Начало июня, на улице светило яркое солнце, но жалюзи на огромных окнах и операционный светильник его победили. У нее начались схватки, и единственными ее словами тогда были: “Не отпускай мою руку”. Она кричала и задыхалась, глубоко дыша, а я дышал вместе с ней. Она сжимала мои пальцы, передавая всю свою боль, и мне казалось тогда, что это я с ней на этом столе рожаю. Вокруг мелькали люди в белых халатах. Крики, стоны… Кошмар. Страшный сон. Все как в тумане, я тогда не понимал ничего и ничего не видел. Был ли я в сознании? Только ее рука возвращала меня в эту палату. Каким бы сильным я себя ни считал до этого, то, что я видел, даже в самом ужасном сне я представить не мог. Резкий шум в ушах, в глазах помутнение, ее крики, ее боль… “Очнись, не бросай меня!” Я приходил в себя, а затем снова — головокружение, тошнота… Крики врачей. Моя рука ослабла. Щелчок. Пустота…

Резкий запах нашатыря привел меня в чувство. Я лежал на полу, а надо мной наклонился врач, внимательно глядя в мои глаза.

— Я в порядке. Где она? — встав на ноги, спросил я.

— Она уже в палате, но сейчас ее беспокоить не нужно. Она крепко спит, — ответил врач.

— Дайте мне подержать моего ребенка, — попросил его я, захлебнувшись внезапными слезами счастья…

С того дня прошло два месяца. Холодный август, нежданный сезон дождей. Мы сидели с ней в детской, в четыре руки раскачивали маленькую кроватку и пели колыбельную под тихий перезвон разноцветных колокольчиков…

Мы смотрели в окно и не видели, что за ним: дождь, ливень с градом, а может, гроза с молниями. Просто капли бегут по стеклу… Слишком тихо днем, слишком громко ночью… Дочь. Доченька. Цветочек. Маленькая Роза… Она спит и, наверное, видит белые облака, зеленые луга и бабочек, летящих ей навстречу. Главное, не разбудить ее… Она видит лазурное море и ярко-желтый песок на берегу. Она набирает его в ладошки и, прищурив голубые глаза, счастливо смеется. Прекрасные сны. Так тихо…

— Нужно поменять воду, — без эмоций, устало сказала она.

— Хорошо, я схожу…

— Нет, сиди. Я сама.

Поменяв воду в вазочке, в которую мы поместили весь свой мир, до последней капли души, мы поставили ее обратно в кроватку и смотрели на свою розу… Розочку. Я по-прежнему напевал, а она осторожно качала. Так тихо. Роза просто спит…»

Слезы капали на страницы, а она затягивалась все глубже. Ее рука дрожала, а сердце замирало с каждой строчкой. В квартире уже было светло, но она не хотела ложиться. Сон покинул ее, а дотлевающая в руке сигарета была последней в пачке.

«… — Мне нужно уйти, — огорченно сказала она.

— И куда ты пойдешь?

— Не важно куда. Мне просто нужно уйти…

— Возьми меня с собой. Ведь все равно далеко тебе не убежать. Мы вернемся обратно в эту квартиру, и все начнется заново. День за днем… Ночь за ночью. Может, ты знаешь место, которого нет на карте, где можно забыть все? Тогда назови его мне или возьми с собой…

— Тебя тогда не было рядом! Ты отпустил мою руку! Я тебя ненавижу! — в слезах закричала она.

Она била меня в грудь, а я все крепче прижимал ее к себе. У всех людей есть сердце, но я один знаю, что без него можно жить. Без него можно дышать и даже любить. Я любил ее, несмотря на то, что она меня ненавидела. Я любил ее, не глядя ей в глаза. И мне было плевать на ее нелюбовь.

— Возьми меня с собой, если хочешь уйти. Если хочешь сбежать без оглядки — беги!

Что-то громко застучало в моей груди, но это не сердце, оно давно остановилось, как сломанные часы. В один момент и навсегда. Что-то глухо и громко стучало…

— А как же наша маленькая Роза? — с искоркой надежды в глазах спросила она.

— Я пересажу ее в маленький горшочек с землей и буду поливать каждый день.

— Меня ты тоже пересади в тот горшочек… — это были ее последние слова в тот вечер.

Не забрав ничего из вещей, она ушла, положив свои ключи на холодильник. В красивом красном платье, которое мы выбирали вместе, и с красной помадой на губах. Тихо, не сказав даже “прощай”…

О чем я думал тогда? Мне казалось, она вернется. Я горячо надеялся на это. Ждал ее, качая кроватку и держа в руках куклу, которую она купила на пятом месяце беременности. Я вспоминал ее капризы, как ломал ее сигареты и выбрасывал пачку за пачкой в окно. Как целовал ее животик и как впервые услышал удары маленького сердечка… Я, кажется, тогда плакал, но глаза мои оставались сухими. Я ждал ее, чтобы назвать мамой. Матерью. Ведь я никогда ее так не называл. Я ждал ее, чтобы сказать, что, кроме нее, у меня нет никого, ради кого мне бы стоило жить, оставаться в этом забытом богом мире. Я умру в этой проклятой квартире и хочу, чтобы меня положили рядом с дочерью, с нашей маленькой девочкой. Я буду качать ее на руках и петь красивые песни. А засыпая меня землей, не нужно слез и воспоминаний, просто чтобы закопали поглубже в моей любимой синей рубашке…

Она не вернулась ни ночью, ни утром, ни спустя неделю. Я, как и обещал, поливал каждый день наш цветочек и разговаривал с ним. Она меня слушала внимательно и, казалось, даже отвечала, когда бутылка становилась пустой. Роза мне говорила, что ей очень тепло и хорошо в каком-то прекрасном саду. Что птицы поют, и спелые яблоки такие вкусные, и что она хотела бы принести их мне, чтобы я попробовал их и перестал пить, убивая себя. Она говорила, что плачет, когда я теряю рассудок и разбиваю все вдребезги. А еще она говорила, что держит за руку маму, которая закрывает ей глаза, чтобы она ничего этого не видела. Я, кажется, сошел с ума, а если нет, то нужно завязывать с алкоголем…

Бутылка за бутылкой, я не помнил, какое сегодня число, и цветочек наш я забыл полить. Что со мной? Где мой револьвер? Мне пора уходить… Меня там ждет дочь. Я достал оружие, меня качало из одной стороны в другую, я плохо стоял на ногах, но трезво вставлял патроны в барабан. Не успел приставить ствол к виску… Щелчок. Пустота…

Я умер? Где я и что это за место? Старый кирпичный потолок и дикая вонь, что привела меня в сознание. Я лежал на твердой доске, которая покачивалась, как качели. Я упал с нее, и меня стошнило на бетонный пол. Холод. Очень холодно… Ничего не соображая, я попытался встать. У меня это получилось с трудом. Я находился в темной камере, где вместо двери была решетка. Почему так темно? И как я здесь оказался?

Решетка заскрипела, и грубый мужской голос крикнул: “На выход!”

Выйдя из камеры, я ничего не понимал. Меня поставили лицом к стенке, и, твердо приказав: “Руки за спину”, надели наручники. Они впились в запястья с такой силой, что с каждой секундой я убеждался, что чувствую боль, а значит, еще живой. Но что происходит, где я?

Приведя меня к двери прямо по коридору, с меня сняли наручники, и я начал массировать запястья. Нереальное облегчение. Когда я зашел в эту дверь, яркий свет ослепил меня. Я прикрыл глаза рукой и увидел перед собой коренастого мужчину в военной форме, что сидел за столом и смотрел на меня. Уже не было никаких сомнений, где я нахожусь, но другой вопрос: как я сюда попал?

— Присаживайтесь, — вежливо предложил мне он.

— Благодарю, но, как мне кажется, я еще успею насидеться.

— Хорошее у вас чувство юмора, — улыбнулся он.

Да какой тут, к черту, юмор? Это какое-то недоразумение. Еще вчера я был у себя в квартире, а сегодня очнулся здесь. Это что, чья-то шутка?

— Что случилось? Как и почему я оказался здесь? — без лишних церемоний спросил его я.

Он улыбнулся еще шире, и в его улыбке я не увидел ничего хорошего. Открыв ящик стола, он достал мой револьвер в прозрачном пакете и, глядя то на него, то на меня, подержал его перед моим лицом, чтобы я успел рассмотреть оружие.

— Это ваш револьвер? — спросил он меня. Хотя мне показалось, что это был вовсе не вопрос, как-то утвердительно он прозвучал.

Что мне ему ответить? Врать бессмысленно: на револьвере полно моих отпечатков. Хранение оружия без лицензии — это статья, и весьма солидная. В любом случае влип я по полной.

— Да, мой.

Положив его обратно в стол, он начал что-то писать. В эти минуты я все равно не мог понять, что случилось, кто дал наводку? Неужели это дело рук ее отца? Конечно, больше ведь некому. Вот сволочь!

— Как я понял… — начал я, но он меня перебил:

— Вы обвиняетесь в убийстве вашей жены. Вы подтвердили, что орудие убийства принадлежит вам. Ваши отпечатки, найденные на револьвере, совпадают с отпечатками на теле жертвы. Советую вам найти хорошего адвоката! — процедил он сквозь зубы.

Его слова током прошли по всему телу. Я не помню, что было дальше и что он еще говорил, я подписывал какие-то бумаги, а после меня завели обратно в камеру. Надеюсь, я умер, потому что если я еще жив, то кому-то придется за это ответить. В моих жилах теперь текла не кровь, а ненависть, которая переполняла меня всего. Воспоминания о ней, горшочек с нашим цветочком, ее последние слова… Я весь дрожал, мои скулы сводило от злости, я разбивал кулаки о стену. Ничто не могло перекрыть эту волну боли, что затопила меня полностью. Я захлебывался в ней, не нуждаясь в воздухе… Только месть и ненависть. И один-единственный вопрос: кто?