Вячеслав Шалыгин

Формула Вечности

Часть I

Круги на воде

Стук подков по мостовой и мерное поскрипывание кареты убаюкивали, но мелкая неприятная тряска не позволяла задремать. Ни мягкое сиденье, ни новые английские рессоры с ней не справлялись. Каждый булыжник, каждая кочка ощущалась спиной, вернее, ее основанием. Князь Шуйский недовольно поморщился. Трястись по булыжникам до Царицына, а затем еще дальше по грунтовой дороге до наконец-то законченного «подмосковного Версаля» представлялось весьма утомительным делом. Но не взглянуть на шедевр архитектора Баженова, по словам очевидцев, не уступающего в красоте и роскоши творениям его западных коллег, Шуйский не мог. Чтобы авторитетно рассуждать на балах и светских приемах о новостях, следует узнавать о них лично. Когда речь идет о дворцово-парковом ансамбле, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Нет, если бы Шуйскому предложили оценить архитектурную новинку где-нибудь под Парижем, он вряд ли бросил бы все дела и отправился во Францию. Просто попросил бы Антуана, коллегу из парижского отделения Цеха, прислать подробное описание и эскизы. Но в случае с «царицынским Версалем» все было проще. К тому же небольшой вояж располагал к размышлениям и спокойному анализу важнейших событий последнего времени. В городской суете на это просто не оставалось времени.

На очередной кочке карету ощутимо тряхнуло, и Шуйский вновь поморщился. Если бы еще не трясло седоков в карете, будто кости в стаканчике игрока, думалось бы и вовсе замечательно.

— Эти дороги — наша вечная беда, — словно угадав, о чем думает Шуйский, пробормотал сидящий напротив человек. — Сдается мне, никогда не научимся прокладывать их, как в Европе.

— Вы правы, сударь, — Шуйский взглянул в окно. — Но учтите, в Европе дороги прокладывали еще во времена Рима. Именно прокладывали, а не протаптывали. В России нет такой школы. Однако природа у нас замечательная и жить проще. А что до качественности дорог… к чему нам лучше? В случае военной кампании они станут дополнительной естественной фортификацией на пути неприятеля.

— А на пути собственных войск?

— Граф Суворов способен провести наши войска и не по таким тропам, — Шуйский коротко рассмеялся. — Вспомните, какие дороги были под Туртукаем или Козлуджей. Однако ничего, прошли и разбили турок наголову.

— Талантливый генерал, — собеседник кивнул. — Не проиграл ни одной баталии.

— И не проиграет — помяните мое слово.

— Думаете, турки не успокоятся?

— В ближайший год дело ограничится мелкими стычками, я уверен. Однако на прочный и долгий мир рассчитывать не следует. Они обязательно попытаются вернуть Крым. Тут-то и пригодятся полководческие таланты графа Суворова и адмирала Ушакова. Однако, сударь, мы отвлеклись от нашей первоначальной темы. Mea culpa,[Моя вина (лат.).] задумался и перескочил на иные проблемы. Вы имеете еще донесения?

— Да, ваша светлость, — собеседник вынул из дорожной сумки несколько бумаг. — Я не позволил себе провести сортирование, не в моем праве решать, что оставить для изучения бригадирам архива, а что предложить вам, мастер, посему…

— Полноте вам, милостивый государь, — Шуйский поднял руки. — Я доверяю вашей опытности. Изложите кратко, о чем прочие бумаги, а мне подайте самые важные. Желательно одну-две, времени мало, мы вскоре прибываем.

— Среди прочих важнейшая новость из Санкт-Петербурга. Нам сообщают, что не позднее апреля императрица должна подписать грамоту на права и преимущества дворянства.

— Разве у него мало преимуществ? — Шуйский усмехнулся. — Впрочем, законодательное их закрепление будет нелишним. Хорошо, я изучу документ позже. Что сообщают из Европы? Имеются ли обычные для нее курьезы?

— Без чудачеств Европе было бы скучно, ваша светлость, — собеседник улыбнулся. — Француз Бланшар перелетел Ла-Манш на воздушном шаре.

— Завидую, — Шуйский вздохнул. — Его наверняка изрядно поболтало от ветра, но не растрясло, как нас в этой карете. Что еще?

— Сэр Джеймс Уатт представил в Лондоне новую высокооборотную паровую машину. Она значительно совершеннее модели 1769 года и способна приводить в движение не только валы промышленных станков, но и многопудовые повозки. Думаю, за такими машинами будущее.

— А вот это не только любопытно, но и полезно, — Шуйский задумчиво прищурился. — Наверняка паровой тягой можно будет оснастить и суда.

— Конечно, ваша светлость, такие работы уже давно ведутся в той же Англии и во Франции. Маркиз Д’Аббанс уже десять лет занят экспериментированием с паровыми машинами на судах. В прошедшем году он показывал в Лионе свое новейшее судно на паровой тяге. Оно развивает немыслимо быстрый ход. — Собеседник порылся в бумагах. — Еще любопытны новые открытия королевского астронома Гершеля… вот донесение. В дополнение к обнаруженной недавно планете Уран он нашел несколько спутников на ее орбите. Если так пойдет и дальше, очень скоро люди в корне пересмотрят свое представление о Вселенной.

— Африканские догоны имеют верное представление о ней несколько тысяч лет кряду, а толку? — Шуйский пожал плечами. — Никаких практических выводов из этих знаний люди не сделают еще весьма и весьма долго.

— Как знать наперед? — собеседник покачал головой. — Король Георг Третий высоко ценит образованность и проницательный ум Уильяма Гершеля и всячески потакает ему в исследованиях. Год тому назад астроном предположил, что Солнечная система движется в пространстве. Что он откроет завтра? Множественность галактик? Темные миры?

— Главное, чтобы не открыл Вечность, — Шуйский интонацией дал понять, что беседа подходит к завершению. — Довольно о прочих известиях, любезный, мы подъезжаем. Доложите о новостях Цеха. О главной новости, как вы сами считаете.

— Помилуйте, ваша светлость, — собеседник улыбнулся. — Я только бригадир и согласно табели о рангах не имею доступа к главным новостям Цеха. Равно, как статский советник не имеет возможности вникать в дела действительного тайного советника, а уж тем более — канцлера. Это ваша вотчина, мастер. Могу доложить лишь о том, что стало главным для меня и моей канцелярии.

— Это я и хочу услышать. — Тонкий намек собеседника на возможное вскоре назначение на должность главы цехового Совета, в гражданской табели о рангах — канцлера, Шуйский пропустил мимо ушей. Пока не время об этом говорить. Даже с ближайшими помощниками. — И, пожалуйста, сударь, изъясняйтесь нормальным языком. Я порядком устал от придворной словесности. Есть ли на нашей территории Хамелеоны?

— Есть, мастер. Но это не самое худшее.

— Кто-то погиб?

— Нет.

— Что же тогда?

— Даже не знаю, как об этом доложить, мастер… — Собеседник протянул Шуйскому бумагу: — лучше прочтите. Это не займет много времени. Донесение весьма краткое.

Шуйский взял документ и пробежал взглядом по короткому тексту. Дойдя до последней точки, мастер издал невнятный звук — то ли хмыкнул с недоверием, то ли выразил свое удивление — и перечитал донесение повторно, теперь вполголоса:

— «Санкт-Петербург, 1785 года от Р.Х. 12 марта. Срочное донесение в тайную канцелярию Цеха, лично бригадиру Цеха статскому советнику Мартынову. Имею сообщить о противной Вечному естеству амурной связи неизвестного представителя (либо представительницы) Цеха и Хамелеона (либо самки оного вида), имевшей место быть летом 1784 года от Р. Х. Достоверно не выяснено, какого пола в этой паре был Хамелеон, однако смею предположить, что это была самка. Резоны просты: будь мать Вечной, скрыть graviditas[Беременность (лат.).] ей было бы трудно, а удержать в тайне рождение младенца почти невозможно. Ребенок же, в конце февраля сего года родившийся от противной естеству и закону связи, был вовремя спрятан от охотников Цеха. Сие означает, что появление младенца на свет божий проходило вдалеке от обозреваемых Цехом территорий. Развивая сию версию, смею предположить, что отец, то бишь помрачившийся рассудком Вечный, сумел скрыть свое болезненное пристрастие к самке Хамелеона, ибо имеет свободу перемещений и занятий, а посему не находится постоянно в поле зрения тайной канцелярии Цеха. Таковых вольных художников и странников в Цехе наперечет, но усилий наших сей факт не облегчит. Подозревать в столь тяжком грехе кого-либо из Вечных мужеского пола нет решительно никаких причин. Из последнего постулата вынужден сделать неутешительный вывод: нельзя исключать и вторую, менее вероятную, версию (мать Вечная, отец Хамелеон), которая совершенно запутывает следы, как душевнобольных родителей, так и достойного кунсткамеры отпрыска. Следствие продолжается. Товарищ бригадира Цеха надворный советник Лукьянов».

Дочитав, Шуйский несколько минут помолчал, затем пробормотал что-то насчет «не лучшего и чересчур вольного штиля» донесения и вопросительно взглянул на собеседника. Тот снова угадал, о чем желает спросить мастер, и кивнул.

— Я проверил, все правда. Мы с Лукьяновым допросили хозяйку тайного дома свиданий, повитуху и нескольких посадских. Амурная парочка встречалась какое-то время в маленьком домике на окраине столицы. Имен своих не называли, ни с кем особо не общались, одеты были скромно, но платили хорошо. К тому же за версту было видно, что не простые они люди. От бремени дамочка разрешилась там же. Ребенка тут же увез отец. После этого никто их не видел.

— Где доказательства, что это были не люди, а Хамелеон и Вечный?

— Запах, мастер. У хозяйки дома осталась часть гардероба любовников и перины. А еще, и это главное, у нас имеются телесные образцы.

— Младенца?

— Неизвестно, — собеседник вынул из кармана маленький стеклянный флакончик с хорошо притертой крышкой. — Возьмите, мастер.

— Что в нем? — Шуйский поднял пузырек и взглянул на просвет. — Я ничего не вижу.

— На дне несколько крупиц засохшей крови, — пояснил собеседник. — Откройте склянку, мастер, и поднесите к носу. Только осторожно. Запах весьма силен.

Шуйский откупорил флакончик, потянул носом и тут же закрыл. Судя по выражению лица, теперь мастер был целиком и полностью согласен с версией подчиненных.

— Это правда, — мрачно глядя на флакончик, констатировал Шуйский. — Кровь пахнет и Хамелеоном, и Вечным. Не представляю, как этим душевнобольным любовникам удалось преодолеть врожденный гнев, но это случилось. Кто в Цехе об этом знает?

— Четверо. Ваша светлость, ваш покорный слуга, мой товарищ Лукьянов и… фигурант рапорта.

— Никому, — Шуйский спрятал в карман камзола склянку и поднял кверху указательный палец. — Слышите, бригадир? Никому! Даже под страхом смерти!

— Смерть я как-нибудь переживу, — собеседник усмехнулся. — Слушаюсь, мастер.

— Такой же приказ отдайте вашему товарищу. — Мастер аккуратно сложил бумагу и спрятал в другой карман. — Этот документ — настоящая пороховая бочка с подожженным фитилем! По-хорошему его следует вообще уничтожить и забыть о содержании, но закрывать глаза на проблему — это не выход. Слишком опасно. Покуда мы не найдем этого… выродка и не уничтожим его, тайная канцелярия Цеха не должна смыкать глаз. Знать, кто он на самом деле, будем лишь мы, для всех остальных это будет очередной Хамелеон. Вам ясно?

— Да, мастер. Один вопрос: что отвечать охотникам по поводу гнева? В случае с выродком наше чутье может подвести. Вы ведь заметили, он пахнет одновременно и Хамелеоном, и Вечным.

— Отвечайте, что в этом и заключается его особая опасность. Он умеет не только становиться невидимкой, но и надевать маску Вечного, хотя пока лишь младенец. Что поделать, и среди Хамелеонов встречаются выдающиеся особи. И потому его следует отыскать и уничтожить до наступления Оптимума.

— Его родитель может оказать сопротивление.

— С обычными Хамелеонами вы всегда справлялись успешно, разве не так?

— Так, мастер, но… учитывая, что у этого Хамелеона в Цехе имеется шпион… я опасаюсь упреждающего удара. Хамелеон может начать охоту на тех, кто попытается найти его сына.

— Если мы имеем дело с самкой Хамелеона, нападение маловероятно. Женские особи этого вида редко становятся охотниками. Но на случай, если Хамелеон — это отец выродка, я приму меры. И моя, и ваша охрана будет усилена. Еще вопросы?

— Все понятно, мастер.

— А коли понятно, ступайте. — Шуйский постучал в переднюю стенку кареты.

Экипаж остановился, один из двух офицеров, сидевших на козлах, спрыгнул и открыл дверцу кареты. Когда собеседник Шуйского вышел, офицер, подчиняясь жесту мастера, снял шляпу, втиснулся внутрь экипажа и занял освободившееся место.

— Не набей шишку, — мастер усмехнулся, глядя, как двухметровый гренадер сутулится, чтобы не упереться макушкой в потолок, и пристраивает поудобнее шпагу.

— Дозвольте мне снаружи остаться, ваш свет, — взмолился офицер. — Дюже тесно тут у вас.

— Не дозволю, — Шуйский сделался серьезным и сменил тон, сбрасывая маску князя. — Надо обсудить дела Цеха. Снова красный штандарт над нашим бастионом, Джонатан.

— А-а, понятно, — с лица офицера также сползла маска туповатого вояки, а в глаза вернулась характерная для взгляда Вечных глубина. — Тайная канцелярия донесла?

— Она самая, Джонатан. Будешь при мне до поры до времени. Пока мартыновские охотники тварь не поймают. Так что придется потерпеть и низкие потолки, и светские разговоры. Знаю, их ты еще более не любишь.

— Понятно, мастер, — Джонатан кивнул. — Не впервой, потерпим. Хамелеон-то один?

— Один. Но особо хитрый. Охота может затянуться. Надолго затянуться.

— Мне с вами любые неудобства не в тягость, мастер, вы же знаете. Буду вашей тенью, сколько потребуется. Любого Хамелеона голыми руками за вас удавлю!

— Знаю, Джонатан, спасибо тебе. Но надеюсь, его удавят охотники. Нам и без того найдется дел. Время сейчас непростое, нервное, бурное. Не то что лет двести назад. Столько новых знаний вокруг, событий, изобретений, открытий… просто новая эра начинается, никак не меньше. За всем уследить очень сложно, а надо.

— Надо? Зачем вам обо всем знать? На пост главы цехового Совета метите? — Джонатан спрятал усмешку. — Слыхал. Но думал, брешут.

— И ты туда же? — Шуйский тоже усмехнулся. — Не знал бы тебя пятьсот лет кряду, дал бы затрещину. Язык-то придержи, говорить об этом пока не время, а уши и у стен бывают.

— А что я сказал? — Гренадер поерзал, пытаясь устроиться поудобнее. — 1785 год от Рождества Христова, а ездим, как при Генрихе Третьем. Кареты попросторнее никто не изобрел, вы не знаете?

— Изобретут, Джонатан, и очень скоро, поверь мне на слово. На паровой тяге кареты будут ездить, лошадей не надо. И по воздуху летать будем. Из Санкт-Петербурга в Париж за сутки. А то и быстрее. Все будет, наберись терпения.

— У бессмертного терпения хоть отбавляй, — Джонатан вздохнул. — Иначе и быть не может. Иначе ты не бессмертный, а живой труп…


…Бригадир Мартынов и товарищ бригадира Лукьянов вели поиски посягнувших на чистоту вида преступников более десяти лет. Ни родителей, ни отпрыска бессмертные так и не нашли, а потому были вынуждены закрыть дело и сдать все накопившиеся материалы в цеховой архив.

Мастер Шуйский лично проследил за тем, чтобы на папку была наложена большая цеховая печать, взломать которую имели право лишь глава Совета и Смотритель. Причем о содержимом папки, кроме мастера и двух следователей, никто из прочих Вечных так и не узнал.

И лишь два века спустя мастер Шуйский вновь открыл эту архивную папку. Открыл, чтобы уже не закрывать до полного разрешения всех накопившихся проблем.

* * *

Вражеское кольцо сжималось, и Хамелеон нервничал все сильнее. Он постоянно озирался, пытаясь по косвенным признакам определить, откуда будет нанесен удар, но бессмертные маскировались не хуже самого Хамелеона. Нет, становиться по желанию невидимками они не научились, зато умело использовали в качестве укрытий любые рукотворные объекты и неровности местности. Единственное, что Хамелеон знал о диспозиции противника, — все машины бригады цеховых охотников остались на обочине Третьего транспортного, под запылившимся билбордом «Сочи-2014».

Неясное представление об оперативной обстановке крайне раздражало Хамелеона, и он срывал свою злость на Жене, подгоняя ее грубыми толчками в спину. Девушка шла, будто робот, механически переставляя ноги и глядя только вперед. После всего, что ей довелось пережить, было удивительно, что она вообще держится на ногах. Другая на ее месте давно рухнула бы без сил. Но на месте Жени не было никого другого. И поблизости не было никого. Только она сама. Хрупкая, но сильная и стойкая. Это внушало уважение, однако не обманывало. Дело было не в железном характере. Просто Женя надеялась выкрутиться из ситуации с помощью бессмертных. Она не хуже Хамелеона знала, что они близко и что обязательно попытаются ее выручить. Обязательно и хотелось бы как можно скорее.

Хамелеон в сотый раз оглянулся. Появление на горизонте Вечных было делом ближайшего времени. Буквально минут или даже секунд. Иллюзий на этот счет Хамелеон не питал и был готов встретить противника со всей возможной «теплотой».

Расчет времени оказался точным. Хамелеон и его спутница успели сделать всего пару шагов по железнодорожной насыпи вдоль длинной стены депо, и нервное ожидание наконец закончилось. Вечные сделали первый ход.

Несмотря на внутреннюю готовность к неожиданностям, возникший на пути бессмертный все-таки стал для Хамелеона неприятным сюрпризом. Он предпочел бы встретиться с кем-нибудь из настоящих охотников, а не с этой хитрой ищейкой. Нет, с одной стороны, такой оппонент в качестве разминки был предпочтительнее, но с другой — конкретно этот Вечный был Хамелеону неудобен. Бывает такое. Вроде бы противник слабее, но то ли дерется в нестандартной стойке, то ли давит как-то морально. Трудно объяснить, в чем тут дело, но такое случается довольно часто. Сыщик Виктор Туманов был для Хамелеона именно таким неудобным противником. Вот почему, когда сыщик пролез под стоящим в тупике вагоном и появился перед беглецами, словно чертик из шкатулки, Хамелеон недовольно скрипнул зубами.

Впрочем, зубовный скрежет ситуацию исправить не мог, поэтому Хамелеону пришлось реагировать и другими способами. Он резко остановился, ухватил Женю за шею и спрятался за нею как за щитом. Внушительных размеров пистолет с лазерным прицелом Хамелеон направил на сыщика, но, как только он это сделал, произошло нечто невероятное. Силуэт Вечного подернула пелена, и Туманов растворился в сером облаке. Невероятным было то, что применять такого рода маскировку умели исключительно Хамелеоны. Получалось, что сыщик не бессмертный, а тоже Хамелеон? Но самих Хамелеонов этот фокус обычно не обманывал, друг друга они видели без проблем. Выходит, Туманов и не тайный сородич, а кто-то еще? Но кто?

Это открытие обескуражило Хамелеона, и он занервничал еще сильнее. Напряжения в обстановку добавило и то, что Хамелеон никак не мог определить, где в этой мутной завесе прячется сыщик. Каким-то непостижимым образом особый видовой талант не просто дал сбой, а сыграл с Хамелеоном злую шутку — обернулся против него. Вместо того чтобы спрятаться от бессмертного за таким же облачным серым пятном, он «ослеп» сам. Он вроде бы помнил место, где Туманов появился в поле зрения, но теперь не был уверен, что помнит его верно. Так частенько не получается вспомнить, сколько ни старайся, где на дороге под слоем мутной воды после ливня прячется хорошо знакомая выбоина.