Вячеслав Кумин

Пиратская угроза

1

Противно запиликал будильник, и Каин Иннокент открыл глаза. Собственно говоря, проснулся он еще пятнадцать минут назад, просто лежал с закрытыми глазами и ждал, когда сработает звонок, обозначив семь часов утра по корабельному времени.

— Заткнись…

Будильник, еще раз словно бы обиженно пискнув, замолчал.

— Свет!

Тьму крохотной каюты разогнало мягкое свечение потолочной панели. Не слишком яркое, от которого неприятно глазам, но и не тусклое, когда ничего не видно и приходится напрягать зрение.

Каин, откинув одеяло, резко сел на своей койке, даже в глазах на секунду помутилось, что для пилота перехватчика очень плохой симптом. Если ничего не сделать — спишут на следующей медкомиссии. А заканчивать карьеру в тридцать, только-только ее начав…

В последнее время он плохо спал, и потому голова была тяжелой, словно после бодуна. Хотя ни вчера, ни даже позавчера не выпил ни капли спиртного и тем более не баловался никакой запрещенной и даже разрешенной химией.

На корабле вообще царил сухой закон. Но на то он и закон, чтобы его обходить. Поэтому отстоявший на вахте экипаж мог запросто пропустить пару глоточков для лучшего сна, техники, работающие с жидкостями двойного назначения, так вообще могли напиться вдрызг. Но только не пилоты, они себе подобную вольность, находясь в состоянии дежурства, позволить не могли.

А что если раздастся тревога? И через полчаса идти на боевой вылет?! Это же залет! И каламбур летчик-залетчик станет уже приговором. Ни одна таблетка или микстура не сможет вывести из организма алкоголь за столь короткий отрезок времени, а избыток спирта в крови может стать не только причиной ошибки, но и собственной смерти. Реакция от спирта, как известно, замедляется, а именно она необходимее всего в бою.

Каин умирать в тридцать не хотел. Как не хотел он и того, чтобы его списали на какую-нибудь планетарную базу с понижением класса с «Категория-A» до «Категория-В» да еще и с понижением звания. А побыв капитаном, пусть всего один год, возвращаться в лейтенанты, мягко говоря, неприятно. Это позорно. Особенно если учесть, что подобных залетчиков отправляли в столь отдаленные, глухие и гнилые места, что хоть вешайся с тоски. Некоторые так и делали, хотя большинство предпочитали сразу увольняться.

Не для того он пять лет учился, чтобы превратиться в «жука», как не очень лестно называли пилотов базирующихся на поверхности планет, пусть и с возможностью выхода на орбиту. Ведь быть пилотом «космос-космос» — вот высший пилотаж. Таких немного, один на сотню «жуков». Элита. И зарплата у них соответствующая. Терять ее тоже не хотелось. Двадцать пять лет службы — и ты обеспеченный человек, если, конечно, не страдаешь увлечением азартными играми. Каин не страдал.

Так что капитан Иннокент не пил принципиально. Даже не курил, не говоря уже обо всем прочем. Из эскадрильи уже спровадили трех таких горе-пилотов, и повторить их судьбу он желанием не горел.

Двое на момент внепланового медицинского освидетельствования оказались пьяными, один чем-то обкурился. Но если «алкашей» перевели на планету, то «нарка» уволили без разговоров. И хоть обучение пилотов обходилось баснословно дорого, держать потенциальных наркоманов никто не собирался, иначе это могло обойтись еще дороже, и не только в деньгах, но и в жизнях.

Застелив койку и одевшись в цивильное — шорты, рубаха-гавайка, — Каин потопал в столовую. Гражданская одежда вообще-то не приветствовалась на кораблях ВКФ, но пилоты так поступали из чистой вредности. Все началось с того, что один адмирал много лет назад, непонятно по какой причине, назвал пилотов — да, именно пилотов, а не десантные подразделения — пассажирами. В отместку «пассажиры» стали одеваться именно как пассажиры. И хоть адмирал тот давно уже на пенсии, если не в могиле, традиция осталась, как бы с ней ни боролись на местах.

У входа в столовую Каин встретился со своим приятелем и напарником по звену лейтенантом Ремом Даскинсом по прозвищу-позывному Насос.

— Привет, Ригель, чего смурной такой? — спросил он.

Позывные в эскадрилье давали в честь созвездий и звезд, но с учетом личных качеств. Каин не знал, в честь чего его назвали Ригелем, и особенно не интересовался. Позывные давали командиры, а спрашивать такие пустяки он считал недостойным. Может, просто такое досталось, как следующему по списку, хотя он предпочел бы что-нибудь более звучное, вроде Волк, Лев, Рысь и другие столь же мужественные… Хотя, с другой стороны, наверное стоит порадоваться, что его не обозвали Зайцем, Раком, Лисичкой или еще как.

А вот с Насосом все очень даже конкретно, Рем часто занимал деньги и долго их не отдавал. Он, в отличие от Каина, очень любил играть в карты и сильно проигрывался.

— Не знаю… А ты чего веселый, выиграл?

— Немного, — признался Рем.

— Тогда гони двадцатку.

Даскинс послушно, с тяжким вздохом полез в нагрудный карман и выудил двадцать реалов. И стоило только Каину взять купюру, как Рем, что-то вспомнив, закричал:

— Ты обманул меня! Я тебе ничего не должен! Я тебе еще все на прошлой неделе отдал с зарплаты!

Иннокент рассмеялся, выпуская банкноту, которая тут же исчезла. Даскинс много кому задолжал, и он не хотел, чтобы кто-то увидел, что у него появились деньги. Придут ведь требовать отдать долги.

— Чуть не прокатило.

— Засранец ты, капитан… — тоже засмеялся Рем. — Чуть не обмишурил меня.

— Эх, лейтенант, не доведет тебя это до добра, — покачал головой Иннокент, выбирая себе завтрак.

Он взял себе кофе со сливками и бутерброд с сыром и колбасой. Вообще-то, говорили, что это несовместимые продукты, но Каин этому не верил. Он верил только своим глазам, а глаза в гальюне видели, что на выходе получается такая же масса, что и в случае с так называемыми совместимыми продуктами. Для него главное, чтобы было вкусно и питательно.

— Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Покер для меня это как… непочатая бутылка для самого распоследнего алкаша.

— А нужно. Лечись. Я слышал, игромания — это болезнь, как тот же алкоголизм.

— Дай я чихну на тебя…

— …К счастью, незаразная.

— Ну вот, — огорчился Рем, — а так бы заразил — и было бы у кого выигрывать.

— Не дождешься.

— Я знаю, что ты правильный. Не куришь, не пьешь и…

— От последнего я бы не отказался, — отреагировал Каин, зная продолжение.

— Да… вот только где на корабле их взять, баб-то? — снова вздохнул Рем.

— В лазарете… там такая докторша с сестричками!

— Ага, — криво усмехнулся Даскинс. — Нас потом матросня задолбает. Это же их вотчина.

— Им по уставу не положено между членами экипажа… Медперсонал — экипаж. А мы вроде как пассажиры.

— Х-ха! Где положено, там и наложено!

— Что нам матросы? Не справимся, что ли?

— Один на один, и даже два к одному — без проблем. Уделаем одной левой. Вот только на этом корыте их столько, что лучше сразу за борт без скафандра выпрыгнуть, потому как напинают по одному месту и все равно вытолкают!

— С абордажниками скооперируемся. Сколько их тут?

— Как и нас, две группы, только по пятьдесят человек.

— Ну вот! Нас двадцать, их целая сотня, а экипаж насчитывает…

— Полтысячи.

— Справимся! Они на то и абордажники, чтобы простого матроса в бараний рог крутить голыми руками. Без нас даже обойдутся…

— Вот именно, — хмыкнул Даскинс. — На кой хрен им мы? Женским телом только делиться придется. И потом, абордажники скорее скооперируются с матросами, чем с нами.

— Почему? Это же по сути пехота. А у пехоты с матросами вечно терки.

— Потому что они все плебеи! — засмеялся Насос. — Плебей с плебеем всегда скорее договорится, чем с нами — белой костью!

Иннокент невольно поддержал смех. Что есть, то есть. Пилоты прослыли большими снобами, причем сами старательно поддерживали этот имидж и теперь расплачивались.

— И потом нас всех за такой мятеж…

— Боязливый ты… — посмеялся Каин, помешивая ложкой кофе.

— Ничего… нам осталось две недели. Еще две недели автономного дежурства из трехмесячного срока — и мы пойдем на базу отдыха. Пляж, солнце, девочки…

— Не трави душу.

— Надо писать письмо в адмиралтейство, — предложил Даскинс.

— Какое еще письмо?

— Предложение по улучшению эмоционального и физического состояния экипажа в длительном походе или дежурстве.

— И что ты хочешь предложить? — усмехнулся Иннокент. — Чтобы на каждом корабле организовали бордель?

— В точку! — согласился Рем Даскинс.

Каин аж поперхнулся.

— Ты представляешь, что будет с дисциплиной?

— Она только улучшится из-за удовлетворенного состояния экипажей.

— Да ну тебя…

2

Закончив завтрак, Каин сдал поднос с грязной посудой в мойку и, выйдя из столовой, остановился на перекрестке, точно на распутье.

— Ты сейчас куда? — спросил Рем.

— Пытаюсь сообразить…

«Направо пойдешь — в спортзал попадешь, налево пойдешь… жаль, что баб нету, — вздохнул Иннокент, — …в гальюн угодишь. Вперед зашагаешь — к себе в каюту придешь. Вниз пойдешь — на летной палубе окажешься, а наверх взберешься — в учебной части очутишься. Так куда пойти, спрашивается?»

Занятий у пилотов на корабле не так уж и много. Можно почитать, посмотреть фильм, но это уже ближе к «вечеру». Утром и днем полагалось повышать боевую готовность, то есть учиться и заниматься физподготовкой. Ни на тренажеры-имитаторы, ни в спортзал Иннокента не тянуло.

Настроение после завтрака и дурашливой беседы с приятелем несколько улучшилось, но общая апатия, вызванная заточением в ограниченном пространстве корабля и плохим сном, никуда не делась. Шевелиться не хотелось. Можно, конечно, завалиться обратно в свою каюту, она у пилотов хоть и маленькая, но отдельная, но это скудное пространство два на три метра надоело еще больше.

У каждого пилота был свой бзик, на который тратилась вся та пропасть свободного времени, что у него имелось помимо учебы, тренировок и собственно боевых вылетов.

Последнее случалось нечасто. Хотя раз в одну-две недели корабль срывался с места и спешил на помощь атакованным вконец обнаглевшими пиратами гражданским судам. Но все заканчивалось еще до их подхода. Либо атакованным удалось оторваться от ублюдков, или же, как в последнем случае, пираты все же приделали ноги грузовику и ушли в неизвестном направлении, дабы потом истребовать с судовладельца выкуп за освобождение экипажа и самого судна.

Все остальное время пилоты были практически предоставлены сами себе. Неудивительно, что у кого-то появлялись свои занятия. Кто-то лепил из пластилина скульптуры, занимался резьбой по дереву, кто-то рисовал, писал, зависал в играх. Кто-то, как Насос, играл в азартные игры — к слову, запрещенное занятие. Ставки делали небольшие, поэтому затягивались они надолго.

И вот надо же такому случиться, что у Каина не оказалось никаких наклонностей, ни хороших, ни плохих. Невероятно, но это так. Он специально пробовал чем-то заняться, но ничего его не цепляло. Так что хобби он не обзавелся.

«Может, в лазарет все же сходить, пожаловаться на бессонницу?» — подумалось ему.

Но от этой идеи при коротком размышлении Каин решительно отказался. Не хватало еще, чтобы в медицинском разделе личного дела появилась какая-то запись. Чем меньше у пилота записей в деле, тем быстрее продвижение по службе. А оно будет идти еще быстрее, если записи будут, но исключительно положительного характера, но для этого нужно настигнуть-таки пиратов и сбить парочку из них.

— Ну ты решил или как? — не выдержал затянувшейся паузы Рем.

— Нет…

— Может, моим вариантом воспользуемся?

— Каким? В покер сыграть?

— Нет… в покер мы вечером режемся, приходи, если надумаешь. А сейчас я предлагаю все-таки сходить в спортзал.

— Пошли, — согласился Каин.

Решение ничем не лучше и не хуже любого другого.

— Чуть не забыл…

Насос вытащил из другого кармана коробочку и, отщелкнув одно драже, забросил его в рот.

— Чего это ты сейчас принял? — подозрительно спросил Каин. — На освежитель дыхания что-то не похоже…

Во флоте стучать на боевых товарищей не принято, как, впрочем, и везде в армии, но здоровьем ближнего своего хотя бы ради собственного благополучия поинтересоваться не мешает. А ну как подведет в ответственный момент, не прикроет спину в боевом вылете?

— Ты чего? А! Не, не колеса, — засмеялся Рем. — Успокоительные.

— Зачем? Беспокойным стал?

— Ну ты скажешь тоже… После последнего прыжка со сном проблемы возникли…

«Точно, — вспомнил капитан Иннокент. — Именно после последнего прыжка и у меня возникло это чертово недомогание».

— Кто тебе это дал?

— Наш док, конечно. Все чики-чики, все по рецепту. Три таблетки в день, утром, в обед и перед сном.

— Помогает?

— Ага.

— Дай-ка и мне таблеточку.

— Тоже проблемы?

— Есть немного. Ну так дашь или нет?

— Самому мало. И потом, самолечение не приветствуется. Сходи к доку, он тебе тоже пропишет, чтобы и к тебе ни у кого в свою очередь никаких вопросов не возникло и не стукнули.

— Загляну как-нибудь…

— Ах вот оно что! — догадался Рем. — Боишься свои данные подмазать? Не боись… Не ты первый, не ты последний. Тем более наш док сказал, что это из-за частых прыжков.

— Да, в этот раз мы действительно довольно часто скачем. Раньше такого не было.

Насос согласно кивнул.

— Не больше четырех раз за все время дежурства, а нынче в прошлом месяце только четырежды… Поэтому естественно, что организм, даже такой крепкий, как у нас, не выдерживает. Несколько матросов, я слышал, так вообще лежат под капельницей…

— Да схожу я, схожу, — проворчал капитан, понимая, что Даскинс агитирует его все же заглянуть к доктору и осмотреться, намекая, что ничего страшного в этом нет. — Но ты прав, пираты что-то слишком уж активизировались.

Приятели переоделись в спортивную форму и вошли в зал. В нос, несмотря на усиленную вентиляцию, тут же ударил запах едкого мужского пота. Они, конечно же, оказались не первыми посетителями, и большую часть зала занимали десантники — абордажная команда.

Спортзал на корабле спроектировали большим, с великим множеством различных спортивных снарядов у стен, на большинстве из которых уже занимались, и двумя открытыми татами в центре, так же занятыми отрабатывающими приемы десантниками.

Спортивный зал, способный вместить в себя весь экипаж и «пассажиров», к коим относили не только пилотов, но и десантников, также часто использовался для официальных мероприятий, как торжественных, так и не очень.

— У-у громилы…

Каин кивнул. Отличить десантника от пилота так же легко, как пилота от матроса. Матросы — самые хлипкие обитатели на корабле. Встречались, конечно, экземпляры достойные десанта, но физическая сила им была ни к чему.

Пилоты, как правило, парни сухие, среднего и чуть выше оного роста. Десантники же все как один богатыри под два метра с обхватом бицепса как не у всякого нога в самом широком месте развивается.

— Стероидами их, что ли, кормят?

— Завидуешь?

— Этой груде мышц?.. — презрительно махнул рукой Даскинс в сторону схватившихся на татами в полуконтактном спарринге десантников. — Конечно!

— А я нет.

— Почему? Посмотри, какие мышцы! Были бы у меня такие, бабы сами бы мне на шею вешались без всяких разговоров, цветов и танцев! А то приходится подарки им дарить, ходить вокруг да около, расписывать, какой ты герой и скольких ты пиратов на части порвал…

Каин хмыкнул. Он знал, что у Даскинса на счету всего одна машина. За три года службы это немного, как ни крути. У самого Иннокента дела обстояли не многим лучше, шестой год службы, а на борту его УП-12М «Протон» красовалось всего четыре звездочки. Не ахти какой результат.

Но, с другой стороны, не война ведь, и очень многие пилоты мечтали о получении хотя бы одной звездочки, как у Насоса.

— Если бы у тебя имелись такие же мышцы, ты с этой бабой не знал бы что делать.

— Намекаешь, что при такой мускулатуре у них мозгов чуть?

— И это тоже, — кивнул Каин. — Но тут, при отсутствии мозгов, все сделает автопилот… в смысле, инстинкт подскажет, что самцу делать с самкой и как…

— Тогда что ты имел в виду? Что они страдают от импотенции?!

— Тихо…

Но поздно. Один из десантников даже в этом лязге металла и шума работы тренажеров его хорошо расслышал.

3

— Что-о?! — замычал особо здоровенный громила, оставив тренировку на тренажере и медленно поворачиваясь. — Что ты сказал, заморыш?!

Десантник встал и навис над сжавшимся на своем месте Ремом Даскинсом.

— Повтори, что ты сказал, ханурик! — настаивал громила.

— Э-э…

— Рядовой, не забывайтесь, — встрял Каин. — Вы разговариваете с офицером.

— У него на лбу не написано, — ничуть не смутился представитель десанта.

Даже наоборот, широко улыбнулся и, сцепив пальцы в замок, громко ими хрустнул.

Конфликтная ситуация не осталась незамеченной. Сначала на них просто поглядывали, а потом, словно по какому-то сигналу, к ним стали подтягиваться со всех сторон десантники, матросы, немногочисленные пилоты. Толпа собралась будь здоров, и, к печали залетевших пилотов, командиры десантных подразделений вмешиваться в ситуацию не спешили, с интересом поглядывая, как летуны будут выкручиваться из сложившегося положения.

«Вот суки! — подумал о них Иннокент. — Но ведь не просить же…»

— Теперь знаете.

— Это ничего не меняет… с-сэр, — нагло ответил рядовой десантник, почувствовав негласную поддержку своих командиров. — Во-первых, он не в форме, во-вторых, кто позволил, пусть и офицеру, оскорблять рядового?!

«Где мы им дорогу перебежали?» — продолжал размышлять капитан Иннокент, стараясь не смотреть в сторону двух десантных лейтенантов, чтобы они не восприняли взгляд как просьбу о помощи. Такого позора от летчиков они не дождутся.

Капитан или майор, присутствуй они в зале, уже давно бы все остановили.

Лишь секундой позже он понял, что это просто межвидовое соперничество, где пилоты самая нелюбимая каста среди всех прочих. Лейтенанты молодые, и у них это чувство все еще обострено. Они не упустят возможности ткнуть пилота носом в грязь, а потом будут очень долго смаковать этот случай со своими приятелями в баре за кружечкой пивка…

Каин осмотрелся. Матросы отошли в сторонку, потешаясь и даже начиная делать ставки. Их товарищи по эскадрилье, кажется, отступать не собираются и из чувства товарищества вломятся в возможную драку, даже не разобравшись, из-за чего она собственно началась.

Этого допустить никак нельзя. Нельзя, чтобы из-за невзначай оброненного слова из строя вышла половина эскадрильи. Десантура их отмутузит, даже если драка будет один к одному. Это уже преступный саботаж, с таким обвинением никому мало не покажется. Следователи из военной прокуратуры всех затрахают…

— Никто… — признал Каин. — Вы просите удовлетворения, рядовой?

Рем окончательно сник. При его росте метр семьдесят и весе шестьдесят пять килограммов драться с громилой метр девяносто пять и со ста двадцатью килограммами мышц — гиблое дело. Один удар — и все, нокаут и сотрясение мозга в придачу.

— Не прошу…

Рем на секунду оживился, не в силах поверить, что его пронесло.