Джейн Плейди

Опрометчивость королевы

Бракосочетание в Брунсвике

Двор в Брунсвике готовился торжественно отметить бракосочетание принцессы Шарлотты Георгины Августы с принцем Фредериком Уильямом Вюртембергским. В свои шестнадцать лет принцесса была готова к замужеству, потому что жизнь при брунсвикском дворе отличалась свободой и легкомыслием; ни она, ни ее сестра, Каролина Амалия Елизавета, никогда не страдали от строгостей, обязательных при большинстве королевских дворов. Девушки росли без присмотра, общались со слугами и простонародьем и успели узнать все таинства замужней жизни.

В комнате для занятий принцесса Каролина думала о свадьбе своей сестры, гадая, когда наступит ее собственный черед, и изводя гувернантку, баронессу де Бодэ, вопросами.

— Ах, баронесса, — спрашивала она, — как вы думаете, кого выберут для меня?

— Вы же знаете, Ваше Высочество, что до вашего замужества пройдет еще несколько лет.

— Несколько лет? — переспросила Каролина. — Но скажите, почему? Ведь Шарлотта выходит замуж в шестнадцать, почему же я не могу?

— Принцесса Шарлотта старше вас на два года.

— На два года? Ну, что такое два года? — Каролина смотрела на гувернантку, нахмурив брови. — Надо сказать вам, госпожа баронесса, что опыта мне не занимать.

Баронесса задохнулась от ужаса, а Каролина рассмеялась. «Она нарочно пытается меня шокировать, — думала баронесса. — Конечно, она невинная девушка. Или нет? Ох, уж эта семья! Они все такие странные. Просто удивительно… А когда я думаю о ее братьях…»

Каролина наблюдала за гувернанткой, догадываясь о ее мыслях. Откинув назад длинные пышные волосы, ниспадающие на плечи, принцесса слегка приподняла брови, она была красива и хорошо сложена.

«Слишком много у нее свободы, — подумала баронесса. — У них у всех слишком много свободы».

— Прошу вас, — заметила баронесса, — не допускайте вольностей в разговоре.

— Но я хочу быть свободной. Почему я должна чувствовать себя, как узница в заточении? Я никогда не расстанусь со свободой. И стану делать, что захочу, а когда у меня будет муж — через два года, ведь раз он есть у Шарлотты, то будет и у меня, уж я сделаю так, чтобы он это понимал.

— Вам совершенно не подобает говорить подобные вещи.

— С вами я откровенна, разве это плохо?

— Плохо то, что вы говорите. Вам следует больше молиться.

Лицо Каролины исказила гримаса.

— Признайтесь, баронесса, у каждого есть право на собственное мнение. Никогда я не буду чьей-то куклой. Если бы я всему бездумно верила, то была бы подобна бесплодному полю без единого зеленого злака. Вы сами разве всегда делали только то, что от вас ждали другие? И всегда были такой примерной?

— Ну, конечно, нет. Боюсь, что часто я поступала дурно.

— Почему?

— Трудный вопрос, Ваше Высочество. Наверное, сокрытое во мне зло инстинктивно вынуждало меня совершать недостойные поступки.

— Как же вы мирились с этим?

— Я не в силах преодолеть зло, которое во мне.

Принцесса расхохоталась.

— Да вы подобны куску глины, мадам. Это так просто… Обычный кусок глины, и не нужно ссылаться на свое злое начало, просто вы позволили лепить из себя все, что угодно.

— Не надо думать, что добро и зло, сокрытые у нас в душе, вовсе не зависят от нас самих.

— Но вы только что сказали, баронесса, что не в силах удержаться от дурных поступков. И это — правда. Мы все испорчены… очень испорчены. Так уж мы созданы. — Она ехидно улыбнулась. — Итак, баронесса, бесполезно отчитывать меня за проступки, которых я не могу не совершать. Увы, ничего не могу с собой поделать. Такой уж я уродилась.

— Вы опять говорите лишнее.

— Безусловно, — согласилась Каролина. — Разве я не стараюсь всегда сделать и одно, и другое, и третье? Но признайтесь, баронесса, лучше сделать лишнее, чем чего-то не доделать?

— Вы намерены спорить.

— А разве есть занятие лучше? В споре оттачивается ум. Кстати, с чего все началось? Просто я сказала, что скоро моя очередь выйти замуж.

— Ваше Высочество!

— В этом мире ни в чем нельзя быть уверенной. Однако лично я уверена… во многом. Я уверена, что муж для Шарлотты — это благо. Она из тех девушек, кому лучше выйти замуж… рано.

Принцесса широко раскрыла глаза и засмеялась своим громким смехом, от которого баронессе всегда делалось не по себе.

— Так же, как и мне, — прибавила она.

— Я надеюсь… — начала было баронесса.

— Надеяться всегда хорошо, — прервала принцесса. — Надежды даже сбываются… иногда. — Она захлопнула книгу, по которой училась. — Теперь мне пора примерить мое новое платье. Сестра невесты, которая сама, наверное, скоро станет невестой, не может не выглядеть прекрасно. Кто знает, может быть, и найдется кто-нибудь, достойный меня, на свадьбе моей собственной сестры.

Она ушла, оставив баронессу в раздумье о том, что поведение принцессы сегодня более чем странно. Или она просто в веселом настроении? Когда пытаешься понять другого человека… остается только догадываться.

* * *

Из окна верхнего этажа своего дворца герцог Чарльз Уильям Фердинанд, отец Каролины, увидел, как его дочь пересекла двор и тут лицом к лицу столкнулась с английским юношей, обучавшимся в Германии, а сейчас гостящим при брунсвикском дворе.

Он наблюдал, как юноша остановился, отвесив поклон Каролине, и замер, рассматривая ее. «Прелестная картина», — с большой теплотой подумал герцог. На его взгляд, Каролина была очаровательна, полна жизни, так естественна и красива. Особенно хороши были ее длинные волнистые волосы. Она сильно выросла за последние несколько месяцев и издали казалась вполне сложившейся женщиной. После замужества Шарлотты настанет черед Каролины.

«Но не сейчас», — решил он. Ему хотелось, чтобы Каролина оставалась в его доме как можно дольше. Однажды он признался своей любовнице мадам де Герцфельдт, что Каролина — его любимый ребенок.

Там, внизу, она явно флиртовала с молодым Джоном Томасом Стэнли и расстроилась бы, знай, что отец за ней наблюдает. Иногда ему очень хотелось, чтобы дети не боялись его, но что поделаешь, если именно с ними без страха не обойтись.

Герцог вздохнул и отвернулся от окна в тот момент, когда мадам де Герцфельдт вошла в комнату.

Приблизившись, она взяла его под руку.

— Вы тревожитесь, — сказала она, выглядывая в окно и рассматривая Каролину с английским юношей во дворе. — Да, — продолжала она. — Настает ее черед, и лучше бы не тянуть с ее замужеством.

Она все еще казалась ему самой прекрасной из всех, кого он знал, хотя прошло так много лет с тех пор, как он встретил ее и полюбил. Сейчас, как и прежде не раз, он думал, что все сложилось бы иначе, если бы только ему было позволено жениться на ней.

— Шарлотта теперь прекрасно устроена, — напомнила она герцогу, уводя его от окна.

— Да, подходящая пара, — признал он. — Вы думаете, она… утихомирится?

— Теперь, когда у нее есть муж, можно надеяться. — Она не добавила, что, переложив заботу о Шарлотте на плечи ее мужа, они почувствуют облегчение. Он и так знал, о чем она думает, ведь между ними не было тайн.

Высокая, статная, красивая и к тому же благородная, преданная ему и Брунсвику во всем, была она его королевой, хотя и не обладала титулом. Как он хотел, чтобы их сын стал его наследником. Солдат, красавец, благородный до корня ногтей, он успел сделать прекрасную карьеру, всегда такой невозмутимый, как и его мать. «О господи, — думал герцог, — как восхитительна эта его невозмутимость! Тем не менее то, что у меня внебрачный сын, позорным пятном лежит на моих законных детях».

— Я думаю, — сказала она, — что Каролина тоже захочет замуж теперь, когда у ее сестры есть муж.

— Каролина — еще ребенок.

— Вы так думаете? Тогда посмотрите во двор…

Мадам де Герцфельдт мгновение помолчала. Потом пожала плечами.

— Она рано повзрослела, как и сестра. Однако еще несколько лет вам не придется искать деньги на ее свадьбу.

— Это будет нелегко. Ее братья…

Взгляд герцога был полон боли, и любовница поспешила утешить его:

— Фредерику Уильяму и девочкам не о чем тревожиться.

— О, дорогая моя, что за напасть! Мой старший сын почти что олигофрен, второй сын тоже недоразвитый, третий сын слепой. Почему? За что мне такое наказание? Если бы я женился на вас…

— Мы были счастливы вместе все эти годы.

— Что бы я делал без вас?

— К чему спрашивать, ведь я никогда не неволила вас… и, пока это зависит от меня, никогда не стану неволить.

Он смотрел на ее прекрасное лицо и думал, что давным-давно примирился со всем: с несчастливым браком с англичанкой, с ужасными последствиями этого брака. Все эти годы они были любовниками, даже до того, как он женился на Августе. Он не отказался от своей Любви, когда Августа приехала из Англии и узнала, что у него любовница, которую признает двор. И она не оставила его, несмотря на все протесты Августы, всегда вела себя с таким достоинством, что со временем даже королева должна была признать ее в этом статусе.

— Если ваш сын… — начал он, но она прервала его.

— У вас есть законные наследники, — напомнила она. — И с этим ничего не поделаешь.

— Только подданным дозволено быть счастливыми, — с горечью произнес он, — лишь они выбирают любимых. Короли не женятся по любви, их браки редко бывают счастливыми. Горька их семейная жизнь, и это плохо сказывается на детях. Часто они нездоровы душой и телом.

Ей очень хотелось утешить его.

— Кажется, Шарлотта все же счастлива, — заметила она.

— Любовь моя, я знаю, что вы хотите меня утешить. Шарлотта вечно возбуждена. Она, как Каролина. Обе жаждут острых ощущений. Это сродни помешательству… Нет, нет. Скорее просто одержимость, вот что это такое. Я молю бога, чтобы Шарлотта оставалась умиротворенной, когда ее возбуждение схлынет.

— Ну, ее возбуждение продлится недолго, может быть, скоро у нее будет ребенок, а это ее отрезвит.

— Вы, я вижу, как всегда, надеетесь на лучшее.

— По крайней мере, надо радоваться тому, что есть. Кто знает, может, ничего плохого и не случится.

Он с благодарностью сжал ее руку.

— Вы, как всегда, правы.

Она улыбнулась ему, но в глазах по-прежнему таилась тревога. С тех пор как он унаследовал герцогство два года назад, их жизнь утратила беззаботность. Его отец был мотом, и Чарльзу досталась страна в разоре. Он был исполнен решимости привести ее к процветанию и занимался экономикой, как умел. Это было нелегко, ведь он прежде всего солдат, а не государственный деятель. Вот из мадам де Герцфельдт вышел бы прекрасный министр. Он не делал и шага, не посоветовавшись с ней, и каждый раз убеждался, что поступает мудро. Она устроила брак Шарлотты, она займется и сватовством Каролины, когда придет время. Это она предложила, чтобы принцессы были свободны в выборе религии и сделались бы католичками или протестантками в зависимости от того, какую религию будет исповедовать их будущий муж. Так, убеждала она, будет легче найти им мужей, ведь столько удачных браков сорвалось из-за религиозных различий жениха и невесты.

Какой блистательной герцогиней она могла стать! А ему пришлось довольствоваться Августой, та только и делала, что постоянно всем напоминала, насколько лучше, чем в Брунсвике, обстояли дела в Англии, где правил ее брат, король Георг III.

— Итак, — сказала мадам де Герцфельдт, — будем думать только о свадьбе, а к грядущим трудностям вернемся, когда они настанут.

* * *

Герцогиня в это время беседовала со своей дочерью Шарлоттой, невестой, будущей замужней дамой.

— Конечно, на мой взгляд, для вас было бы лучше выйти замуж за английского принца. Моему племяннику, принцу Уэльскому сейчас… дайте вспомнить… Двадцать лет ему сейчас, так, кажется? Да, по-моему, двадцать, и, конечно, ему самое время жениться. Но разве он женится на принцессе Брунсвик-Вольфенбюттельской? О нет! От одного этого предложения мою невестку хватил бы апоплексический удар. Как я ненавидела эту тварь! Это она, королева Шарлотта, — одна из причин, по которой я была рада покинуть Англию.

— Перестаньте, мама, — дерзко возразила Шарлотта, — что толку роптать на то, что мне не достался принц Уэльский, теперь, когда у меня есть Фредерик Уильям. Что ж, сойдет и Вюртемберг. Тем более что свадьба будет через два дня, и даже если бы моя противная старая тетка королева Шарлотта вдруг сжалилась и прислала бы мне вашего племянника, принца Уэльского, все выглядело бы, по крайней мере, странно.

— Шарлотта, можно ли так дерзить? — мягко упрекнула принцессу мать.

— Чего от меня ждать, раз вы назвали меня в честь вашей противной невестки?

— Не забывайтесь, Шарлотта, вы говорите о королеве Англии.

— И все же, мама, признайтесь сами, минуту назад высказывались о ней весьма неуважительно.

«О Боже, — размышляла герцогиня. — Никогда мои дети не будут слушать меня. Вот и с Каролиной то же самое. У девочек своя жизнь. Что я могу поделать? — спрашивала она себя. — Я здесь ничего не решаю. Другое дело — мадам де Герцфельдт. Она наперсница герцога. Она решает все, даже судьбу моих собственных детей. Такое унизительное положение! Лучше бы мне никогда не уезжать из Англии».

Ее передернуло. Жить там с сестрами, как монахини в монастыре, и только потому, что этого хотел Георг. Нет, уж лучше здесь, с неверным мужем, которому она не нужна, и детьми, в судьбе которых она не вольна. Дети тревожили ее. Она не выносила находиться в обществе своих старших сыновей. Они казались ей вечным упреком. В чем ее вина? За что ей суждено было родить трех мальчиков, ни один из которых не в состоянии управлять страной? Младший, слава Богу, здоров, отец не чает в нем души и все время с ужасом ждет, что с ним случится что-нибудь плохое, с его единственным нормальным сыном. Он обожает мальчика почти так же, как мадам де Герцфельдт, хотя и не совсем. Никто не притягивает его с такой силой, как эта женщина. Есть еще дочери, своенравные, всегда одерживающие над ней верх. В них столько германского, а я истинная англичанка. Иногда она чувствовала, что не так уж и плохо иметь при себе такую волевую женщину, как мадам де Герцфельдт, чтобы держать дочерей в узде. «Эта женщина может кого угодно заставить повиноваться», — с раздражением думала герцогиня.

— Мама, — обратилась к ней Шарлотта, — у меня неотложные дела. Позвольте покинуть вас.

Герцогиня кивнула в знак согласия, покачала головой и, устроившись поудобнее на софе, уставилась перед собой невидящим взором. Как она ненавидела эту комнату! Когда она впервые увидела ее, та показалась ей такой жалкой после апартаментов в Сент-Джеймсе, после хемптонского двора и Кенсингтонского дворца. Затем она привыкла. И в глубине души уже не жалела, что приехала сюда. В конце концов, женщине суждено выйти замуж, а уж мужа ей могли подыскать и куда менее привлекательного. Чарльз, по крайней мере, был героем, когда он приехал в Англию жениться на ней. Возможно, не такой красивый, как она его себе рисовала, зато он нравился людям. Она помнила, как его шумно приветствовали в опере, тогда как Георга и Шарлотту встречали в полной тишине. Какой был триумф! А брату так и надо. Виной всему завистливая Шарлотта, в этом Августа была уверена. Георг был обделен смелостью, энергичностью. Мать полностью подавляла его, и он выполнял все повеления ее и лорда Бьюта.

А Чарльз без стеснения обсуждал английскую политику, придворные интриги, что их крайне злило. Поэтому его и поселили в имении Сомерсет вместо королевского дворца, а чтобы явно выказать ему свое неудовольствие, лишили охраны, полагавшейся гостю, как королевской особе. Она и сама была в опале за попытки вмешиваться в государственные дела. И она тоже! Подумать только, она собственноручно помогла расстроить роман брата с Сарой Леннокс, и в результате тот женился на Шарлотте. Интрига была не из лучших, хотя, стань его женой маленькая глупышка Сара Леннокс, вряд ли она подружилась бы с принцессой Августой.

Все это в прошлом — да только можно ли не вспомнить сейчас давние подробности, когда семья снова собирается праздновать свадьбу. Тогда она приехала сюда и была в ужасе от бедности дворца, от того, что Чарльз вовсе не собирался расставаться с любовницей из-за своей женитьбы. Он не скрывал, что жена не играет серьезной роли в его жизни, хотя он постарался, чтобы она родила ему детей. Та, другая женщина, оставалась главной опорой для него на протяжении всего времени.

Вот в какое положение поставили принцессу, да еще английских кровей. Но она смирилась, выполнила свой долг и родила ему сыновей — двух умственно неполноценных, одного слепого, — потом двух дочерей и сына, безупречно здоровых по сравнению с их старшими братьями.

«По крайней мере, у меня есть дети, хотя я с ними и не справляюсь, — думала она в смятении. — Они совсем не обращают внимания на то, что я им говорю, и все лишь потому, что они знают, кто здесь правит вместе с герцогом. Подумать хорошенько, так он должен устать от нее за столько лет. Нет же, ничего подобного. Да и кто знает, что за новая наглая особа может занять ее место? Увы, герцог — столь темпераментный мужчина, что даже мадам Герцфельдт он бывает неверен. Конечно, его грешки никогда не были серьезными или длительными, да и сколько раз я сама рассказывала о них своей основной сопернице, чтобы их вовремя прекратить. Меня, честно сказать, больше устраивала мадам де Герцфельдт, эта во многих отношениях очаровательная женщина, которая хотя и заправляла всем, всегда подчеркнуто выражала свое глубочайшее уважение мне».

Итак, герцогиня была довольна своей участью, ведь в Англии она была бы еще несчастней, довольствуясь унылой жизнью старой девы. Она поняла это в феврале тысяча семьсот семьдесят второго года, когда приехала в Англию на похороны своей матери. Приехала только потому, что умирающая мать изъявила волю видеть ее. Шарлотта и Георг не смогли отказать матери в предсмертном желании, поэтому разрешили ей приехать. Как бы то ни было, но они поселили ее в маленьком домике в Пол Мол, а не в одном из королевских дворцов.

Она до сих пор помнит, в какой ярости пребывала там и как едва не вернулась в Брунсвик, не дожидаясь похорон.

Казалось, она рождена для унижений. Непонятно, почему, ведь она осознавала себя молодой, полной сил женщиной, принцессой английского королевского дома.

Она изменилась из-за Чарльза. С того момента, как она поняла, что он намерен быть ее господином, и примирилась с этим, она безропотно заняла свое место в отдалении, родила детей, смирилась с существованием мадам де Герцфельдт и даже позволила детям выказывать уважение к этой женщине. Может быть, из-за этой безропотности и родились нездоровыми ее старшие сыновья.

Она вздохнула и подумала о Шарлотте, которая скоро покинет дом и будет жить с мужем.

— Я молю Бога, — тихо сказала герцогиня, — чтобы она оказалась счастливее меня.

* * *

Шарлотта в подвенечном наряде смотрелась ослепительно, такая она была красивая.

— Когда она уедет, — говорила Каролина баронессе, — я стану самой красивой принцессой двора, я останусь единственной принцессой, стало быть, и самой красивой.

— Ваша голова набита ерундой, — упрекнула баронесса, на что Каролина парировала тирадой, что красота — вещь необычайно важная. Разве баронесса забыла, что уже очень-очень скоро ей предстоит ублажать мужа?

Баронесса вздохнула и стала вспоминать, каким серьезным ребенком росла Каролина. Когда ее спрашивали, в какой стране живут львы, она важно отвечала: «В сердце каждого брунсвикца».

— Эту сказку я слышала много раз, — зевнула Каролина. — Должно быть, я была ужасным маленьким существом… хуже, чем сейчас.