Я включила телефон, и он тут же зазвонил. Быстро, чтобы не разбудить сына, ответила.
«Здравствуйте, я по поводу Безухова, хочу его взять…», — сказал молодой человек.
Вот и все, подумалось разочарованно, делов‐то! Не надо больше никаких постов, фотографий и уж, конечно, никакого фильма. Зато давивший камень ответственности заметно полегчал, и я смогла свободно и радостно вздохнуть.
Звонившего тронула история собаки, и он готов был забрать Безухова в ближайшие выходные.
Взяв по старой журналистской привычке лист бумаги и карандаш, записала его имя — Михаил, а во время разговора обрисовывала имя вензелями и цветочками.
Все складывалось прекрасно, но я оказалась совсем не готова к внезапному финалу. Не хватало подробностей о новом герое нашей истории. Кто он такой? Где поселит Безухова? Будет ли уделять ему время?
Позже я изучу всю эту кухню и буду прагматично расспрашивать потенциальных хозяев об их жилищных условиях, наличии детей, опыте содержания собаки. Но тогда мне было неловко задавать подобные вопросы этому доброму парню, к тому же я боялась спугнуть его и снова остаться наедине с проблемой.
Михаил как будто почувствовал мое беспокойство:
— У меня за городом, в частном доме, живут родители. По будням я работаю, а выходные провожу у них. Безухов будет жить там, но не подумайте, что на улице — в доме. Мы давно хотели собаку, а тут ваша история. Так что если мы подходим, то в субботу я могу приехать за щенком.
Я записала его телефон и мы попрощались.
Передо мной лежала картина — изысканно выписанное имя рыцаря, увитое листьями, цветами и ягодами.
Сонный Санька вышел в кухню и почувствовал мое волнение:
— Что тут случилось?
— Безухова забирают!
— Как? Уже? — Санька опустил плечики и надул губы.
— Ты разве не рад? У него будет хозяин.
— Я думал, ты никого не найдешь и придется его оставить.
— Видишь, нашлись добрые люди. Иди умывайся!
— А они точно добрые? — подозрительно спросил Санька и зашумел в ванной водой.
— Ты точно добрый? — спросила я у разрисованного «Михаила» и примагнитила листок с телефоном на холодильник.
Такого в моей интернет-судьбе не бывало никогда: верхняя панель на странице в «Фейсбуке» краснела от значков уведомлений. Более двух тысяч лайков и еще больше репостов. Сотни комментариев под публикацией и сотни личных сообщений. Я открыла почту. О господи! Сто сорок пять новых писем. Сто сорок шесть, сто сорок семь…
Зазвонил телефон. Женщина представилась Светланой и заплакала. Она хотела немедленно забрать щенка, готова была выезжать и спрашивала адрес. Мне пришлось ей объяснить, что хозяин уже найден, но если вдруг он передумает, я обязательно с ней свяжусь. Стоило положить трубку, как позвонил еще один желающий забрать Безухова, а потом еще и еще.
Люди звонили, предлагали привезти корм, лекарства, перечислить деньги. Изъявляли готовность гулять с щенком и просто спрашивали о его здоровье. Звонки, звонки, звонки: «Нашли хозяина? Запишите мой номер, если вдруг что‐то сорвется».
Чтобы не запутаться, я сохраняла в телефоне имена потенциальных хозяев с пометкой «Безухов» и вскоре список контактов выглядел так: Михаил Безухов, Светлана Безухова, Кирилл Безухов, Мария Безухова, Ольга Безухова, Роман Безухов…
Я обновила пост — написала, что хозяин найден, но звонки и письма продолжали поступать. Многие делились историей своих питомцев, прикладывая к письму фотографии собак и кошек. Писали, что плачут, читая историю Безухова, а я плакала, читая их письма. За несколько часов я попала в совершенно новый мир — мир добрых отзывчивых людей, готовых взять на себя ответственность за собаку.
Немного разобравшись с «Фейсбуком», я загрузила страницу «В Контакте».
Там меня приветствовали сообщением, что текст про Безухова перепостили более десяти тысяч раз. Мне стало страшно. Кинулась в поисковую систему с вопросом, как остановить распространение, но поняла, что это невозможно. Многие читатели не просто нажимали кнопку «Поделиться», а копировали текст и публиковали от себя. Телефон разрывался, компьютер раскалялся.
Вскоре я узнала, что существуют правила написания постов о поиске хозяев. Помимо истории, нужна информация о возрасте животного, состоянии здоровья, сделанных прививках, но главное — необходимо указать город.
О том, что Безухов в Москве, я нигде не написала, поэтому звонили из самых разных городов и даже стран. Щенка хотели забрать в Болгарию, Англию, Эстонию, Грузию. В переговорах и переписке я узнала множество новых для себя географических названий. Звонили из маленького городка за Уралом, чтобы посоветовать мазь для лечения безуховских ушей, с Дальнего Востока — чтобы убедиться, что информация о новом хозяине достоверна, с другого материка — просили опубликовать фотографию щенка в его новом доме, из российской глубинки — со слезами в голосе поблагодарить нас с Аней за человечность.
Сколько за этот день было звонков и писем? Сотни? Нет, тысячи. Половина обращавшихся настойчиво предлагали помощь деньгами.
Но мы с Анной сразу решили, что если не понадобится дорогостоящее лечение, деньги брать не будем. Корм у Безухова есть, пока больше затрат не предвиделось.
Всем, кто готов был помочь, я отвечала: «Спасибо за отклик. Деньги не нужны. Справляемся. Благодарим».
Неожиданная поддержка окутала меня теплым облаком и вселила уверенность: случись что, вокруг есть люди, их много, они придут на помощь. Все будет хорошо.
К вечеру, когда звонки стали реже, я начала интернет-кампанию «Горшочек, не вари» — рассказала подробно о том, что хозяин и дом для Безухова найдены. Потом связалась с администраторами интернет-изданий, разместивших на своих сайтах пост о щенке, и попросила либо удалить публикацию, либо сообщить, что его пристроили.
Безухов у Анны освоился: чуть не сгрыз ботинок и научился рычать на хозяйскую собаку. Мамин укол перенес хорошо.
Глава 4
Больше никаких собак!
После смерти нашего первого пуделя я повзрослела. Со вторым Томми мне уже разрешали гулять, я пыталась его дрессировать, кормила, вычесывала. Каждый день он ждал моего возвращения из школы и так радовался, так старательно махал маленьким хвостиком! Казалось, будто кто‐то большой и невидимый брал Томку за хвост и раскачивал влево-вправо, от чего все его тело ходило ходуном из стороны в сторону.
Мы часто ездили на природу и брали Томми с собой. Своего загородного дома у нас не было, и когда родственники предложили провести отпуск на их даче, мама с папой согласились.
Это был старый подмосковный поселок: древние сосны на участках, рядом лес, десять минут ходьбы до электрички. Каждое утро мы с папой и Томми ходили за водой. На металлическую тележку грузили бочку и везли ее к ближайшей колонке. Томми я вела на поводке, потому что здесь, на даче, он так и норовил убежать — его манили новые запахи и новые знакомства. Папа наполнял бочку, и к завтраку мы возвращались. Потом я шла гулять с соседскими ребятами.
Однажды мы с друзьями решили строить на краю поселка шалаш. Насобирали веток, палок, кто‐то из мальчишек принес веревку, и принялись за работу.
— Вика, смотри! Это не твоя собака? — вдруг воскликнул приятель.
Я пригляделась: по тропинке меж дачных заборов несся Томми! Он перебирал лапами быстрее, чем можно было уследить взглядом, уши подлетали вверх-вниз от каждого прыжка, встречный ветер разгладил шерсть на морде — открыл целеустремленный взгляд. Вот разбойник, все-таки убежал!
— Томми, Томми, ко мне! — скомандовала я.
Пес подбежал к шалашу, все обнюхал и виновато посмотрел на меня. Я взяла у мальчишек веревку, привязала один конец к ошейнику и потянула Томку домой.
Родители его уже искали. Оказалось, он сделал подкоп под забором в зарослях малины. После этого случая Томми целыми днями сидел, привязанный к дереву, посреди газона рядом с надувным бассейном и шезлонгами. За калитку его выводили строго на поводке — утром, когда мы шли за водой, и вечером, когда всей семьей ходили в поле смотреть на закат.
И все-таки за несколько дней до конца отпуска Томми убежал: сорвался с поводка и снова пролез в яму под забором. Вечером родители пошли его искать, но вернулись ни с чем.
— Надо еще искать! — требовала я.
— Незачем, — возразила мама. — Ничего страшного, нагуляется и вернется.
— А если не вернется?
Мама пожала плечами и принялась мыть посуду.
Родители поразили меня своим равнодушием. Скоро ночь, а Томми нет. Я рвалась на поиски, но меня не пускали, говорили, что уже поздно, темно, надо подождать до утра.
— Вот именно! — гневно восклицала я сквозь слезы, — поздно, темно, а Томми где‐то там, на улице, один. Возьмем фонари, пойдем искать!
Но никто никуда не пошел. Я взбежала в свою комнатку под самой крышей, яростно хлопнула дверью и, открыв маленькое окошко, стала звать:
— Томми, Томми, Томми!
Но в ответ только тишина и темнота летней ночи.