Виктория Вишневская

Возьми меня в долг

Глава 1. Часть первая

— Виола, это катастрофа!

Я оборачиваюсь на оклик сестры.

— Меня уволят! Нет, убьют, — верещит, а я не понимаю, в чём дело. — Что я только наделала?

— Успокойся, Камилл, — встаю со стула, и иду к девушке, голос которой показался мне заплаканным. — Ты как всегда нагнетаешь.

Или нет?..

На её глазах наворачиваются слёзы. Лицо с каждой минутой все краснеет, а губы продолжают кровоточить от той силы, с которой старшая сестра прокусывает их.

И это не на шутку пугает меня. Она редко плачет, хоть и нежная. В исключительных случаях. В последний раз на похоронах матери, а что теперь?..

Но она не отвечает. Закрывает лицо ладонями и оседает на кожаный неудобный диван в ординаторской.

Меня не должно здесь быть, но мой рабочий день закончился, поэтому ничего плохого не произойдёт.

Сажусь рядом с ней, обвиваю за хрупкие и подрагивающие плечи.

— Я уверена, это мелкая проблемка.

— Мелкая?! — восклицает, убирая руки от своего лица. — Моя ученица вколола не тот препарат пациенту! Понимаешь? Не тот!

Я всегда думала, что сестра преувеличивает.

Но сейчас я понимаю… Нет. Это катастрофа.

Перепутать ампулы, миллиграммы — самое страшное, что может случиться в профессии врача. Как и поставить неправильный диагноз.

Из-за этого жизнь человека может внезапно прерваться. И это, безусловно, вина врача.

И хоть эту ошибку допустила подопечная Камиллы, вся ответственность всё равно ляжет на последнюю. Она не проконтролировала её.

И… Скорее всего, если пациент и выживет… Он имеет право подать заявление в суд. Лишить работы. Любимого дела. Ещё и придётся выплачивать за моральный ущерб. Деньги, которых нет.

Но, может, всё ещё не так плохо? И удастся договориться?

— Кому и что она вколола? В каком он сейчас состоянии?

Эти ходящие ходуном плечи и громкий всхлип обозначают одно — всё плохо.

— Кёлеру, — холодный пот прошибает всё тело. Волоски на руках встают дыбом, пульс учащается.

Это невозможно. Почему именно он?

— Препарат безобидный, но у Кёлера на него аллергия. Его сын меня убьёт и следом отправит за своим отцом, если он вдруг того…

— Почему она вообще была у него в палате? — восклицаю, резко вставая с дивана. Один вопрос — зачем?! — Как ты могла додуматься пустить практикантку в палату к такому влиятельному человеку?! Ты и меня к нему не подпускала!

Да, я только что окончила университет. Проработала в регистратуре около полугода, читала методички, хотела набраться опыта. Приехала к тёте в частную клинику в Германии, чтобы перестать записывать бабушек и дедушек на приём и искать медицинские карты по полкам! Хотела учиться.

Но ни сестра, ни тем более тётя не позволили мне взять ни единого пациента.

Я здесь полгода, а Лэнг… От силы пару месяцев!

Мне не то, что обидно, я в диком замешательстве!

— Не кричи! — я понимаю, что ей плохо и без меня, но не могу сдержать эмоции. Я из кожи вон лезла, чтобы заслужить их доверие! Но нет, я опять сижу на телефоне, иногда работаю «подай-принеси», но ни разу не сделала и банального укола. Хотя, чёрт!

Почему я сейчас думаю об этом, а не о том, что у нас в палате где-то умирает пациент из-за халатности врача?

— Так вышло! Поступил новый больной с ранением в ногу. У него была потеря крови! И пока я разбиралась с ним, поручила сделать Лэнг укол! Точно сказала, какой препарат колоть, но она…

Лоханулась.

— И что теперь?

Я пока отодвигаю свою обиду на задний план. Ладно, моё время ещё не пришло. У нас на кону жизнь влиятельного человека, из-за которого клинику могут закрыть.

В первую очередь пострадает материальная составляющая старшей Логиновой.

И, конечно, жизнь человека в опасности!

Как представлю, что из-за оплошности умрёт человек… Начинаю всех проклинать.

— Не зна-а-аю, — воет, и опять закрывает лицо руками. — Отключился двадцать минут назад. Откачать пытаются! Если не получится, Виол, я не знаю, что и делать…

Я не дослушиваю её истерику.

Встаю с дивана и вылетаю из ординаторской. Бегу по коридору в сторону палаты Кёлера. Вряд ли Камилла сейчас способна говорить. Лучше уж узнать всё самой.

Вся клиника стоит на ушах из-за этого инцидента.

Не успею добежать до нужной палаты, как слышу разъярённый голос какого-то мужчины. Впереди высматриваю молодого, что-то орущего человека и свою миниатюрную тётю, которая, сжавшись под криком, пытается ему ответить.

— Вы хоть понимаете, что наделали?! Мой отец умирает, а вы всего лишь приносите свои извинения?!

— Господин Кёлер, — Логинова не поднимает взгляда от пола, виновато опустив голову вниз. — Мы делаем всё возможное. Пожалуйста, наберитесь терпения. Медсестра, делавшая укол, обязательно будет наказана и с вашим отцом всё будет в порядке!

Я не рискую подходить в этот момент к тётушке. Её и так шатает из стороны в сторону. И хоть любопытство сжирает меня изнутри, остаюсь стоять чуть поодаль, прислушиваясь к их разговору.

— Я хочу увидеть эту безмозглую бабу и мерзавку, не умеющую поставить обычный укол!

Даже я сжимаюсь от этого крика. А я ведь стою неблизко.

— Х-хорошо, господин, если вы так желаете. Через полчаса, когда…

— Сейчас! — Логинова-старшая, как и я, чуть не подпрыгивает на месте от злых и яростных ноток. Тут же разворачивается, срывается с места и бежит в ординаторскую.

Я не думаю. Перехватываю её на полпути за руку. Заглядываю в глаза, полные отчаяния, когда она поднимает их на меня в испуге.

— Виол? Не до тебя! — отмахивается, и пытается бежать дальше. Не даю ей уйти. Вцепляюсь в рукав белоснежного халата.

— Тёть, что ты делаешь? — пытаюсь её остановить. Нельзя, чтобы Камилла шла к этому мужчине. Она у меня слабенькая, хрупкая. Особенно сейчас, когда гормоны берут верх. — Кама беременна. Ей стресс сейчас ни к чему. Ты ведь как врач всё это прекрасно знаешь!

Логинова резко останавливается, выдирает руку из моей цепкой хватки.

— И что ты мне прикажешь делать?! — я понимаю, что сейчас она на эмоциях, но я съёживаюсь. На меня давно никто не кричал.

— Я пойду, — выпаливаю, не раздумывая

Камилле нельзя. Она и так порой сидит на капельницах. Недавно развелась с мужем, и теперь будущая мать-одиночка. Стресс ей не нужен. У неё и так слабое здоровье.

Удивление и надежда мерцают в мокрых глазах. Сердце болит от этих слёз.

— Нет уж, сама пойдёт! — всё же решает и делает по-своему. — Какой бы я хорошей ни хотела быть тёткой, но, милая, это врачебная ошибка! Я должна это сделать, несмотря на то что она моя племянница! Тем более, Август знает Камиллу в лицо! Оставь!

И всё же она выдёргивает свой рукав.

Зло топаю ногой, раздражённо цыкаю и смотрю в хрупкую спину тёти, которая стремительно несётся по коридору.

Плохо дело…

Кама ранимая. Может и расплакаться, особенно сейчас, когда гормоны берут верх. И ничего не сможет ответить Кёлеру.

Чёрт, и он ведь знает, как она выглядит…

И от этого становится ещё страшнее. Тревожнее.

Опираюсь ладонями о стойку.

Выравниваю сбившееся от волнения дыхание. Минутная паника заставляет задохнуться. Сжать от бессилия ладони в кулаки. Впиться ногтями в кожу.

И только потом прийти в себя.

Когда теряю контроль, единственное, что помогает мне — хоть какая-то боль.

Взгляд неосознанно цепляется за еле видимые полосы на запястьях.

Вздыхаю, одёргиваю задравшийся рукав рубашки и поворачиваюсь в сторону, когда вижу провинившуюся Лэнг и сестру. Та смирилась со своим положением, и понимает, что всю ответственность придётся брать на себя.

Они проходят мимо меня, но я не отстаю. Следую за ними. Из-за суматохи в коридорах никто меня не замечает.

И когда они подходят к кабинету, где их ждёт Кёлер, дёргаю ученицу за руку, отстраняя от двери. Благо она заходит последняя, и я успею оттащить её в сторону и зайти в кабинет сама.

Затихаю. Но ненадолго.

Тётя решает проверить Лэнг и оборачивается. Глаза медленно выскакивают из орбит. Чувствую на себе всю её злость, но ничего не могу с собой поделать.

Мне тоже страшно. Так сильно, что коленки трясутся. Если бы накосячил другой врач, я бы её никого не защищала. Но здесь… Протеже сестры. Вся ответственность ляжет на неё.

Всё будет хорошо!

В следующие минуты мы уже стоим в просторной палате вшестером. Он уже и юристов с собой двух притащил.

Плохо дело.

— Кларисса, оставьте нас наедине. Я поговорю с ними лично.

Сглатываю, потому что смелой я являюсь до тех пор, пока Логинова не мажет по нам соболезнующим взглядом и не уходит из кабинета.

— Вы понимаете, что вы сделали, когда доверили этой криворукой иглу? — начинает, когда в кабинете мы остаёмся впятером. Кама не смотрит в мою сторону, пока этот человек брызжет слюной.

Проглатываю все обвинения молча.

Я понимаю его злость. Точно также у нас погиб отец. По вине врачей. И от этого ещё хуже и обиднее. Потому что мы все втроём испытываем те же самые чувства, что и сейчас сын потерпевшего.

— Д-да… — сестра не пытается ничего отрицать. На её месте я бы отреагировала точно так же. Мне самой не по себе от всей этой ситуации.