Рина подскакивает, прячет руки за спину. В глазах ужас.

— Я и не колдовала! — выкрикивает она. — Вот, смотри! — и протягивает мне обе ладони. — Честное слово!

Несколько секунд мы стоим и недоумённо таращимся друг на друга.

— Ты чего тут вообще? — спрашиваю я потише.

— Так… — Рина поводит плечиком. Похоже, она уже успокоилась.

— Ты, что ли, к бабе Тане приехала? В гости?

— Да… — врёт Рина. Но тут же передумывает и признаётся: — Нет. Я это… Я случайно сюда, я не хотела…

— А тогда зачем? — не понимаю я.

— Я… — Рина мнётся. — Тут… цветы красивые…

Да, это правда. Цветы у бабы Тани потрясные. Она нам иногда дарит разные саженцы, луковицы и семена, но у нас почему-то не всё приживается, да и цветёт не так пышно.

— А ты никому не скажешь? — Рина неуверенно улыбается.

И я замечаю, что у неё — ямочки. Почти такие, как у Женьки. И, едва подумав о нём, неожиданно опять чувствую, как краснею.

Я отвожу взгляд. У сарая за Рининой спиной, почти из-под стены, растут два огромных гладиолуса. Сами жёлтые, каёмка фиолетовая, и такие высоченные, что макушки их склоняются аж до окошка. Совершенно волшебные. Вот бы и нам такие. Надо будет луковицы попросить.

— Ладно, я пойду. До свидания! — говорит Рина.

И бодро скачет к калитке. Буквально. На одной ножке. Как будто решила в классики сыграть. А по пути неожиданно сворачивает и заглядывает в теремок уличного туалета. Просто открывает дверь, суёт в проём голову — и опять закрывает с разочарованным видом. Ну и странная всё-таки девчонка.

— Погоди, ты куда? — кричу я вслед.

— А-а-а… Туда, — непонятно куда машет Рина.

По дороге к калитке она так же, как только что заглядывала в туалет, заглядывает в колодец — открыла дверку, посмотрела вниз, закрыла — и выскакивает на улицу.

Я за ней.

И тут на меня налетает вся наша компания: и Даша, и Алёна, и близнецы, и мелкий Дашин брат, которого вечно некуда девать, и два новых пацана с Первой линии, которые здесь у нас появились только в мае. Не то чтобы они нам так сильно нравятся, но у них на лужайке батут (нормальный такой, из сетки, взрослый), турник и футбольные ворота, а для близнецов это аргумент. Я ищу глазами Женьку, но его нет. И от этого я сразу чувствую и разочарование, и облегчение. Все галдят и смеются, рассказывая про какую-то камеру новых пацанов, которая сегодня лопнула прямо посередине пруда, спрашивают, куда я подевалась, зовут ехать за мороженым в ларёк к железнодорожникам — и когда я вырываюсь из этого круга и озираюсь в поисках Рины, той уже след простыл. Она опять исчезла, как по волшебству. Была — и нету.

«Ну и ладно», — злюсь я.

Мы все топаем за великами и потом два километра скачем по корням через рощу к железнодорожникам покупать мороженое и разные печеньки, а вернувшись, на спортплощадке дотемна рубимся в настольный теннис на вылет. Я жду, что к нам всё-таки придёт Женька, но его почему-то нет и нет — и настроения от этого тоже нет. И я со злости обыгрываю близнецов по очереди с разгромным счётом.

Пятница заканчивается, Рина совершенно вылетает из головы. Я возвращаюсь домой в сумерках и вижу, как под воротиной пасётся смешной маленький ёжик. Если встретить на участке ёжика — это к счастью. Мы с дедушкой такую примету сами придумали, и она работает.

Я улыбаюсь ёжику и иду к себе в мансарду. Мама с дедом на первом этаже мирно смотрят какую-то старую киношку на ноуте и даже не слышат, что я вернулась.

В комнате я включаю настольную лампу, беру зеркало на длинной металлической ноге и разглядываю своё отражение. Так себе картинка. Я некрасивая. Вообще какая-то уродка. Вот Даша красивая. У неё толстая коса ниже попы и ни одной веснушки. И Алёна красивая. У Алёны кудри и румянец. А у меня мышиный хвостик, и чёлка постоянно лезет в глаза. И рот у меня какой-то слишком большой. И нос странной формы. И глаза непонятно какого цвета — то ли серые, то ли зелёные. Я приподнимаю чёлку надо лбом, сжимаю губы, чтобы не казались такими огромными, поворачиваюсь одной щекой, другой… Ерунда какая-то, а не лицо. Скалюсь своему отражению. Никаких ямочек. Неудивительно, что Женька на меня не смотрит.

— Ксюньчик! — кричит мама с первого этажа. — Ты вернулась? Ужинать будем?

— Ну можно…

— Ты обещала суп, помнишь?

Начинается… Без энтузиазма я сползаю вниз. На кухне уже накрыто. Чай, салат, котлетки, всё такое. И тарелка супа. Кто б сомневался. После тёть-Олиных пирожков аппетит ещё не вернулся, но второй раз за день откосить от семейного застолья точно не получится, потому я покорно сажусь за стол и беру ложку.

— Ма-ам, а имя Рина — это от какого сокращённое?

— Даже и не знаю… — задумывается мама и пожимает плечами.

— Ни от какого, — говорит дедушка авторитетно. — Была даже такая актриса, Рина Зелёная.

Зелёная? Да ладно! Я фыркаю и немного разбрызгиваю суп — и мама испепеляет меня взглядом.

— Чего смешного? Её так прямо и звали — Рина. Я точно помню, — говорит дедушка.

— Ой, пап, ну что ты выдумываешь! — заводится мама. — Никакое это не полное имя, а просто сценический псевдоним, я где-то читала или по телевизору видела.

— Да какой псевдоним! — спорит дед.

— Ещё какой псевдоним! На самом деле она была то ли Ирина, то ли Марина.

— Вот ещё глупости!

— Да точно тебе говорю!

— Да нет, это я тебе точно…

Мама хватает планшет и начинает лихорадочно гуглить. Связь на даче вечером в пятницу как с космосом, планшет виснет, и мама раздражается ещё больше. Но всё-таки открывает статью в «Вики» и победно тычет дедушке под нос:

— На, смотри! Екатерина! Екатерина её звали, а никакая не Рина!

— Так ведь не Ирина же!

О, боги, ну вот зачем я спросила? Мне ведь даже интересно не было, просто к слову пришлось. Нужно срочно сменить тему на какую-то более безобидную, а то они опять разругаются. И я вклиниваюсь:

— А у бабы Тани знаете какие гладиолусы?

— Что — у бабы Тани гладиолусы? — не понимает дедушка.

— Цветут. Серединка такая жёлтая, а каёмка фиолетовая. Краси-и-ивые!

— Кто красивые? — дедушка совсем теряется.

— Да гладиолусы у бабы Тани. Во-от такой высоты! — я показываю какой. — Нам бы такие тоже, давайте луковицы попросим осенью.

Мама и дед смотрят на меня как на сумасшедшую.

— Ты, зайчик, наверное, путаешь что-то? — говорит мама вкрадчиво, как буйной психичке.

— Да ничего я не путаю! — злюсь я. — Я их сама сегодня видела. За домом, у сарая. Пойдите и посмотрите, если не верите.

— Но Ксюша, — тоже мягко говорит дед, — сейчас ведь июнь…

— Ну и что, что июнь? — не понимаю я.

— А гладиолусы — они же цветут в августе…

У меня внутри становится как-то некомфортно. Но я же правда их видела. Своими собственными глазами!

— Пойдём-ка со мной, — зовёт дед, поднимаясь из-за стола. — На минуточку. Покажу что-то.

Я послушно тащусь за дедушкой во двор, мы огибаем дом.

Дед подводит меня к самой большой клумбе под окнами и направляет луч фонарика на широкие зелёные перья, которые торчат из-под земли, как маленькие сабельки.

— Вот. Гладиолусы, — показывает дедушка. — Даже если Татьяна свои пораньше высадила, ну не могут они быть сильно больше наших. Закон природы. И уж тем более они не могут сейчас цвести.

— Но я же видела… — шепчу я.

А перед глазами стоит эта странная Рина в белом платье, и как она прячет руки за спину. «Я не колдовала! Честное слово!» Так, кажется, она сказала. Я вдруг чувствую, что уже совсем ночь и в шортах и топике на тонких лямках стоять на улице довольно холодно. За грудиной странное какое-то ощущение, будто туда воткнулась маленькая сабелька. По плечам ползут крупные мурашки.