Вячеслав Ковалев

Хадават

Хадават — дословно «наследник». Особый титул времен Старой империи. Когда владетель не имел законных сыновей, он проводил особый обряд усыновления, передавая право наследования человеку, которого сам выбирал. Этот человек и получал титул хадавата, пока не вступал в законное владение.

Из записей Озар-Ада, хранителя печатей империи

Сложно сделать первый шаг. Но когда ты его сделаешь, тут же возникает задача еще труднее: остановиться.

Мудрость, ставшая народной, или Одно из поучений мастеров

ГЛАВА 1

— Мне нужен отпуск. — Макс сидел, растерянно шаря глазами по поверхности стола, как будто именно там находились ответы на все его вопросы.

— Плохо выглядишь.

— Нормально я выгляжу, мне нужен отпуск, — с нажимом повторил Макс.

— Нужен так нужен, чего разволновался. Когда там у тебя по графику? — Антон Семенович потянулся к своим папкам.

— Мне нужен длительный отпуск, и нужен сейчас. — Макс поднял на шефа глаза. — Длительный, на полгода, — повторил он.

— Что? Да ты шо, сынку, с глузду зъихав? — Шеф в минуты волнений любил ввернуть что-нибудь по-украински, мог и матернуться, уже, правда, на великорусском. Наедине, разумеется. При посторонних это был милый интеллигент, ученый и все такое.

— Варианта два: ил и я иду в отпуск, или я просто спекусь.

— Ну и зачем тебе такой отпуск? Полгода! — Семеныч почесал переносицу. — Ты же закиснешь, ты же сдохнешь от скуки, я ведь тебя знаю.

— Мне нужно решить некоторые личные проблемы, вернее, не проблемы, но решить нужно.

— Слушай, может, тебе просто на море съездить? Дадим тебе путевку, льготную. Солнце, пляжи, вино, загорелые девчонки в купальниках. Отдохнешь, встряхнешься, позагораешь, а?

— Антон Семенович, я хочу взять творческий отпуск, по-моему, имею на это полное право. — Голос Макса начал подрагивать.

— Было такое право, было, да все вышло, не могу я тебя отпустить на такой срок.

— Жаль, значит, придется увольняться, а я думал, договоримся. — Макса начинал напрягать этот разговор, ему хотелось поскорее все закончить и уйти. Наверное, это отразилось у него на лице, потому что Семеныч, который действительно очень хорошо его знал, вдруг переменился и перестал его уговаривать.

— Ладно, черт с тобой, придумаем что-нибудь, вали.

— Спасибо. — Макс двинулся к двери.

— Жить-то на что будешь?

— А я дом продал, бабкин.

Он шел по улице, и ему было хорошо. Так всегда бывает, когда сделаешь то, чего давно хотелось, и приходит облегчение. Несколько месяцев назад он вдруг понял, что работа ему не в радость, а последние две недели стало просто невыносимо. И вот все. Наконец-то! Можно расслабиться, не торопиться, никуда не бежать, не прыгать и не выжимать из себя трудовые подвиги.

Макс прошел по бульвару и спустился к реке, к тому месту, которое горожане с присущим им оптимизмом именовали набережной. Он любил здесь бывать, несмотря на некоторую грязь и общую неустроенность. Впрочем, это была обычная картина для всего города, да и для всей страны. Иногда он задумывался, почему так. Много мусорят или мало убирают? Скорее всего, и то и другое. Ну и бог с ним. Мысли роились в голове, но делали это довольно вяло, не причиняя излишних неудобств. А Макс просто сидел, наблюдая за водой. Домой не хотелось, совсем. Хотелось не пойми чего. Он достал телефон.

— Алло, Лень, привет. Да, нормально. Слушай, я подумал над твоим предложением, я согласен.

Трубка в ответ благодарно застрекотала и отключилась.

— Вот так, — сказал он прыгавшему рядом воробью.

Воробей снисходительно глянул на человека и попрыгал дальше по своим воробьиным делам. Макс встал и направился домой — собирать вещи. Потому как ближайшие три месяца он проведет за городом, причем довольно далеко, на даче своего приятеля Леньки Шестакова. Сам Ленька ввиду отъезда в страны неблизкого зарубежья по делам, а точнее на заработки, не мог посещать дачу и опасался, что она станет достоянием людей, не обремененных нравственными принципами, попросту говоря, дачных воришек. Вот и просил приятель Ленька приятеля Макса пожить на природе, заодно попробовать себя в качестве дачного сторожа. Макс сильно сомневался в своих охранных талантах, оставалось надеяться, что в обитаемое жилище просто никто не полезет. На том и порешили.

— Ну кажется, все, — сказал Макс, еще раз просмотрев собранные вещи.

Затренькал телефон.

— Да. — Он прижал трубку плечом к уху, застегивая сумку.

— Максим, ваш портрет готов.

— Какой портрет?

— Такой портрет, — язвительно заявил голос из трубки. — Ты что, парень, забыл?

— Ах да! — Макс вспомнил. — И что?

— Ты что, обкурился? — ворчливо поинтересовался голос. — Если портрет готов, его забирают, вешают на стену, любуются и вспоминают доброго мастера такими же добрыми словами. Кстати, полюбоваться есть чем, жаловаться не будешь, — довольно замурлыкал голос.

Макс призадумался. Положение было щекотливым. История эта случилась еще осенью. Он гулял в Центральном парке, свернул на аллею, где выставляли свои работы местные Ван Гоги и Рубенсы. Так просто свернул, без всякой надобности, поглазеть. Остановился около одного портрета. Женского. И ничего вроде необычного, однако было в нем нечто такое, что притягивало внимание. То ли во взгляде карих глаз, то ли в лукаво-игривой улыбке немного полноватых губ, то ли в кокетливом повороте головы. В общем, что-то было. Макс стоял, пытаясь понять — что.

— Нравится? — осведомился у него низенький толстячок с неопрятной шевелюрой. Вероятно, автор. Он подошел поближе, заложив руки в карманы немного тесноватых брюк, и встал, раскачиваясь с пятки на носок.

— Нравится, — не стал отрицать Макс.

— Богиня! — выдал толстячок. — А давай я и тебе портрет сделаю, — предложил он вдруг, прищурив левый глаз.

— Да нет, спасибо, не надо.

— А я бесплатно! — тут же выпалил он, продолжая любоваться собственной работой.

— А смысл?

— А ради искусства!

— Значит, портрет? Бесплатно? В полный рост? — спросил Макс. — В чем подвох?

— А он должен быть? Куда катится мир! — протянул толстячок пафосно. — В добрые порывы никто не верит. А может, мне интересен такой типаж, как ты? — Художник перешел на «ты» и наконец-то перевел взгляд на Макса. — С нее я вот денег тоже не взял. Правда, передать ей портрет не удалось.

— Это почему?

— Да уехала она, — с сожалением протянул он. — Говорят, куда-то в Европу. Эх, какая женщина! Какая женщина! Ну так что? Будем портрет писать?

— А что от меня-то нужно?

— Согласие.

— А позировать там…

Толстячок посмотрел на Макса, как на умалишенного.

— Да на черта мне твое позирование сдалось. Все, что нужно, я уже увидел.

— Так мог бы и так рисовать, без согласия, я бы и не узнал.

— Во-первых, писать. А во-вторых, без согласия никак нельзя. Не получится ничего.

— Ну раз так, тогда — конечно. Я согласен. Пиши. — Макс еще раз глянул на портрет девушки и двинулся дальше.

— Э-э-э! — окликнул его толстячок. — Ты далеко?

— А что?

— Телефончик оставь, как я тебя потом искать буду?

И Макс оставил. Потом решил, что зря. Будет еще ему этот ненормальный названивать. Но тот Макса не беспокоил, и он вскоре совершенно забыл об этой истории. И вот те на! Портретист нарисовался.

— Что же мне делать? — проговорил Макс в трубку, размышляя вслух.

— Радоваться, друг мой, радоваться! — заявил голос из трубки. — Слушай, ты где живешь?

— На Островского.

— Отлично! — Голос в трубке неподдельно обрадовался. — Мои ребята сейчас как раз на Островского один заказ повезут, вот и тебе портрет закинут. Просто час побудь дома. Давай, друг мой, диктуй адрес!

И Макс продиктовал.

Через полтора часа он сидел на своем диване и рассматривал привезенный портрет. Увидев его, Макс слегка опешил и все еще не пришел в себя. Во-первых, полотно было огромным — с Макса высотой и больше метра шириной. Когда двое хмурых парней в синих комбинезонах занесли его в квартиру, она как-то сразу стала маленькой и унылой. Во-вторых… Эх, во-вторых, портрет Макса смущал. Это, несомненно, был он. И в то же время не он. Что-то другое, чужое было в этом парне, который спокойно и даже как-то устало смотрел на свой оригинал. К тому же парень на портрете был нелепо одет. Стиль милитари. Только если сбросить несколько сотен лет. Эти одеяния были похожи на доспехи. Грубая кожа, металлические детали, наручи, шипастые боевые перчатки. К тому же парень опирался на арбалет. Бред какой-то!

Снова затренькал телефон, отвлекая Макса от раздумий.

— Да, — бросил он в трубку, не глянув на номер.

— Любуешься? — радостно прошелестело в ней.

— Значит, все, что надо, увидел? Во что я одет? Хренотень какая-то!

— Понравилось, — словно не слыша Макса, радостно протянул голос, — ведь понравилось?!

— Ну допустим, — буркнул Макс.

— Ты зануда, — сообщил ему голос. — Может, поблагодаришь?

— Спасибо, — Макс почувствовал себя неловко, — мне действительно понравилось.

— А то, — чирикнуло в трубке, и та отключилась. Номер, кстати, не определился.