— Так как вы себя чувствуете? — спросила она, с неудовольствием отмечая, что голос ее все же потеплел на пару градусов.

— Что ж… — многозначительно протянул мужчина, обводя рукой палату. Взглядом Патриция проследовала за движением, мгновенно отмечая изменения в обстановке. На тумбочке возле кровати появились книги — Чарльз Диккенс, Кен Фоллет, Герберт Уэллс, на спинке кресла — небрежно накинутые на нее брюки, рубашка и теплое пальто. — Могу признать, что быть живым гораздо приятнее, чем существовать где-то на грани. Врачи говорят, чтобы я как можно больше ходил пешком и тем самым восстанавливал силы, но сделать это непросто, несмотря на всю их терапию и микстуры.

— У меня есть трость, — выпалила Рицци и мысленно поморщилась. Спокойнее, спокойнее, равнодушнее… Никто не должен ни о чем догадаться. — Я имею в виду… я понимаю вас, мистер Прамнион. События позапрошлого года так же вынудили меня оказаться на больничной койке, после которой приходилось заново учиться ходить. И эта трость теперь лежит без надобности. Могу прислать ее вам, если это хоть чем-то поможет.

— Был бы весьма признателен вам за заботу, — улыбнулся Шерл настолько понимающе, что Патриции вновь захотелось мгновенно применить чары перемещения.

Под его всепроникающим темным взглядом она ощутила себя даже в большей ловушке, чем тогда, на улице. И совершенно не понимала, кто из них пытался играть сильнее, — это рушило всю ее стратегию и выводило из себя. Как будто Рицци оказалась не в больничной палате, а посреди напряженной партии в покер.

— Быть может, вы развлечете меня своей компанией еще немного и расскажете о том, что я пропустил? — спросил мужчина в тот самый момент, когда она сделала едва уловимое движение телом, намереваясь встать и попрощаться. — Слышал, для Ковена трудные времена не заканчиваются?

— Так и есть, мистер Прамнион, — кивнула Патриция. — Трудные времена продолжаются для всех нас…

Увлекшись душевными терзаниями, она и вправду забыла о важном. О недавнем собрании правителей, где сообщали о возможных скорых природных катаклизмах и обсуждали отсутствие каких-либо значимых перемен на архипелаге после снятия проклятия, и о тайном проекте Тэда Кларенса, вознамерившегося выяснить причины этого как можно скорее… Политика никогда особо ее не интересовала. Даже в Штаб она когда-то рвалась только затем, чтобы попробовать пробиться в охотники и направить свою злость в нужное русло.

Тем не менее Рицци рассказала Шерлу все то, что ему необходимо было знать, прежде чем выписываться из лечебницы, и скоро с изумлением отметила, что беседа потекла плавно и естественно, без запинок, неловких пауз и шероховатостей.

— Значит, в Ковене начали сомневаться в проклятии, — подвел итог Шерл с таким видом, словно все понимал и в этом, чем опять заставил Патрицию напрячься.

— Несмотря на сложности, они ждут вашего возвращения, — сказала она. — Артур Эмброуз согласится на предложенную ему должность и станет последним по счету, но ваше место сохранено за вами.

— Оказывается, если хочешь стать всеобщим героем, нужно лишь чтобы тебя вовремя смертельно ранили. Это забавно. Но, разумеется, я буду рад оказанной мне чести и постараюсь посетить ближайшее собрание, — усмехнулся мужчина и вновь внимательно посмотрел на нее. — Что же насчет вас, мисс Альфано?

— Насчет меня?.. — переспросила Рицци, стараясь отвести взгляд, но безуспешно. Темно-синие глаза Шерла Прамниона притягивали, предвещая скорый крах.

— Вы заглянете ко мне завтра? — спросил он с подкупающей улыбкой.

— Все может быть, мистер Прамнион, — сказала Патриция, улыбнулась в ответ и почувствовала, что ее каменное сердце в один миг покрылось трещинами такими же глубокими, как и душа.

* * *

Бледное нью-авалонское солнце медленно прошествовало вниз к горизонту сквозь череду алых облаков, над заиндевевшими вересковыми полями и одинокими черными деревьями. Течение жизни сельской местности ощущалось совсем не так, как в столице, и Деми Лоренс, вернувшаяся на Вайлдхант в свой одинокий Лост-хаус, осознавала это со всей отчетливостью.

Стоило только увидеть свой мертвый сад и подвергнуться нападкам наседающей с расспросами Рут, как стало очевидно: от проблем нигде невозможно укрыться. За длинным днем последовал такой же длинный вечер.

Деметра, разумеется, отправила письмо с объяснениями своего внезапного отъезда в Кроу-хаус и рассчитывала на понимание, но моментально обожглась о гневное ответное письмо от Дориана, который места себе не находил всю ту ночь, когда она добиралась от Вэлфорд-холла до маленькой деревушки.

Чувствуя вину — вновь эту вечную, не проходящую вину — за то, что незаслуженно обидела парня, эгоистично не подумала о его чувствах, приняла сиюминутное решение… Деметра думала только о том, как она устала. Если бы нашлось какое-то место, где можно было бы по-настоящему спрятаться от всех… от абсолютно всех знакомых, она отправилась бы туда не задумываясь. Клетка день ото дня становилась теснее.

Она завтракала, обедала и даже ужинала в одиночестве, не чувствуя вкуса ни еды, ни напитков. Экономка Рут явно замечала это и потому к позднему вечеру постаралась порадовать хозяйку принесенным в гостиную великолепным сливочным тортом со свежей клубникой, невесть откуда взявшейся посреди зимы.

За окном уже стемнело до такой степени, что Деми легко могла различить свое отражение — тощее, бледное, до невозможности изнемогшее, напоминающее призрака куда больше, чем живого человека. Отражение впечатлило ее так сильно, что торт, а вместе с ним и чай остались без внимания.

Рут заметила и это.

— Вы тоскуете по земному миру, госпожа? — спросила она с явной неловкостью в голосе. Экономка была одной из тех немногих людей, которых разрешено было посвятить во все проблемы. — Хотите, я привезу вам что-нибудь оттуда? Что-нибудь, что будет напоминать о доме?

— О доме, — тихим эхом отозвалась Деметра. — У меня никогда не было дома, Рут.

— Но отчего тогда… У вас ведь есть дом здесь. Неужели существуют какие-то причины, по которым Лост-хаус не может им стать? — все еще неуверенно поинтересовалась экономка. — Не может же все дело быть только в природе…

— Ты не понимаешь. Я скучаю не только по голубому небу и зеленым растениям, — покачала головой Деми, поднимаясь и направляясь к окну. — Я хотела бы навсегда забыть о своей слабости. Хотела бы поехать туда, куда захочу, без чьих-либо указаний, наставлений или претензий. Хотела бы просто жить, не думая о смертях и опасностях. Для многих жителей Нью-Авалона, и даже для тебя, открыты большинство из этих возможностей. А для меня их просто нет. Мне кажется, я существую по заранее составленным правилам, отклонение от которых означает лишь гибель. Человеку не место на Нью-Авалоне. Поэтому мне грустно.

— Вы хотели бы свободы… — упавшим голосом подвела черту служанка.

— Да, — жестким тоном ответила Деметра, дотрагиваясь пальцами до своего призрачного отражения. — И как только для меня откроется хоть малейшая лазейка, Рут, можешь не сомневаться, я ею воспользуюсь.

— Хотела бы я хоть как-то помочь вам…

— Если хочешь помочь, будь добра, не дай пропасть торту, — горько ухмыльнулась Деми. — Уверена, что в иных обстоятельствах он бы мне понравился.

Отвернувшись от окна, она прошествовала по залу и вышла в холл, где на вешалке висело ее пальто, которое нарочно попросила не убирать в гардеробную. Надев его и закутавшись в шарф, Деметра вышла на улицу, где звенящий морозным инеем день превратился в непроглядную и жуткую зимнюю ночь.

Тонкий слой льда похрустывал под ее ногами, глубокое дыхание вырывалось облачками пара. Деми обошла дом с правой стороны и некоторое время слонялась по еще одному умершему саду, в старые времена украшавшему особняк.

Смахнув перчаткой со старой скамейки снег и присев на нее, несмотря на холод, она вдруг вспомнила слова сестры:

«Я пришлю тебе красное платье. Оно будет очень хорошо смотреться на контрасте с белым».

Красное платье на фоне белого снега… Да, должно быть, зрелище будет и вправду эффектным.

Она не испытывала ни малейшего желания становиться подружкой невесты. И уже не была уверена, способна ли вообще когда-нибудь помириться с Рубиной… Коварный план сестры удался на все сто процентов, приведя Деметру в куда худшее состояние. Прекрасная затея: отомстить обидчику своим собственным счастьем.

Даже у Рубины, до сих пор скованной обязательствами перед Ковеном, свободы выбора имелось куда больше, чем у Деми в текущий момент.

У нее было будущее и планы на него. У Деметры — нет.

Недавнее разумное и взрослое решение не ввязываться во что-то сомнительное было забыто. А вместо него возникло противоположное, импульсивное и жгучее, нарастающее с каждой секундой желание сделать что-то дикое, ввязаться в нечто опасное, совершить хоть какой-нибудь необдуманный поступок, лишь бы ненадолго почувствовать себя живой. Деми понимала: она все еще пыталась вырваться из клетки. Как делала это всегда. Всю жизнь. Даже до того момента, когда оказалась заперта в одном маленьком мире.

Вернувшись в дом, она велела Рут подать экипаж.