Китти презрительно фыркнула.

— Что-то у тебя туговато с мозгами стало, Джеймс.

Джеймс стоически молчал. То, что он подумал сейчас про Китти, высказать вслух не осмелился бы никто.

— Я заеду за тобой сама, — заявила она тоном, не допускающим возражений. — В четверть восьмого. Устраивает?

— Нет. То есть — да, спасибо, но я предпочел бы воспользоваться собственным транспортом. Ты просто объясни мне, как до них добраться, и я…

— Джеймс, я заеду за тобой ровно в четверть восьмого!

Шмяк! Она повесила трубку. Джеймс медленно опустил на рычажки трубку своего аппарата, пробормотав под нос:

— Вот, стерва!

Осторожное покашливание сзади. Как ужаленный, он крутанулся на вращающемся кресле Кайта. Майра Уотерс…

— А, это вы. — Джеймс кивком указал на телефон — несомненно, регистраторша слышала его последние слова. — Моя кузина, — пояснил он. Она порой бывает несколько…

— О, мы все знаем миссис Хигарти. — Миссис Уотерс мило улыбнулась. Сорокалетняя замужняя женщина была бесконечно предана доктору Кайту. Она добавила: — И я заметила, что в последнее время она вас немного… опекает.

— Мягко говоря, — горько усмехнулся Джеймс. — Это просто Цербер в юбке.

Но Майра даже не улыбнулась.

— Миссис Гэрисон уже здесь, — сказала она. — Если хотите, могу побыть с вами.

Джеймс удивленно замотал головой.

— Нет, спасибо. Или вы считаете, что мне нужно…

— Как желаете. Сейчас я её пришлю.

Проучить бы Китти, мстительно подумал Джеймс. Выяснить у этой Гэрисон, где живут Бьюкенены, и рвануть к ним в десять минут восьмого. Нет, не выйдет — приглашение он получил через Китти, и явиться следовало вместе с ней. А жаль.

— Миссис Гэрисон, доктор.

Джеймс встал навстречу, заключив тонкую ладонь пациентки в свои собственные. С таким же успехом он мог пожать высохшую тростинку. Светловолосая и невероятно худая женщина выглядела лет на тридцать, у неё были красивые, глубоко посаженные глаза и широкий рот с тонко очерченными губами. Прямые волосы свисали, словно золотистая занавеска; худоба придавала женщине сходство со скелетом.

Она не улыбалась. Глаза необычно сияли, и Джеймсу вдруг пришло в голову, что одни мужчины почти наверняка находят её безумно привлекательной, тогда как другие могли бы, завидев её, испуганно заорать и броситься наутек.

— Доктор Торчленд?

Голос мелодичный, с хрипотцой. Джеймс кивнул.

— Да. Джеймс Торчленд. Присаживайтесь, пожалуйста. — Кинув взгляд в сторону двери, он заметил, что Майра оставила её открытой. Намеренно. Усевшись в кресло, Джеймс вопросительно посмотрел на пациентку.

— Вас что-то удивляет? — спросила та, пристально глядя на него. — Моя внешность, быть может?

— Нет, что вы! — поспешно соврал Джеймс. — Восхищает, быть может, но только не удивляет… — Он лучезарно улыбнулся, но, не удостоившись ответной улыбки, тут же увял. — Хотя, должен признаться, я почему-то думал, что вы… старше.

— Наверное, вы встречались с моим мужем, — подсказала миссис Гэрисон. Ресницы у неё были длиннющие и бархатистые. — Он намного меня старше. Так что — в вашем замешательстве нет ничего удивительного…

Странная манера разговаривать у этой миссис Гэрисон. Монотонно бубнит себе, без малейшего выражения. А вот сияющие, ввалившиеся глаза так и испепеляют его из самой глубины глазниц.

— … вместе с тем это, в какой-то мере объясняет мой приход к вам, доктор Торчленд, — продолжила она. — Мне кажется, что именно возрастными различиями с супругом объясняются причины моего недомогания.

В мозгу Джеймса зазвенел тревожный колокольчик. Эта женщина недвусмысленно намекала, что муж держит её в черном теле, и пожирала его голодным взглядом. Так, слава Богу, отвернулась… Однако облегчение его было не долгим; заметив, что дверь распахнута настежь, миссис Гэрисон встала, в три шага пересекла кабинет и решительно закрыла её.

— Немного уединения нам не помешает, — промолвила она, задумчиво глядя на обтянутую кожей кушетку, стоявшую у стены. — В наши дни его так не хватает. — Ее тонкие, почти прозрачные пальцы принялись рассеянно теребить пуговицы на светлой блузке. — Вы ведь хотите осмотреть меня, доктор, не правда ли?

Не успел Джеймс возразить, как блузка уже полетела на стул, а миссис Гэрисон принялась расстегивать тонкий замшевый ремень на легких летних брюках.

— Может не стоит снимать все… — робко проблеял Джеймс, но миссис Гэрисон пропустила его слова мимо ушей.

— Так вот, доктор, я начала рассказывать про моего супруга, — сказала она. — Мало того, что он старше меня более чем в два раза, но, как и других стариков, его порой, хотя и весьма редко, охватывают сексуальные желания, которые едва ли соответствуют представлениям о сексе молодой женщины.

Брюки присоединились к блузке. Неуловимым движением миссис Гэрисон избавилась от лифчика, который полетел следом. Теперь она стояла посреди его кабинета в крохотных трусиках. Тощая, почти бестелесная, но с прекрасно оформленным бюстом и без единого незагорелого пятнышка на всем теле.

Джеймс подумал, не метнуться ли к спасительной двери, но быстро отказался от этой мысли — эта женщина неминуемо перехватила бы его ещё на полпути. Пожалуй, безопаснее будет все-таки оставаться за столом. К сожалению, на столе не было ни кнопки вызова регистраторши, ни хотя бы пульта внутреннего телефона. Что же делать? Не звать же ему на помощь, в самом деле? Миссис Уотерс сочла бы, что он не способен даже постоять за себя. Нужно каким-то образом перехватить инициативу, придумать хоть что-нибудь. Мысли лихорадочно роились в его мозгу, пока Джеймс беспомощно наблюдал, как его почти обнаженная пациентка усаживается на кушетку. Он кинул взгляд на её историю болезни и, нахмурившись, произнес:

— Я вижу, доктор Кайт-Фортескью прописал вам инъекции железа. Вы следуете его предписаниям?

— О, это было сто лет назад, — ответила миссис Гэрисон. — И совсем по другому случаю.

Что же делать — не может же он все время разглядывать её историю болезни! Джеймс прекрасно понимал, что рано или поздно ему все равно придется встать, взять стетоскоп и приблизиться к этой женщине. Он уже подумывал, как словно невзначай откроет дверь и вызовет миссис Уотерс, когда услышал монотонный голос пациентки:

— Посмотрите на меня, доктор. Прошу вас.

Она сидела на кушетке в позе из йоги. Так, во всяком случае, ему показалось. Левая нога вытянута вперед, правая, согнутая в колене, подтянута к животу таким образом, что пятка упирается в самое лоно. Не успел он это осознать, как миссис Гэрисон принялась раскачиваться взад-вперед.

— Красивая у меня грудь, да?

Не отрывая от него взгляда, она облизнула губы и впервые за все время улыбнулась. Жадно, как ему показалось. — Смотрите же на меня, доктор — не смейте отворачиваться. — Она начала качаться быстрее. Руки взлетели вверх, ладони обняли пышные груди, приподняли. — Красивые, правда? Вы согласны…

Вдруг она замолчала, застыв с раскрытым ртом. Глаза закатились. Дыхание остановилось, надолго, на целую вечность.

Наконец — глубокий вздох…

— О, как замечательно. — Она улыбнулась, тепло и благодарно. — У вас восхитительные глаза, доктор. Просто чудесные… — Правая нога разогнулась. Обе ноги соскользнули на пол, и миссис Гэрисон встала. Потянулась к своей одежде.

Джеймс обрел голос.

— Миссис Гэрисон…

— Аманда, — поправила она.

— Аманда… — оторопело повторил он. — Миссис Гэрисон, вы не должны так себя вести. В том смысле, что я…

— Вы умница, доктор! — перебила она. — Вы мне очень помогли — просто выручили. — Она улыбалась, словно не слышала, что он говорит. Натянула брючки, стала застегивать лифчик. — Это правда. Мне сразу так полегчало. Очень важно иногда выговориться. Излить то, что наболело. — Она взяла блузку и, к вящему удивлению Джеймса, открыла дверь. — Вам следует вызвать миссис Уотерс с журналом регистрации…

— По-моему, не стоит вам больше… — начал Джеймс, но осекся. — То есть, я хочу сказать, что вы не должны больше…

Он замолчал на полуслове, испуганный нескрываемой горечью, исказившей лицо женщины. В голове эхом прозвучали слова старого Кайта-Фортескью: «Вы не имеете права оставить разочарованной ни одну пациентку, чего бы она от вас ни добивалась… этим дамочкам не пилюли нужны, а жилетка, в которую можно выплакаться…!»

Джеймс встал. И, улыбаясь, сказал:

— Вам бы не мешало чуть-чуть прибавить в весе — фунтов десять хотя бы. Не волнуйтесь, от этого ваша красота не пострадает… Пожалуй, я выпишу вам тоник — для аппетита.

Подойдя к двери, он позвал:

— Миссис Уотерс! Принесите, пожалуйста, журнал.

И, в ожидании прихода регистраторши, приветливо улыбнулся своей пациентке. Аманда Гэрисон прошептала:

— Сегодня вечером встретимся, доктор? На оргии у Бьюкененов-Смитов?

Джеймс насторожился. Будь он собакой, вошедшая миссис Уотерс, заметила бы, что уши его стоят торчком… Целую неделю он вел целомудренный образ жизни, а тут сперва эта женщина, а потом ещё и…

Оргия?

— На какой день записать миссис Гэрисон, доктор? — тусклым голосом спросила миссис Уотерс.

Глава 4

На месте «Тихого омута», особняка Бьюкененов-Смитов, когда-то веке в семнадцатом, стояли, судя по всему, два коттеджа, которые в более поздние времена кто-то из следующих владельцев перестроил, объединил общей крышей и провел центральное отопление. Результат, по мнению Джеймса, вышел на славу. Толстенные — на века — дубовые стены, сводчатые потолки, просторные комнаты, окна в старинном стиле.

Сама же вечеринка поначалу показалась Джеймсу скучноватой. Около сорока совершенно безликих индивидуумов, разбившись кучками, вели какие-то разговоры, сосредоточенно чавкая, жевали бутерброды и потягивали напитки. По счастью, вскоре на выручку Джеймсу подоспела хозяйка; поначалу же, когда Китти только привела его, пыжась от гордости, словно шкипер пиратского судна с богатой добычей, Элинор Бьюкенен-Смит ещё возилась в кухне, и встретил их её муж Майкл. Это был грузный мужчина лет сорока пяти, с изрядным брюшком и сверкающей, гладко отполированной лысиной, словно в насмешку окруженной длинными и завивающимися рыжими волосами. Майкл вручил доктору и Китти по бокалу с коктейлем, представил паре первобытных недочеловеков, имена которых тут же вылетели у Джеймса из головы, и растворился в толпе. Услышав, что Джеймс — врач, неандертальцы принялись наперебой жаловаться ему на свои болячки, а один то и дело норовил задрать брючину и продемонстрировать Джеймсу застарелые варикозные вены. Беспомощно вытягивая шею и оглядываясь по сторонам, Джеймс заметил высокую и статную молодую женщину с золотистыми, зачесанными назад волосами, которая проталкивалась к нему. Когда их глаза встретились, женщина улыбнулась, приветливо замахала ему рукой, и Джеймс сразу понял — это и есть Элинор.

— Мой кузен, Джеймс Торчленд, — проскрипела Китти, когда женщина приблизилась к ним. — Джеймс, это Элинор Бьюкенен-Смит. Элинор, я очень признательна за приглашение на вашу замечательную…

— Да, а по-моему, все просто дохнут от скуки. — Высокая блондинка схватила Джеймса за руку. Он так и пожирал глазами её статную фигуру, прямой нос, фиалковые глаза и изумительно ровные зубы. Буквально силой отодрав Джеймса от Китти, Элинор увлекла его за собой, небрежно бросив через плечо: «Позже увидимся, Китти». Рассекая толпу, то и дело наступая на чьи-то мозоли, Элинор провела его в соседнюю комнату, уже менее просторную, и с виду походящую на кабинет. Людей здесь было гораздо меньше. Собственно говоря, их было всего двое, причем — только женщины. В углу стоял накрытый стол с бутылками. Стоило взгляду Джеймса упасть на одну из женщин, брюнетку, и — сердце его остановилось.

У неё были коротко подстриженные волосы — глянцевые, иссиня-черные, обрамляющие прелестное личико с огромными бледно-голубыми глазищами, немного заостренным подбородком и чувственным ртом. Женщина, улыбаясь, откровенно разглядывала его — с затаенным любопытством, как показалось Джеймсу. Словно вопрошала, готов ли и он улыбнуться в ответ. Джеймс вдруг понял, что ради этих глаз и пухлых губок он готов на все. В одно мгновение случилось нечто, перевернувшее все в нем наизнанку — словно невидимая рука щелкнула каким-то выключателем в глубине его сердца.

В его ушах словно издалека прозвучал голос Элинор: Тони Вальдшнеп, так, кажется, она назвала волоокую чаровницу. А полное имя — Антония, добавила она. Вторую подругу Элинор звали Ники Холт.

— Точнее — Николя, — хихикнула та, протягивая ему руку. Джеймс рассеянно пожал её. Ники тоже выглядела как конфетка. Соблазнительная и сексуальная. Он уже выпустил её руку, когда почувствовал прикосновение нежных пальцев к ладони. Джеймс затрепетал, в голове невольно всплыли слова Аманды Гэрисон «Сегодня вечером встретимся, доктор? На оргии у Бьюкененов-Смитов?»… В ту минуту он решил, что она шутит, однако сейчас сердце его заколотилось как безумное; а вдруг эта вечеринка — увертюра к настоящей, скрытой от посторонних глаз жизни Уиндлбери? Николя была на полголовы выше Тони, её каштановые волосы длинными волнами ниспадали на плечи. Крепкие, между прочим, как у гимнастки. Джеймс оценил и её тонкую талию, и стройные ноги, и зеленые глаза. Он помотал головой, точно отгоняя прочь наваждение. Нет, ерунда, — подумал он. — Случайная встреча с двумя сексапильными женщинами ещё не означает, что я попал в Оргивиль. Просто воображение у меня не в меру разыгралось, вот и все…

И не забывай — здесь Китти! Она не дремлет…

Он обратился к Элинор:

— Да, здесь и правда приятнее, чем в гостиной.

Элинор и Николя тут же прыснули, словно он удачно сострил. От неожиданности Джеймс тоже не выдержал и засмеялся. А вот Тони даже не улыбнулась. Она молча разглядывала его с таким странным видом, будто пыталась вспомнить, не видела ли молодого доктора раньше. Джеймс не мог оторвать глаз от её губ — в жизни ему ещё не приходилось видеть столь возбуждающего рта. Он пытался представить, каковы эти губки на вкус, как они раскрываются под поцелуем… Чтобы не показаться невежливым, он наконец заставил себя оторвать от Тони взгляд и повернулся к Николя Холт, которая, оживленно тараторя, рассказывала про Уиндлбери-Снайп, про то, сколь мало было в их обществе интересных людей, людей, с которыми можно приятно провести время; последние слова она подчеркнула, и Джеймс снова подумал: неужели все-таки это и есть одно из тех удивительных мест, о которых пишут в воскресных газетах?

Нет, конечно — такого просто не могло быть. Поскольку вся гостиная буквально кишит скучными снобами с унылыми рожами. С другой стороны, окажись это правдой, можно было понять, зачем Китти привела его сюда. Она преследовала вполне определенную цель: заманить падкого до женщин кузена в секс-ловушку, спровоцировать на неверный шаг.

Джеймс украдкой покосился на Тони Вальдшнеп. Ошеломляюще прекрасная и соблазнительная, но — без малейшего намека на распутства. И уж конечно не из тех женщин, которые способны принимать участие в оргиях. Вот Николя иное дело. Такую женщину он вполне мог представить в групповухе… Но Джеймс тут же нахмурил брови, отгоняя прочь эти мысли. Все дело в том, что он изголодался по женщине, давно не развлекался, а Кайт своими дурацкими разговорами разбередил ему душу.

Какое счастье, констатировала Николя, закончив рассказ о безнадежно скучной жизни в Уиндлбери-Снайп, что приезд Джеймса наконец разбавил их пресное, без единого «настоящего мужика», существование.

— К сожалению, я здесь всего на пару недель, — вздохнул Джеймс. — Пока старый Кайт-Фортескью читает свои лекции янки.

— Да, но ведь…

Элинор и Николя переглянулись. Джеймс воспользовался этим, чтобы ещё поглазеть на Тони. Ее соблазнительная шея оказалась на удивление длинной. Для миниатюрных женщин — это редкое качество; обычно голова у них растет едва ли не из плеч. Шея Тони Вальдшнеп притягивала его к себе подобно мощному магниту, и Джеймс дал себе зарок, что воспользуется первым же удобным случаем, чтобы её поцеловать. Внезапно он понял, что и сама Тони догадывается об этом его желании; во взгляде, который она украдкой метнула на него, читалось нескрываемое желание. Что ж, если так, то он не будет сопротивляться уж очень усердно… Взгляд Джеймса скользнул вниз по шее, оценил пышную грудь, осиную талию — нет, эта женщина была просто создана для любви. Неожиданно для себя Джеймс почувствовал, что страшно возбужден. Он даже не сразу понял, что Элинор его о чем-то спросила.

— Я спросила, — с улыбкой повторила она, заметив его растерянность, разве не правда, что Бернард рассчитывает сделать вас своим компаньоном?

— Да, об этом речь шла, — изумленно ответил Джеймс, который ни с кем своими планами не делился. — А кто вам об этом сказал?

Тони впервые вступила в беседу.

— Я услышала об этом вчера от вашей кузины Китти. На званом ужине.

— И мне она тоже это сказала, — вставила Элинор. — Китти — такая лапочка.

Глаза Джеймса расширились.

— Китти? Лапочка? — Он метнул быстрый взгляд на Тони. Николя так и покатилась со смеху. Тони сказала, что ещё плохо знает его кузину. Элинор взяла его бокал, понюхала и спросила, не налить ли ему ещё виски. В эту минуту в дверном проеме появился светловолосый мужчина лет тридцати пяти, с наметившимся брюшком. Он кивнул Николя и спросил:

— Ники, можно украсть тебя на минутку?

Николя улыбнулась Джеймсу и сказала:

— Долг превыше всего. Надеюсь, мы ещё увидимся? Я хотела бы потанцевать с вами. — И, выходя, игриво подмигнула зеленым глазом.

Не будь здесь Тони, подумал Джеймс, он бы с удовольствием составил компанию Николя. Причем чутье подсказывало, что для покорения и этой крепости ему не пришлось бы затрачивать слишком много усилий. В следующее мгновение в его мозгу промелькнула неприятная мысль: «Осторожнее, приятель, ведь эти дамочки почти наверняка — твои пациентки!»

Он проводил Николя задумчивым взглядом.

— Это был Оливер, — пояснила Тони. — Ее муж. Оливер Холт.

Рука Джеймса как бы невзначай прикоснулась к её локтю, и он осторожно увлек Тони за собой, подальше от Элинор, которая, повернувшись к ним спиной, колдовала над напитками. Тони руку не отняла, и Джеймс ещё более распалился. Погладил руку чуть выше локтя — Тони вновь не стала возражать.

— Красивое у вас имя, — проворковал Джеймс, на седьмом небе от счастья. — Наверное, и фамилия ему под стать.

— Фамилия у меня забавная — Вальдшнеп, — ответила Тони. И пояснила: Птичка такая есть.

— Вы замужем? — уточнил Джеймс. — Миссис Вальдшнеп?

Тони покрутила перед его носом пальчиками. Джеймс увидел обручальное кольцо.

— Да, — ответила она. — Но… это вовсе не препятствие для знакомства. Она скосила глаза в сторону Элинор и едва заметно кивнула. — У Бена, моего мужа, сейчас роман — с ней.

— Боже, да он просто ненормальный! — не выдержал Джеймс.

— Здесь так принято. Они утверждают, что иначе нельзя.

— Но вы, Тони… вы ведь… — сбивчиво залопотал Джеймс. В мозгу его мелькали совершенно иные мысли: Господи, все-таки это свершилось! Уиндлбери-Снайп и впрямь — настоящий Содом. А Прейер-Лейн — британский Пейтон-плейс*. (*«Пейтон-плейс» — знаменитый роман Грейс Метейлис о весьма свободных нравах, царящих в провинциальном американском городке). По-моему, вы не из этого круга, — заключил он.