обязанностью — если я все же найму вас — будет обучать их.

— Я уверена, — вступила кузина Агата, — ты не заметишь у Эллен недостатка в знаниях. Наша гувернантка уверяет, что для своего возраста она необыкновенно образована.

Первый раз в жизни я услышала похвалу из уст кузины! Впрочем, это говорило о том, как страстно она мечтала избавиться от меня.

Сговорились на том, что через пять месяцев, за месяц до отъезда прежней гувернантки, я буду принята в дом, чтобы заранее получить от нее необходимые инструкции и консультации. Не могу передать, как я была подавлена.

В парке на прогулке мы опять столкнулись с Филиппом. Встречи эти стали уже привычными. Втроем мы шли вперед, обогнав няньку Грейндж.

— Ты сегодня как хмурая туча, — сказал Филипп.

Я вдруг почувствовала, как трудно мне говорить, так что первой начала Эсмеральда:

— Это все проклятое гувернерство…

— Что?.. — воскликнул Филипп.

— О да, ты ведь ничего не знаешь. Мама подыскала для Эллен место. В доме достопочтенной миссис Оман Лемминг.

— Место? — Филипп оцепенело смотрел на меня.

— Ты ведь всегда прекрасно знал, что когда-нибудь мне придется выметаться отсюда. Пора зарабатывать на жизнь. И так я уже зажилась за чужой счет. Это пожизненное право только настоящих членов Семьи.

— Ты… в гувернантки! — рассмеялся наконец Филипп.

— Я вижу, тебе это понравилось, — резко сказала я.

— Представляю, как ты будешь учить деток! Нет, я умру со смеху.

— Что же, умирай. А вот мне что-то смеяться не хочется.

— Эллен все-таки думает, может, что-нибудь еще подвернется, — сказала Эсмеральда, — и я на это надеюсь.

— Может, и подвернется, — согласилась я. — Если уж быть мне гувернанткой, то я сама лучше найду себе работу, чем идти в дом к такой вот миссис Оман Лемминг, вот что я вам скажу.

— Вдруг только хуже будет? — засомневалась Эсмеральда. — Ты помнишь старую мисс Хэррон и ее компаньонку?

— Помню, только не уверена, что достопочтенная Оман Лемминг лучше.

— Не переживай, — сказал Филипп, беря меня под руку, — я буду навещать тебя.

— Ты такой добрый, Филипп, — тихо сказала Эсмеральда.

— Да вы все забудете обо мне! — сердито воскликнула я.

Филипп не ответил, но руку мою все не отпускал.

Меня стало беспокоить то, с какой скоростью полетели дни. Обсудили мы с Тилли Парсонс мое выходное платье, если его можно назвать таким. Черное, из тяжелого бархата, с воротом, из-за которого я поцапалась с портнихой. Я хотела фасон с низко вырезанным воротом, а это совершенно не совпадало с указаниями кузины Агаты. В конце концов удалось уломать Тилли, чтобы она заузила талию и сделала вырез поглубже, но как же старило меня это платье! Права была кузина Агата, когда говорила, что такой наряд может прослужить лет двадцать и всегда будет выглядеть «модным».

Нянька Грейндж грустила. Пришла пора ей расставаться со своими воспитанницами. Людям ее занятий всегда суждено переживать это. Приходишь в дом к малюткам, нянчишь их, пестуешь, а они вырастают, жаловалась она.

— Ну, няня, — утешала я ее, — не могут же люди всю жизнь оставаться маленькими, чтобы только у тебя было любимое дело.

— Да просто грустно, — отвечала она, — годы идут, Вот, правда, когда мисс Эсмеральда обзаведется детьми, они попадут в мои руки. А это время, насколько я понимаю, уже не за горами. Бедняжка мисс Эсмеральда, ей обязательно понадобится помощница.

А вот Рози поделилась со мной слухами, которые принес ее жених-кучер.

— Ну, говорят, и у нас, и у них вовсю идут серьезные разговоры. Свадьбу они затевают. Все твердят, что молодежь нынче так торопится, так торопится… Мы с моим Хэрри обсмеялись. «Торопится»! Наша мисс Эсмеральда, например, даже не подозревает, что ей есть куда торопиться.

— Ты хочешь сказать, что Эсмеральду хотят выдать замуж?

— За Филиппа, — прошептала Рози. — Конечно, хозяйка предпочла бы в качестве жениха того, другого.

— Ты говоришь о старшем брате?

— Вот-вот. Об этом Ролло.

— А почему бы им и не попытаться?

Тут Рози поджала губы, всем своим видом давая понять, что знает о чем-то таком, что страстно желает сообщить мне, но не решается сразу. Я прикинула, что, пожалуй, понадобятся долгие уговоры, чтобы «расколоть» ее, однако в конце концов усилия мои были вознаграждены.

— В общем, дело было около года назад… Все держится в страшном секрете — фамильная тайна. В обществе никто не знает.

— Да о чем, Рози, о чем?

— Свадьба. Тайком обвенчались. Разговоров было очень много, но все за закрытыми дверями. А я тебе скажу, двери в особняке на Парк-Лейн — лубовые да тяжелые.

Я сочувственно покивала.

— Но ты случайно узнала…

— Да, кое-что просочилось. Они сбежали вместе, девицу он вроде как похитил и все такое… родственники остались крайне недовольны. Своих мистеру Ролло удалось уговорить, что, мол, теперь все в порядке. Вроде уладилось. Но ее ни разу не видели. Вот это-то и странно. Просто будто мистер Ролло с женой были за границей… Сначала это казалось забавным — никто не видел ее в доме. Но потом-то мы узнали, в чем дело…

— Так что, Рози?

— Неладно что-то с этой женитьбой. Страшную ошибку сделал мистер Ролло. А она где-то ведь живет, вот только в доме мужа не появляется.

— Но они все еще муж и жена?

— Конечно, а как же. Вот поэтому мисс Эсмеральде только молодой мистер Филипп и достанется.

Я много думала об этом Ролло. Уверенность в его неординарности, в том, что обычная жизнь, не под стать ему, похоже, подтверждалась.

Прошло еще около недели. Предстоящий поход в театр, который теперь устраивали Каррингтоны, радовал меня, ведь я оказалась в числе приглашенных. Филипп сдержал свое слово. А вот кузина Агата была просто вне себя.

— Не понимаю, почему леди Эмили решила включить Эллен в список, — услышала я ее слова, — совсем это не ко времени, учитывая, что скоро ей придется уже не жить в нашей среде, а работать. Это может вызвать пересуды в обществе. Не знаю, может, даже стоит поговорить с леди Эмили…

Как же она была ненавистна мне в эти минуты, больше, чем когда-либо. Будущее все сильнее страшило меня. Я старалась не думать об этом, но мое умение отбрасывать все неприятное и верить только в хорошее стало изменять мне.

Пьеса тоже принадлежала Оскару Уайльду — «Незаметная женщина». Спектакль давал Хэймаркет-театр. Искусство мистера Тре восхитило меня, и в перерывах между действиями мы с Филиппом и мистером Карринтгоном живо обсуждали представление.

Я заметила на себе крайне недовольные взгляды кузины Агаты, что совершенно меня не смутило. Я полностью предалась собственным восторгам. Ролло — таинственной личности — не было, а Эсмеральда, сидевшая по другую сторону от Филиппа, говорила очень мало.