Элеанора наслаждалась обожанием мужа и любовью дядюшки, к которому она проникалась все большим уважением. Она была очень довольна выпавшей на ее долю удачей. А ведь все произошло благодаря мудрости и ловкости Ромео де Вильнева (ну и, разумеется, ее собственной). Элеанора поддерживала тесные связи со своим семейством, и Ромео тоже писал ей довольно часто. Дядя и племянница вместе прочитывали эти послания, и больше всего на свете королева желала сделать как можно больше хорошего для своих сородичей, а следовательно — не только для Прованса, но и для Савойи, которой владели ее честолюбивые дядья.
Рядом с любящим мужем и заботливым дядей Элеанора чувствовала себя самым обожаемым существом на свете. Часто случалось, что, когда Элеанора и Генрих бывали вместе, к ним присоединялся Гийом. Они обсуждали государственные дела — дядя Гийом принимал их так близко к сердцу. Он даже высказывал некоторые суждения, к которым Генрих внимательно, даже почтительно, прислушивался.
Спустя несколько месяцев в Англию стали приезжать друзья и родственники королевы из Прованса и Савойи. Элеанора была им так рада — и поэтому Генрих тоже был им рад; а когда она просила дать им должности при дворе — разве мог он обидеть ее отказом?
Только одна тень омрачала их счастье: Элеаноре никак не удавалось забеременеть.
— Вы еще совсем дитя, любовь моя, — утешал жену Генрих. — Из-за вашего ума мы забываем о вашем возрасте, но вы слишком юны. Не будем роптать. Со временем все уладится. Клянусь, у нас с вами будут самые чудесные на свете сыновья и дочери. Непременно… если только они будут похожи на вас.
При дворе считали, что подобное страстное обожание выглядит просто глупо. Кое-кто не преминул этим воспользоваться, в частности Симон де Монфор, граф Лестер. Монфор решил обосноваться в Англии, так как король позволил ему вступить во владение землями, доставшимися ему от отца; да и титул графа Лестера имел куда больший вес в Англии, чем во Франции. Дважды Симон пытался жениться, оба раза на вдовах средних лет — графинях Болонской и Фландрской, но и в том и в другом случае король Французский разбил в пух и прах его надежды. Генрих же был к Симону добр; под влиянием своей жены Генрих проникался все большей симпатией к иностранцам, особенно к тем, кто имел счастье понравиться Элеаноре. Симон же с точки зрения англичан, не желавших делить влияние с приезжими честолюбцами, был чужаком.
В последнее время графа Лестера одолевали весьма дерзкие помыслы, при одной мысли о которых его темные навыкате глаза начинали посверкивать. Вряд ли этот план будет легко осуществить… Но сестра короля принцесса Элеанора так решительна — если ей взбрело что-либо в голову, ничто не способно остановить ее. Мечта пока казалась несбыточной, но кто с уверенностью может сказать, что возможно, а что нет? Между тем не мешало подружиться с Гийомом де Валансом и дать ему понять, что граф Лестер может быть хорошим союзником. Епископ скорее поможет Монфору, нежели английская знать.
Гийом де Валанс уже обзавелся сторонниками в Англии, однако его амбиции явно заходили слишком далеко. Поползли слухи. «Что происходит при дворе? — спрашивали друг друга англичане. — Правда ли, что Гийом де Валанс втайне собирает своих приспешников? Неужели эти чужеземцы хотят править нашей страной? Это все из-за королевы. Чужаков привела она. Король пустил их, желая угодить женушке, а они превратили Генриха в марионетку».
Когда королева выезжала на улицы города, ее встречали лишь мрачные, угрюмые лица. Однажды кто-то осмелился крикнуть:
— Уезжай домой! Нам тут иностранцы не нужны!
Для Элеаноры это было ударом. Она считала, что подданные восхищаются своей королевой.
Короля в тот момент с ней не было, и она прибежала к нему вся в слезах.
— Должно быть, это крикнул сумасшедший, — утешал он ее. — Люди, находящиеся в здравом рассудке, должны обожать вас.
— Дело не только в этом выкрике. Они так смотрели… словно ненавидят меня.
— О, народ так переменчив в своих симпатиях. То кричат «Осанна!», то — «Распни его!».
— Я не хочу, чтобы меня распяли. Я хочу, чтобы они меня любили.
— Я прикажу им, — ответил потерявший от любви голову муж.
Но не все было так просто.
Ричард попросил брата об аудиенции. Он заявил, что желает переговорить с королем с глазу на глаз.
— Вы не замечаете этого, Генрих, — начал Ричард, — но в стране ширится недовольство. Уже несколько баронов говорили мне об этом. Им не нравится то, что происходит.
— Я не понимаю, о чем идет речь, — холодно ответил король.
— Именно поэтому те, кто желает вам добра, должны открыть вам глаза. Если вы не перестанете привечать иностранцев, бароны взбунтуются. Начнется то же, что с нашим отцом.
— Я подобного не допущу.
— Боюсь, это случится помимо вашей воли. Бароны ведут переговоры между собой. Они толкуют о «Великой Хартии Вольностей», а вам известно, что это означает. Ходят слухи, что Гийом де Валанс тайно сформировал совет из чужеземцев и что эти люди — ваши ближайшие советники.
Генрих побледнел. Действительно, он обсуждал положение дел в государстве с Гийомом и теми его друзьями, к которым испытывал симпатию. Король теперь почти перестал встречаться с Хьюбертом де Бургом и с другими влиятельными графами и баронами. Он знал, что Эдмунд, архиепископ Кентерберийский им недоволен, а Генрих всегда опасался конфликтов с церковью. Он вдруг сообразил, что Ричард может встать во главе недовольных баронов. Судьба короля Джона свидетельствовала, что знать ни перед чем не остановится, если захочет избавиться от неугодного короля. А Ричард ладит с баронами и охотно их поддержит, если они вздумают снять корону с головы одного брата и поместить ее на голову другого.
Кажется, Генрих наделал глупостей. Наслаждался счастьем с восхитительной Элеанорой, стал привечать ее друзей и родичей и в конце концов сошелся с ними теснее, чем с английскими баронами. Новые друзья — прекрасные собеседники, любят музыку и поэзию. Неужели все это было для них всего лишь средством, чтобы добиться постов и привилегий? Стоит ли удивляться, что лорды недовольны?
Ричард продолжил:
— Они облепили вас как мухи, брат мой, а англичане никогда не позволят чужакам править Англией.
— Во времена нашего отца бароны думали иначе. Разве не они позвали французского короля править страной?
— Генрих, взгляните правде в глаза. Такого короля, как наш отец, Англия не видывала. Он совершил все глупости и преступления, какие только можно вообразить. Бароны были готовы на все, лишь бы от него избавиться. Но как только на престол взошли вы, иностранцам указали на дверь.
— Они ушли по собственной воле.
— Да, потому что поняли — у них нет другого выхода. Англичане никогда не смирятся с засильем чужаков. А если вы будете настаивать, они поступят с вами так же, как поступили с нашим отцом.
— Я не желаю, чтобы люди постоянно поминали нашего отца.
— Его пример — урок любому королю… как не следует себя вести. Генрих, я на вашей стороне, но я обязан предупредить вас. Зреет недовольство… Могут начаться беспорядки. Более того, кое-где они уже начались.
— Что же я должен делать?
— Избавьтесь от Гийома Валансского.
— Но он дядя королевы. Она его так сильно любит! — Надеюсь, вас она любит сильнее. Присутствие при дворе Гийома де Валанса может стоить вам короны.
— Поосторожней со словами!
— Я говорю это ради вашего же блага, брат мой, — пожал плечами Ричард. — Вы не желаете прислушаться к моим словам. Что ж. Я должен был исполнить свой долг. Сами увидите, чем все может кончиться. Через каких-нибудь несколько недель…
— Не верю!
— Я вижу, что не верите. Вы не замечаете угрюмых лиц ваших подданных… роптания… Но предупреждаю вас, Генрих, бароны готовятся к решительным действиям.
Ричард повернулся и пошел было прочь, но тут король остановил его.
Братья пристально поглядели друг другу в глаза, и Ричард медленно произнес:
— Избавьтесь от Гийома де Валанса. Иначе начнется война, как при нашем отце… война между короной и баронами. Больше мне нечего сказать.
Генрих шагал взад-вперед по комнате. Что же делать? В глубине души он знал, что Ричард прав. Зреет недовольство. Короля и раньше предупреждали. Хьюберт намекал на то же самое, но Хьюберт теперь никогда не высказывается откровенно. После перенесенных гонений он больше не доверяет королю. Генрих представил себе, что говорят о нем в народе, как замышляют недоброе бароны.
Неужели придется сказать Элеаноре, что ее дядя должен уехать? Она расплачется и начнет умолять мужа изменить решение, а он не сможет противиться ее слезам.
Спасло Генриха появление самого Гийома.
Он встревожен. До него докатились слухи. Он знает, что кое-кто из баронов хочет упрятать его в тюрьму.
— Я никогда этого не допущу! — воскликнул Генрих.
— Знаю, но они все равно могут попытаться это сделать.
— Как вы намерены поступить?
— Мне следует уехать в Савойю. Мой дорогой племянник, не пытайтесь разубедить меня. Это единственный выход.
— Элеанора придет в отчаяние.
— Мое милое дитя! Пойдемте в ее покои. Я хотел бы переговорить с вами обоими.
Они отправились в покои королевы. Когда Элеанора услышала о решении дяди, она бросилась ему в объятия.
— Дитя мое, — стал утешать ее Гийом, — не горюйте. Боюсь, мое пребывание здесь становится опасным. Я должен отбыть незамедлительно… Я уеду тайно… возможно, даже без свиты. Но обещаю вам: я скоро вернусь.
— О, Генрих, — воскликнула Элеанора. — Что же мы будем делать без нашего дорогого дядюшки?
— Но у меня есть вы, а у вас — я, — ответствовал король.
— Ах, дети мои, это-то меня и радует. Я уезжаю… но я скоро вернусь. Возможно, у Генриха появится возможность дать мне какой-нибудь высокий церковный пост, и это будет хорошим предлогом для моего возвращения ко двору. Я страстно желаю вернуться. Но на время мы должны проститься.
Гийом обнял супругов и быстро вышел.
Спустя несколько дней разнеслась весть (доставившая многим большое удовольствие), что Гийом де Валанс убрался из страны. Однако радостное известие было несколько омрачено тем, что, как оказалось, Гийом прихватил с собой все сокровища, накопленные им со дня прибытия в Англию.
Это было предупреждение. Ни Генрих, ни Элеанора не заговаривали на тревожную тему, но каждый думал о случившемся. Генрих привечал родственников и друзей Элеаноры, и это не могло ее не радовать. Но остальным эта дружба почему-то была не по нраву, а Элеанора уже достаточно узнала об Англии, чтобы понимать: король не может настраивать против себя собственных придворных.
Чтобы не думать о неприятном, супруги охотно занялись некой проблемой чисто семейного свойства.
Симон де Монфор посватался к королевской сестре.
— В жизни не слышал подобной глупости, — заявил жене Генрих. — Неужели этот тип столь высокого мнения о себе, что воображает, будто породнится с королевской фамилией! Признаться, меня возмутила такая наглость.
Элеанора задумалась. Она попыталась поставить себя на место золовки. Ей, бедняжке, нелегко. Брак сестры короля Англии с простым графом никто бы не назвал блестящим, и сама Элеанора на такую партию ни за что бы не согласилась. Ну а если бы очень этого хотела? Тогда непременно добилась бы своего. А ведь принцесса обладает характером не менее решительным, чем ее венценосная тезка.
— О чем вы так глубоко задумались, любимая? — поинтересовался король.
— Мне думается, что она выйдет за него замуж, не заботясь о вашем благословении.
— Не посмеет.
— Элеанора — женщина, способная на многое. Однажды она уже вышла замуж в интересах государства, будучи совсем ребенком. Мне кажется, сейчас она желает выйти замуж согласно собственному желанию. И достаточно только посмотреть на них, когда они вместе, чтобы понять: Симон де Монфор — избранник ее сердца.
— Вы высокого мнения о моей сестре.
— Просто я хорошо ее понимаю.
— За время своего вдовства она действительно превратилась в настоящую взрослую женщину. Моя маленькая королева как всегда права.
— Да, и ваша маленькая королева полагает, что для вас, может быть, будет разумнее согласиться на этот брак.
— Элеанора! Дорогая моя!
— Симон де Монфор — человек, с которым нельзя не считаться, это видно с первого взгляда. Уверена, его лучше иметь среди друзей, а не среди врагов.
— Что же вы предлагаете? Я должен дать согласие на их брак?
Она кивнула.
— Внутренний голос подсказывает мне, что они могут обойтись и без вашего согласия.
— Но они не посмеют!
— Повторяю вам: Элеанора способна на безрассудные поступки, как, впрочем, и граф Лестер. У нас с вами слишком много врагов. Не будет ли лучше, милорд, переманить кое-кого на нашу сторону?
— Любовь моя, против этого брака многие будут решительно возражать. Де Монфора не любят — ведь он иностранец. Англичане — островной народ. Они полагают, что родиться англичанином — благословение Судьбы. Если человек, которого они считают чужеземцем, женится на сестре короля, уверяю вас, у нас будут огромные неприятности.
— Если они не поженятся, у нас тоже будут неприятности.
— Видите, — сказал Генрих, любовно глядя на жену, — как хлопотно — быть королем.
Элеанора обвила его руками за шею.
— Но вы отлично с этим справляетесь, Генрих… а я с удовольствием вам помогаю.
Он нежно поцеловал ее. Как он меня любит, подумала Элеанора. И как же легко очаровывать его, управлять им. Генрих всегда был лишен любви, поэтому даже малое ее проявление трогало его, особенно если оно исходило от Элеаноры.
— Генрих, у меня есть план, — сказала она. — Пошлите за вашей сестрой и сообщите ей, что она может выйти замуж.
— Если я так поступлю, это рассердит некоторых английских баронов. Да и мой брат Ричард вряд ли одобрит подобный поступок.
— Вы же король. Хорошо, пусть это произойдет тайно. И тогда Симон де Монфор станет навеки вашим преданным другом.
— Что за мудрое маленькое создание моя женушка!
— Вы меня дразните.
— Вовсе нет. Я абсолютно серьезен.
— Тогда докажите это — воспользуйтесь моим советом.
— Клянусь святыми, я так и сделаю.
— Святые на вашей стороне, что бы вы ни делали; а Симон де Монфор (я убеждена в этом) — человек, с которым следует считаться.
Король взял ее под руку, и супруги подошли к окну.
— Понимаете ли вы, как чудесно ощущать вас рядом с собой, вот так? Ни один король не был столь доволен своим браком, как я.
— Только одного нам недостает… сына.
— Всему свое время. Вот увидите, все будет в порядке.
— Я верю вам, — горячо ответила Элеанора.
Холодным январским днем в королевской часовне в Вестминстере состоялось бракосочетание Симона де Монфора с сестрой короля. Хотя церемония проходила в обстановке строжайшей секретности, король собственноручно передал невесту жениху. Тем не менее его одолевали мрачные предчувствия. А счастливые молодожены лучились от счастья и, как и предсказывала королева, поклялись королю в вечной преданности.
Когда Генрих и Элеанора остались одни, она взяла его руки в свои и поцеловала. Новобрачные — очаровательная пара. Разве могли король с королевой, будучи сами так счастливы, отказать этим двоим в обретении друг друга? Теперь принцесса Элеанора и ее супруг Симон де Монфор будут благодарны им до конца своих дней.
— Если только они не пожалеют когда-нибудь о своем браке, — заметил Генрих.
— Когда люди так любят друг друга, им не приходит в голову сожалеть о браке, — строго ответила Элеанора.
Она восхищала его. Король никогда не думал, что семейное счастье может быть таким безоблачным. Он часто с сожалением думал о бедном Ричарде, связанном по рукам и ногам своей стареющей женой, которую он посещал крайне редко. С того самого дня, когда очаровательная маленькая королева прибыла в Англию, Генрих перестал завидовать Ричарду. А вот Ричард с тех пор стал зариться не только на корону старшего брата, но и на его жену.
Как замечательно все складывается, размышлял про себя Генрих. Того же мнения придерживалась и королева, ибо с течением времени становилось все очевиднее, что муж исполнит любое ее желание.
Через два месяца после тайной брачной церемонии в соляриум, где Элеанора сидела со своими прованскими фрейлинами, вошел слуга и сообщил, что к королеве явился посетитель.
— Кто это? — последовал вопрос.
— Он просил не сообщать его имени, миледи.
Королева была озадачена.
— Где он?
— Он ожидает в караульном помещении, миледи. Он просил сначала доложить вам, а потом королю.
— А где король?
— Его величество в королевской часовне с графом Корнуэлльским и графом Честером, миледи.
Королева кивнула и заявила, что немедленно повидает загадочного посетителя.
В караульной ей навстречу двинулась фигура в глубоко надвинутом капюшоне и заключила девушку в объятия.
— Дядя Гийом! — воскликнула Элеанора.
— Да. Как видите, я вернулся.
— Вот и чудесно. Когда вы прибыли?
— Только что. И пришел прямо сюда.
— Без предупреждения! Следовало дать нам знать.
— Я решил сначала разведать обстановку. Если вы помните, я покинул Англию не по своей воле.
— Эти бароны такие глупые… ревнивые… всегда трясутся, что кто-то, кто умнее их, отнимет то, что принадлежит им. На этот раз, дядя, вы никуда больше не уедете.
— Может, и хорошо, что я тогда уехал, — сказал епископ Валансский, и улыбнулся про себя. Отлучку он использовал самым эффективным образом. Все его сокровища в безопасном и надежном месте; а если он смог столько накопить за какой-то год, то сколько же на этой земле осталось богатств, которые только и ждут, чтобы их забрали.
— Теперь вы снова здесь, дорогой дядя, мы с Генрихом будем счастливы оказать вам самый теплый прием.
— Вы полагаете, Генрих будет рад меня видеть?
— Если я рада, то и он тоже будет рад.
— О, все осталось по-прежнему?
— Естественно, так будет всегда.
— Моя умненькая племянница!
— Надеюсь, дорогой дядюшка, вы больше от нас никуда не убежите.
— Я постараюсь укрепить свои позиции, и лучший способ этого достичь — высокий государственный пост… конечно, церковный, раз уж я пошел по этой стезе.
Элеанора молчала. Она знала, что сумеет уговорить Генриха, но в то же время понимала всю сложность ситуации — ведь против дяди Гийома могущественные лорды.
— Я объясню, почему вернулся. Я слышал, что Питер де Рош, епископ Винчестерский, болен и вряд ли долго протянет. Епархия скоро освободится. Я хочу убедить Генриха дать ее мне.
— Епископство Винчестерское! Это один из самых важных постов в государстве! Почти как Кентерберийский диоцез.
— Знаю, моя дорогая. Именно потому я и хочу его получить.
— Вы просите слишком о многом, дядя.
— Но я возлагаю большие надежды на вашу помощь. Я знаю, вы сделаете это для меня. Дорогая, ваше замужество принесло нам, вашим родным, столько радости. Почему бы не продолжать в том же духе? Когда я получу пост епископа Винчестерского, сюда приедет ваш дядя Томас. Уверен, мы и для него подыщем подходящее местечко, правда?
— Правда, — подтвердила Элеанора. До чего же сладостно было ощущать себя столь важной персоной!
Генриха обрадовало возвращение дяди Гийома.
— Хоть я и не горю желанием объявлять во всеуслышание о вашем приезде, но это вовсе не означает, что я вам не рад, — сказал король. — Я был бы крайне удручен, если бы вам пришлось вновь столкнуться с негостеприимством нашей знати.
У него самые лучшие племянник и племянница на свете, ответствовал на это дядя Гийом, и он уверен, что жестокость, проявленная по отношению к нему, ранила их не меньше, чем его самого.
Епископ подтвердил, что сохранить его приезд в тайне — решение мудрое, и проживал в Англии без огласки вплоть до июня, когда Питер де Рош отошел в мир иной.